— А кто?
— Какая теперь разница. Поэтому я и полюбил тебя, что вначале пожалел, а потом привык за тобой следить, оберегать и уж после… Да что теперь, когда в наше небо вторглись чужаки, и один из них забрал себе то, что не ему предназначено.
— Думаешь, что тебе я и предназначена? Неужели ты думаешь, что я смогла бы…
— Смогла бы, — он встал, закрыв собою узкую нишу окна. Освещённый сзади сиянием спутника, очерченный синим мерцающим контуром, он казался зловещим призраком, а может, и был им. — Ради тебя я смог бы стать другим человеком. Я отдаю себе в этом отчёт. Но теперь-то, конечно, уже нет. Не хотел я тебе говорить, не в моих это интересах, но скажу только ради того, чтобы устранить из тебя горький привкус, присутствующий всегда на дне твоей любви к другому. Не ради него! Ради тебя, чтобы душа твоя не пропиталась этой горечью уже непоправимо, и не помутнел бы никогда прозрачный дом твоей души. Чтобы ты не теряла самоуважения к себе. А душа она всегда глубже нашего дневного ума. И моё невыгодное для меня благородство — доказательство моей бескорыстной любви к тебе. Я хочу обладать женщиной сладкой и чистой от примесей горечи, чему и способствуют горькие мысли. Ты нужна мне светлой, какой была в то утро… Помнишь? Когда я вернул тебе утерянный браслет… — и он ловко и незаметно снял с запястья Нэи подарок Рудольфа, молниеносно спрятав его в карман штанов. Не из-за жадности, а как знак того, что рано или поздно она окажется в его власти.
Нэю тянуло в сон, его монотонная и слишком затянувшаяся речь убаюкивала.
— Подземный оборотень не убивал твоего брата. Если бы такое случилось, ты бы никогда не смогла его любить. А ты любишь, потому что душа глубже дневного ума, как я и говорил тебе. В ту ночь, уже под утро, я получил его экстренный вызов к месту у того самого дома, где ты и жила в те прежние времена. У меня была и есть тайная связь с ним. Я прибыл туда, но его не было нигде. Я вошёл внутрь двора, где был ваш забавный бассейн с источником питьевой воды. И там я увидел, как твой брат пил воду, ловя губами холодную струю. Он тоже увидел меня, а смотрел так, как будто не видел. Он сильно был взволнован. Вокруг него валялись какие-то свертки, бутыли и фрукты — всё вперемежку. В отдалении я увидел оружие. Он испуганно схватил его и стал пихать в место, где обычно на поясе крепится кобура для оружия, но там ничего не оказалось. Кобура валялась чуть в стороне с оборванным креплением.
«Ты чего тут»? — спросил он, узнав меня, а он знал меня давно, как и тот красавчик — его дружок Реги-Мон. Я не знал, что ответить. Но в тот миг опять завибрировала связь на моём запястье — срочный сигнал от Рудольфа. Я активировал наушник, а он невнятным заторможенным голосом сказал, что не понимает куда заехал, после чего связь прервалась. Я оставил твоего брата, поскольку был он цел и невредим по виду, а тогда я и понятия не имел, что произошло совсем недавно между ними, и ринулся искать Рудольфа, поняв, что это с ним случилось что-то плохое. Я нашёл его спустя немалое время возле того самого парка, ты знаешь где, когда он, придя в себя сообщил мне, где находится. Как он смог туда доехать, я не знаю. А потом уж узнал, что твой брат убит. Но я-то видел его живым уже после ранения Рудольфа и после того, как он в горячке уехал прочь и далеко от вашей улицы, а уж потом потерял сознание. Понимаешь? Гораздо позже мать моей бывшей жены Эли рассказала мне, что видела из своего окна, как на лужайке под деревьями, куда и выходит окно её спальни, навзрыд плакал странный человек, сидящий на скамье. Его голова была опущена вниз, и поскольку она от любопытства открыла окно, то и услышала, как он вскрикивал, охваченный отчаяньем. Худой, старый и в чёрном одеянии, он ничуть не походил на Рудольфа. И Гелия прекрасно узнала его, поскольку тоже видела из вашего уже окна, она ведь в ту ночь находилась в вашем жилье, ожидая Нэиля. Она сразу узнала своего отчима. Но она не знала того, что я видел живым её нового любовника уже после того, как тот ранил Рудольфа. Этот непонятный её лжеотец часто следил за ней, таскался по её пятам всюду, поскольку, так я думаю, любил её с ненормальной одержимостью. Гелия не всегда замечала его неотступную слежку, поскольку вообще-то мало что замечала, занятая только собой. Конечно, хилый и слабый человек, вроде бы, он не смог нанести такое увечье никому, но… — Чапос перевёл дыхание и замолчал.
