— Кто ещё пошёл бы с тобою в Храм несуществующего Надмирного Света. Я-то в него не верю, но ради тебя готов на всё! — вдобавок ко всему от него разило и палёными волосами.
— Небесный Огонь покарал тебя, чуть не сжёг, значит, Надмирный Свет есть, если Он знает о твоих преступлениях! — Кто отвечал за неё? Нэя не понимала. И кто, когда напялил на неё чужое зелёное платье для брачного ритуала в Храме Надмирного Света?
Внезапно очнувшись от кошмарного наваждения, она забилась в попытке встать и убежать отсюда. Желание любви пропало. Захвативший её и распяливающий на ложе продажного секса Рудольф представился кем-то, таким же чужим, как и всё вокруг, ужасным! Она превратилась в кого-то, жалкую, никчемную, раздавленную ситуацией некоей безысходности, будто бы эту девушку втиснули в неё откуда-то извне нереальной недоброй силой. Нэя отчаянно закричала, царапая его по-настоящему в попытке сбросить с себя, — Руд! Спаси меня! Где ты?!
Он резко встал и сел рядом, — Успокойся, — сказал он тихо. — Я рядом с тобой. Тебе плохо?
Придя в себя от его голоса, она тоже села рядом. — Уйдём отсюда! — дрожа, попросила Нэя, — я не могу тут. Ужасное место, все пропитано грязью…
— Здесь убираются, и бельё всегда чистое. За это им прилично платят, — ответил он отстранённо и спокойно. — То за столом хотела… Что не так?
— Поедем отсюда домой! — повторяла Нэя — я не могу здесь. Мне показалось, что это не ты, а тот урод, сожравший мой десерт. Я легла, и он сразу откуда-то вылез, навалился, сдавил…
— Ну да. Он любитель подобных мест. Вообще, этот напиток вызывает галлюцинации. Но обычно приятные. Я и не ожидал такого воздействия. — Он бережно помог ей встать и помог надеть юбку, обуться, делая всё на ощупь, щекоча и вызывая смех. Но и нервно смеясь, она не переставала ощущать страх, боясь, что некто схватит её за ноги, что он притаился под топчаном в сгустке кромешной живой черноты. Свет, проникающий в узкое, бледно-зелёное днем, но тёмное сейчас окно, был уже вечерним, — смесью уличного освещения и призрачного света спутника Ирис.
— Посмотри, кто там притаился! — она обхватила Рудольфа и повисла на нём, трясясь от ужаса.
— Тебе надо поесть, — сказал Рудольф, — ты голодная, ничего не ела. От этого, возможно, такой негативный эффект.
Они вышли, вернее, Рудольф её вынес и поставил на пол только в самом зале. Тёплый, пропитанный запахом цветущих растений и всевозможных кулинарных изысков, воздух вернул Нэе чувство реальности. Звон посуды, смех, шёпот и негромкие голоса мало различимых среди зарослей людей окончательно отогнали ужас, словно зацепившийся за край её подола. Она усиленно потрясла юбкой, чем вызвала смех у Рудольфа. Вспомнив о сумочке, Нэя обнаружила, что её нет, но Рудольф наотрез отказался идти её искать в неосвещённую конуру.
— Фиг с ней, что там у тебя и осталось? А если жалко, иди сама. — Его служение всегда имело чёткие границы, если он чего-то не хотел, просить было бесполезно.
— Но он же там был, тот человек…
— Где? Если он затаился под лежаком, а потом выполз оттуда, где был я? Лежал рядышком с вами и любовался на ваши объятья? Тебе всё померещилось. Не ожидал, что у тебя настолько слабая голова.
Похоже, он разозлился, пренебрежительно подтолкнув её в направлении столика. Он повторно заказал ужин, попросив убрать предыдущий, остывший и перевёрнутый её ногами во время приступа бурной и озорной разнузданности, а также осквернённый прикосновением Чапоса. Прежде, чем съесть её десерт, Чапос едва ли ни обнюхал стоящие поблизости тарелки и судки, по-звериному втягивая идущие от них запахи широкими ноздрями. В каждую такую ноздрю могла бы поместиться десертная ложка.
— Как Эля могла его любить и рожать ему детей? — спросила Нэя, не умея избавиться от потрясшего её впечатления реальности его прикосновений только что, в узкой и позорной конуре, куда они с Рудольфом столь охотно залезли сами. И если это было лишь иллюзорное посещение Чапоса, как такое может быть? Она сошла с ума? А как вообще-то сходят с ума? Как прекрасный нежный любовник превратился в гребнистое чудовище? Таким жутким он не был и в том подземном отсеке…
«О, да», — сказала она себе, — «я извращённое жалкое порождение, но я любила его и там. Ни издевательства, ни умышленно причиняемая боль не убили любовь к нему».
