— Я готов! — бодро откликнулся Антон, — я бегаю утром по нескольку километров, а потом…
— Пьёшь цветочный нектар в цветочном павильоне у одной маленькой местной феи, — продолжил Рудольф. — И что? Вкусно?
— Вообще-то, у неё сладости шикарные, — повторно смутившись, признался Антон. — Не знаю, где она их добывает? Я с Нэей случайно подружился, — засмущался вдруг он, — Моя Голубка когда-то шила у неё какой-то летний сарафанчик, кажется. Нэя сама же её однажды зазвала, там скидки были хорошие на прошлые какие-то коллекции, кажется…
— Ну да. Теперь ты со скидками лопаешь у неё пирожные?
— Вкусно же. У нас таких нет. Да она бесплатно меня угощает, — он не понял насмешки.
— А меня вот ни разу не угостила почему-то. Почему? Как думаешь? Потому что я не бездельничаю и возле «Мечты» не околачиваюсь. Или ты там новую жену высматриваешь?
— Нет, — честно признался Антон. — Зачем мне? Уж я точно повторно в этот Храм Света не пойду.
— Отчего же? Можешь и пойти. Тут никому личное счастье не возбраняется. Не до ста же лет тебе скорбеть.
— Я тут до ста лет оставаться не собираюсь. А вы сами чего туда не идёте? И Арсений Тимурович, похоже, не собирается.
— А я дорогу туда не знаю, — ответил Рудольф.
— Так я вас провожу туда, — Антон не очень понимал, к чему был такой шутовской уклон беседы, но отчётливо улавливал раздражение Венда. И смутно понимал, чем оно вызвано. Смутно, потому что осознанно не хотел раздумывать о личных и чужих драмах.
— Мы с Арсением пока что молоды, чтобы о таких делах думать. Вот если доктор Франк, когда соберётся, ему уж точно до ста лет пару дней и осталось, — Венд всё не желал съезжать с такой вот интимной темы.
— Да вы серьёзно? Доктор Франк по виду нектарин наливной и румяный, — о реальном возрасте главного доктора подземного города Антон осведомлён не был.
— Так сто лет — самый расцвет. Вот если бы ему сто пятьдесят было, тогда ты бы и заметил признаки упадка. А так жених на выданье. Вот только невесту никак себе не подберёт. Сам же видел, как он на пляже оценивает всех купающихся там девушек. Но, видимо, слишком уж глаза разбегаются от столь большого их выбора.
— Шеф, вы простите, конечно, но я в этом смысле не наблюдательный.
На какое-то время зависло молчание. Антон, досадуя на явно пустяковые разговоры, смирно ждал разъяснений того, ради чего позвал? Не обсуждать же планы доктора Франка на будущее, в самом деле…
Рудольф же надолго погрузился в рассматривание чего-то на своём столе, чего не мог рассмотреть со своего места Антон. Сидел он довольно долго, понимая уже, что Венд для чего-то вздумал его изводить своими непонятками. Но такая игра довольно часто практиковалась Рудольфом и с другими ребятами. Видимо, он так развлекался от скуки.
Антон встал и пошёл осматривать коллекцию камней. Ничего в них не понимая, он не мог ни восхищаться их разноцветной игрой и причудливым порой видом. В углу холла висела за шкафами очень красивая маска. Антон даже отшатнулся, едва её обнаружил, так она была хороша и выразительна, а глаза и вовсе поражали одушевлённым, глубоко-печальным, если не трагическим, выражением, мерцая из-под пушистых загнутых ресниц. Он бы даже не удивился, если бы маска по-настоящему заплакала. Совершенно точно, что это было изображение земной, светлоглазой, несколько узколицей девушки с фигурными и маленькими губами, а не местной, круглолицей и с пухлыми губами. — Кто она? — спросил Антон.
— Никто. Кукла, не видишь, что ли, — отозвался Венд.
— Следовало бы изготовить ей напарника, мальчика, — пошутил Антон, — может, она не была бы столь печальна.
— Она заслужила своё одиночество, — Рудольф по-прежнему делал вид невозможной занятости и точно пытался вывести Антона из себя.
— За какие же проступки её уволили из кукольного театра и сослали в угол за шкаф, повесив на гвоздик?
— За бездарность, должно быть. А что касается мальчиков, я, знаешь ли, парень с традиционной ориентацией. А иначе, как бы я, вообще-то, и попал в такую структуру как ГРОЗ?