«Ещё одно наваждение, насланное Матерью Водой», — Нэя верила тому, что услышала от Чапоса. В глубине души всегда знала об этом.
— Тот старик, как и твой первый старый ложный муж, вышли из небесного каменного яйца, однажды свалившегося на нашу планету из бездонных глубин небесного колодца. Я встречал людей, которые видели их молодыми и блистающими нездешней красотой. Но это было так давно, что тут на низшей нашей тверди они утратили свой прекрасный облик, став кем-то вроде вечных старцев. Я видел однажды, как твой отчим убил одного преступника, всего лишь прикоснувшись к его горлу маленьким блестящим камушком. Этого оказалось достаточно, и тот упал с перепиленным надвое шейным позвонком, чтобы не встать уже никогда. Причём воздействие было не столько внешним, сколько глубинно-внутренним. Разве не такую смертельную травма обнаружили у твоего брата? И не смог бы он после настолько страшного урона, а вернее, после мгновенной смерти встать и тем более пить воду и разговаривать. А он пил, дышал, живёхонький и вполне себе бодрый. Даже кульки свои принялся собирать… я видел. Спросишь, зачем Хагор так поступил? Лютая ревность, равная по силе его глубочайшей любви. Рудольф уже не был его соперником, а твой брат занял его место. И месть получилась двойной, он убил реального соперника и подставил того, кто вызывал его ревность прежде. Я мог бы снять грех с души Рудольфа, но никогда не сделаю этого. Зачем мне? Пусть страдает. А он страдает, я знаю. Должен же и он страдать не за то, так за другое. И так ему слишком много дано могущества и любви. Страдание же уравнивает всех. А твой первый муж-старец всегда знал, чьих рук было преступление. Тон-Ат сразу догадался, как только ознакомился с результатами следствия по изучению причины смерти военного из правительственной охраны, да к тому же бывшего аристократа, но для них бывших не бывает, поэтому расследование провели тщательно. Он-то понял, какое оружие убило твоего брата, ему объяснения не требовались. Достаточно ему было увидеть саму травму в процессе вскрытия трупа, а он там присутствовал как врач и близкий родственник. У Нэиля оказалось сломано ребро, вот это действительно произошло от удара Рудольфа, но от такой причины не умирает никто. Нэиль быстро пришёл в себя после стычки и встал, вот тогда-то и появился Хагор — безумный ревнивец. Видишь, а твой воспитатель и муж по совместительству ничего тебе не сказал. Не хотел. Он лжец, как и Хагор. Он обманул меня, когда обещал тебя отдать мне для ритуала в Храме Надмирного Света, он просто использовал меня в своих сомнительных делишках, когда ему и требовалось. Они, те пришельцы из верхней бездны, слишком презирают нас, чтобы говорить правду.
За дверью послышались голоса и топот ног встревоженной прислуги заведения.
— Господин, — в дверь всунулся плохо различимый парень, — госпожу ищут. Вам бы уйти. Скандал может выйти. Если уж вы не ушли с нею сразу…
Чапос подошёл к нему лёгкой и бесшумной походкой, несмотря на свои габариты.
— Скажешь, что ей стало нехорошо, и ты привёл её сюда отдышаться. — Он вернулся к Нэе, нагнулся, взял её сброшенные туфельки и быстро вышел с ними из комнаты. Дверь закрылась.
А был ли Чапос наваждением?
Нэя растянулась на ложе, было мягко и уже привычно, не то, что поначалу. К запахам она уже не была чувствительна, надышавшись ими под завязку. За перегородкой, сплетённой из гибких тонких стволов лиан, в соседнем помещении слышались возня и бормотания. Периодические удары, всё убыстряющиеся, приводили в колебание шаткость этой условной стены. Что за неудержимые страсти, а главное кого, там бушевали?