Но то существо, что выползло из-под лежака, замаскированного под «ложе блаженства», не казалось ей туманным призраком. По крайней мере, по осязательным и обонятельным ощущениям он таким не казался. А насыщенный запах десерта из его широкого рта, похожего скорее на звериную горячую пасть, откуда взялся? Нэю затошнило, и она в страхе сползла под лиану, в темноту, чтобы там скрыться, если что… Но тошнота отступила неожиданно, как и проявилась. Рудольф успел подхватить её и сунуть ей в рот прозрачную маленькую капсулу, которая тут же растворилась, принеся облегчение. Он сразу понял её состояние, возможно по её внезапной бледности.
Настроение скакало, как тот самый шустрый улыбчивый зверёк, что обитал у них в лесопарке. С нижней ветки оно подпрыгнуло до самой верхней, и Нэя засмеялась от облегчения. Собственное воображение (или же это было что-то иное?) такою же плотно реальной представило ей Элю, стоящую у небесной чаши в Храме Надмирного Света. Прохлада просторного и великолепного помещения Храма окутала Нэю, но себя она не увидела, наблюдая всю картину, залитую световым потоком, падающим из прозрачного купола, со стороны. Рядом с Элей стоял тот самый кубический Чапос. Его глазищи горели отражённым в них зелёным пламенем. Ну и зрелище было! А Эля, хорошенькая, юная, в светло-зелёном воздушном облаке дорогого наряда, всю юность мечтавшая о красавцах, неужели, его любила? Плыл аромат изумрудного прозрачного тумана, слизывающий контуры одеяния Эли, пел жрец, райскими цветами сверкали витражи прозрачного потолка. И вдруг Чапос зашёлся бурным кашлем, стал отплёвываться и махать руками. Его тёмное, как булыжник, лицо в порослях мха — жёсткой его щетины стало багровым от удушья. Небесный Отец не принимал преступного продавца живых душ в своём Доме, — огонь как живой хотел его ужалить, он взметнулся вверх и вбок, стремясь опалить нечестивца. И волосы Чапоса вспыхнули. Служитель тотчас же полил его голову и плечи водой из драгоценного, выточенного из полупрозрачного минерала, зеленоватого сосуда, и жених испуганно слизывал воду, стекающую по его потрясённому лицу. Это был знак его плохого будущего. Но как было на самом деле? Была ли это игра фантомов ночи, непонятно где происходящая? В голове Нэи или где-то вовне, в некоем изломанном пространстве, куда она провалилась? Кто показывал нелепое устрашающее кино?
— Элю обвиняют в неразборчивости, но после такого мужа стоит ли удивляться? Любой последующий кажется ей красавцем…
— Мы что, пришли сюда обсуждать эту химеру — помесь крокодила с гуманоидом и его лядь на букву б? — раздраженно перебил её Рудольф. Непонятное слово, сразу расшифрованное как ругательство, резко резануло слух. Ужин был испорчен окончательно. В надежде исправить ситуацию, Нэя незаметно пригубила напиток из синей ёмкости, с удовольствием обоняя его клубничный сладкий аромат. В зелёном бокале его было ещё много. Он опять возбудил в ней вкусовое удовольствие и лёгкое состояние. Она положила ноги на колени Рудольфа, призывая его к возврату потерянного, взаимного веселья.
— Только больше не пей, — попросил он, не заметив её глотков только что. Взяв девушку-бутыль, он ловко зашвырнул её в заросли. — Они убирают там каждое утро, — пояснил он, оправдывая себя в том, в чём обвинял Чапоса, оставляющего всюду мусор после себя. — Представь их радость, когда они найдут там дорогое и почти не выпитое вино.
Нэя, смеясь звонко и по-прежнему, продолжала пить из бокала, а Рудольф даже не понял, что это остатки колдовского напитка, думая, что она пьёт сок.
Незваный гость Ифиса
— Лучше бы мне отдал. Разбросался тут, будто богат! — произнесла Ифиса, внезапно проявившаяся из полумрака. Она успела вульгарно накраситься, что ещё больше усугубляло её заметное увядание, усиленное неполадками в её жизни. Платье, всё так же изысканное, говорило о том, что не оскудели её запасы, а похудевшая фигура стала и лучше, пожалуй, если бы не унылый вид лица, безразличного ко всему. Она села без приглашения.