— У вас шуточки какие-то… скажем вежливо, непонятные, шеф…
— Заткнись! И сядь! Ты тут не в музее на экскурсии, чтобы экспонаты обсуждать. Ты у своего ГОРа. Чёрт там висит или фея, тебе-то какое дело? Я не в гости тебя сюда позвал, а по делу, — он поднял голову и принял вид суровой занятости.
— Так я жду ваших пояснений…
— Ну, так и жди. Или торопишься к утренней раздаче пирожных возле «Мечты»? Боишься, что напитки остынут, а фея обидится?
— Чего вы заладили про эти пирожные и всё такое… Или я не имею права просто пообщаться со знакомой девушкой?
— А общаешься-то на какие темы? — спросил Венд, сузив глаза и слегка ощерившись, как тростниковый кот, которого потревожили. Антон опешил, но ответил вежливо, — Она рассказывает мне о том… — и он застрял, как двоечник перед вопрошающим учителем, не знающий ответа на поставленный вопрос. Потому что и сам не знал, а о чём, собственно, он и разговаривает с Нэей? Обо всём и точно не о том, что могло бы заинтересовать Венда. — Вообще-то, я обычно ем, поскольку у неё всегда вкусно, а она чего-то и рассказывает о здешних происшествиях и о своих проблемах иногда.
— И какого рода у неё проблемы?
— Да обычные, бытовые или с местными бюрократами какие-то трения и непонятки. Тут бюрократическая система такая вязкая, шеф, такая давящая на людей. Да и работа у неё нелёгкая, нервно-затратная. Она вежливая, деликатная, добрая, а люди тут заносчивые и очень резкие в общении. Со стороны кажется, что девушки из этой «Мечты» порхают как птички, а на самом деле они там работают как архаичные лошади, на износ — реально потогонная система. Ни выходных, ни отпусков в нашем понимании нет, да и нормированного рабочего дня нет и в помине. Скажи им, что работать надо не больше четырёх — пяти часов в сутки, как у нас принято, а остальное время необходимо для саморазвития, умственного, творческого и прочего, а также для поддержания здоровья и полноценного отдыха на природе, вот бы они все грохнулись на пол от изумления. Точно! А Нэя, она всем только улыбается, даже когда ей грубят, вечно что-то выговаривают. Даже встречая её на прогулке в лесу, всё время что-то требуют, то срочного изготовления заказа, то какой-то переделки, то возврата денег за то, что сами же порвали и испортили. Я тут одну бабу послал… бабочек ловить. Обещал сачок… на голову ей нахлобучить, если ещё раз рот откроет прежде, чем научится связно выражать мысли.
— Ты с нею гуляешь вместе?
— Нет! — поспешил Антон. — Случайно шли в одном направлении. Я люблю общаться с необычными и хорошими людьми, а она необычная и хорошая. А я мало с кем тут знаком из тех, с кем было бы интересно и легко общаться…
Рудольф хмыкнул и озвучил, наконец, причину столь экстренного вызова, — Домашние разговоры вести с тобой мне всегда приятно, но дело вот в чём. Вызывают меня сегодня в сектор экстренных посетителей. Вхожу туда. Вижу, сидит гном не гном, гомункул какой-то с милым детским личиком. И запищало это чудо-юдо вселенское: «Я друг Антона — Финиста. Я Хор-Арх. Скажи ему, пусть ждёт меня на Северном вокзале у табло расписания поездов. Я буду там».
— И всё?
— Да. «Опиши ему, каков я, и он поймёт, что и нужно понять». Не успел я прийти в себя, его уж и нет. Глаза что ли отвёл? Или отключил внимание? Но исчез! Я и очухаться не успел, а его нет. Куда делся? Что это было? В записях всё чисто! Или же они украли наши технологии невидимости? Сумели создать линзы с отрицательным коэффициентом преломления на основе метаматериалов? Эти проныры из Архипелага… У них там как в кошмарном «фэнтези» чудовищная архаика переплетена с невероятными достижениями.
Антон пожал плечами, он не знал, что это означало.
— Поеду прямо сейчас. Потому что это был именно Хор-Арх. Я же вам обо всем представил подробный отчёт, — о том времени, когда мы с Олегом были в их «доме очищения», как называют они тюрьмы. Время он назвал?
— Я понял, что прямо сейчас. Сказал, что будет ждать и всё. Я на всякий случай пошлю за тобой следом людей. Чтобы охраняли. Мало ли что.