— Неужели, где-то так живут? — спросила одна из девушек, не скрывая своей грусти.
— Сразу и видно, что ты никогда не была в заповедных зонах аристократов, — одёрнула ту Мира. — А этот «Лучший город континента» настолько зауряден по внешнему облику своих жителей, что даже в нашем квартале, расположенном возле «Узкого рукава Матери Воды», женщины гораздо ярче одеты…
— Но ведь Нэя-то вовсе не заурядная, — не согласилась девушка, подружка одного из художников. — Я аристократок столько повидала, а таких красивых как Нэя что-то не встречала ни разу.
Мира обиженно засопела. Нэя слегка смутилась. Никакая женщина не терпит похвал в адрес другой, даже признавая их объективность.
— Я собиралась со своим другом посетить один дорогой дом яств, вот и разоделась, — оправдывалась Нэя. — Обычно же я тоже не стремлюсь выделяться…
— Ну да, конечно! — перечила Мира, — Ни разу не видела тебя в простой одежде. Вечно ходишь как манекен из витрины, — она будто забыла о собственном виде. Вот уж кто напоминала эту самую помпезную витрину.
— Вы обе отрада для глаз! — сделал попытку задобрить Миру Реги-Мон. — Без таких женщин и жизнь был бы не так привлекательна, девчонки вы мои! Цветы мои утренние, росинки прозрачные…
— Так с кем же ты собираешься пойти в дорогой дом яств? — не желала добреть Мира. — С другом или мужем? Зачем тебе друг, если есть муж?
— Как возможно жить с мужем, если он не друг? — ответила Нэя.
— А так, как и живёт большинство женщин. Муж это деспот, а не друг.
— Разве твой муж деспот? — спросила та же девушка. — Он же сама доброта и щедрость по отношению к тебе.
— И по отношению к нам! — поддержал девушку друг-художник.
— Бывает иногда, — ответила Мира.
— Всегда только великодушный и незаменимый, — ухмыльнулся Реги-Мон. — Без него где бы мы все и были…
— Ты бы, мурлыка породистый, уж точно в канаве жил, и вряд ли тебя, разумную живность, подобрала бы хоть какая состоятельная женщина. Кому ты нужен? Чтобы своими блохами трясти по ухоженным комнатам…
Все примолкли. Мира же разошлась, — Ты забыл, что это я отреставрировала твою поломанную самооценку, дарование?
— Я всё помню, — тихо отозвался Реги-Мон, гипнотизируя свою ревнивую любовницу угрюмо-повелительным взглядом. — