– Вчера ведь специально проверил, – бормотал папа, видимо, выбирая, с чего начать поиск поломки, – сразу схватила, с пол-оборота. Еще порадовался. А теперь…

Взял отвертку, полез к стартеру.

Накануне Илья вернулся поздно – до ночи сидели с Валей на веранде, где она спала летом, целовались, обнимались, а вернее, трогали, изучали друг друга, прислушиваясь, не проснулись ли в доме, не идут ли сюда. Эта настороженность мешала сделать главное, чего давно хотел Илья и, по всему судя, ждала Валя.

Но там, на веранде, он казался себе взрослым, опытным, умудренным, а теперь, как маленький, наблюдал за папой, не в силах помочь…

Разговора, которого с тревогой ждал Илья, не было ни вчера, ни утром. Собравшись на завтрак, папа просто сказал: «Говорят, жимолость пошла, земляника. Поедем на разведку». После завтрака мама стала собирать еду, вещи в дорогу, а Илья с папой пошли заводить Филку. И вот…

С каждой минутой этого ремонта на ощупь, с каждой неудачной попыткой завести мотор росло желание сказать: «Давай академ возьму». Одна эта фраза и вертелась на языке, готовая вот-вот сорваться, вылететь в мир. Илья морщился, чтобы не произнести, сжимал скулы – понимал: после нее произойдет что-то страшное.

Два года назад, сдав ЕГЭ в целом удачно, Илья разослал документы в три универа, везде на геологический факультет. Дальше оставалось ждать, а вернее, следить за списками абитуриентов по интернету, который у них в поселке хоть и был, но работал так медленно и ненадежно, что выматывал всю душу.

В начале списков были те, кто набрал больше баллов в школе, за ними – кто меньше. Илья был поначалу везде в числе первых, но постепенно перед ним возникали новые и новые фамилии. Как в биатлонном спринте – лидер под номером 5 чаще всего, по мере финиширования сильнейших под номерами, скажем, 20, 30, 35, отодвигается дальше и дальше от цветочной церемонии…

Родители переживали, но никак не могли разобраться в системе нынешнего поступления в вузы. «И что, вот так заочно принимают? И никаких собеседований? Мы думали, в ЕГЭ самое странное – эти тесты, а оказывается… А если во все три места сразу поступишь, что, в двух пустые места останутся?»

В итоге ни в одном Илья не попал в бюджетную квоту, хотя по баллам вроде бы проходил. Но важны были не только баллы, а довузовская подготовка, индивидуальные достижения абитуриента… Ему предложили учиться на платной основе.

Поначалу Погудины не очень расстроились – давно знали про образовательный кредит, изучили условия его получения. Довольно просто все выходило, и выплата долга щадящая – небольшими суммами после окончания вуза в течение пятнадцати лет. Но именно в том году программу «приостановили», как значилось в объяснении, «из-за корректировки». Когда выдачу возобновят, не сообщалось…

В одном университете отнеслись тепло, с сочувствием, пообещали, что, если Илья окончит семестр без четверок и сдаст все зачеты с первого раза, его переведут на бюджетное.

«Ну что, – помнится, сказал тогда папа, прочитав в компьютере письмо из приемной комиссии, – пятьдесят пять тысяч за полгода, думаю, осилим. Как, Марин? – обратился к маме, и она закивала. – И хорошо. Отправляйся. Мы в тебя верим».

Зимнюю сессию на первом курсе Илья окончил с одной четверкой и двумя пересдачами. Родители успокаивали – «ничего, ничего». Летнюю – тоже с одной четверкой, по химии, которую поставили явно незаслуженно. И Илья понял, что не быть ему отличником, не переведут его на бюджет. А кредит всё не возобновляли.

Если бы сумма оставалась все пять лет одной и той же, было бы, наверно, терпимо. Но перед вторым курсом цены подняли на пять тысяч за семестр, а теперь, после второго, сразу на десять. И где их взять, семьдесят тысяч, которые нужно привезти к первому сентября, чтобы до конца января иметь право учиться?.. Допустим, за эти полгода они заработают, есть возможность, а на следующие, которые он должен будет привезти в феврале? Зимой тут главное будет для родителей, Насти и бабушки – выжить. Отец в ноябре нанимается лес валить. Илья тоже устраивался на две недели во время зимних каникул. Адов труд…

Да и заработают ли сейчас?.. Еще десять минут назад была в этом уверенность, но вот Филка не подает признаков жизни, и – что? Может, вообще серьезное, мотор заклинило, не дай бог.

– Подчистил контакты, – выбрался папа из глубины сплетений механизмов и шлангов, положил надфиль на бортик, вытер руки тряпкой. – Попробуй, а я гляну…

Илья снова сел за руль. Выждал несколько секунд, глядя на фиолетовое, с красноватыми, как язвочки, точками пробивающейся сквозь краску ржавчины полотно капота. Просил мысленно: «Заведись… заведись». И повернул ключ зажигания вправо.

Тух-тух-тух – зафыркало.

Это уже не мертвые пощелкивания. Оживает!

– Погоди, – голос папы, – подтяну сильнее. – И через минуту: – Давай.

На этот раз Филка завелась, и звук мотора был мягкий, размеренный, надежный.

– Ну вот, – счастливое лицо папы, заглядывающее в кабину, – даже снимать стартер не пришлось… Выгоняй.

Он, конечно, замечает, что Илья не горит желанием водить машину, но при любой возможности сажает его за руль. На будущее, наверно…

Захлопнулся капот, открылись ворота гаража, и Илья задним ходом выехал на улицу.

Да, Филка была в порядке, и сразу забылась безнадега, только что вяжущая душу. Вернулась бодрость и желание работать. Зарабатывать. И не хотелось думать, преступно было сейчас думать о том, что давным-давно выработавшая все свои ресурсы машина в любой момент может сломаться окончательно. Здесь, в гараже, может сломаться, на трассе в город, на таежном проселке…

Эти мелкие поломки как предупреждение. Так зуб дает знать, что необходимо побывать у стоматолога, – легкий дискомфорт, реагирование на горячее или сладкое, потом слабая боль, потом острая. Можно полоскать рот содой, чеснок к руке привязывать, класть на зуб ломтик сала. И добьешься того, что десна в конце концов вздуется и все равно побежишь в поликлинику, где зуб уже бесполезно будет лечить. Только рвать.

Так и с Филкой. Она подает сигналы: найдите мне замену, я устала, я вот-вот развалюсь. Но если Илья возьмет и предложит: «Давайте на заработанное купим старый внедорожник. Какая-нибудь “Тойота” старенькая, она все равно крепче, чем наша. Сейчас за копейки можно», – то увидит в глазах родителей изумление и обиду. «Мы на твою учебу деньги зарабатываем! Филка нам помогает».

Ну да, ну да, так оно вроде и есть. Но она скоро крякнет, и родители это знают, только вот неоткуда взять пятьдесят-семьдесят тысяч, чтобы купить машину надежней. Их вон, по телевизору показывают, тысячами, не разбирая, сплющивают и отправляют на переплавку или еще куда… Одну бы из них им отдали.

Илья усмехнулся этой своей детской мыслишке, вылез из машины, пошел в дом за вещами.

Сегодня отправлялись на разведку, но, если повезет, это будет «разведка боем». Собрали ведра, коробки, бидоны, кружки, пакет с едой, воды побольше, и не только для себя, но и для Филки. Она, как старуха, часто задыхалась на каменистых тягунах, подскакивала температура, и ее приходилось поить, вливая в радиатор литр-два воды.

Поехали папа, мама и Илья. Сестра Настя осталась следить за домом.

– К вечеру котлеты пожарь, там фарш остался. Не забывай у кур поилку проверять, – давала последние указания мама, устраиваясь на переднее пассажирское сиденье; Илья поместился, как и раньше, когда был маленьким, сзади.

– Да, не забуду, – вяло отвечала сестра.

Она стала какой-то блеклой за те месяцы, пока Илья ее не видел. Никогда не отличалась живостью, резвостью, не хохотала, любила играть одна, часто сидела в гараже в Филке, включив фонарик (зажигать подсветку в салоне ей не разрешали, чтобы не разряжался аккумулятор). Она походила на Валю и этим была еще дороже Илье, и в то же время… Когда ты такая в десять-двенадцать лет, это может даже умилять, но, если останешься тихой и простой навсегда – за тебя страшно. Как проживешь, как устроишься в этом мире?.. И с учебой в школе неважно, учителя говорят, что плохо запоминает, долго вникает, соображает, инициативы ноль – руку ни за что не поднимет.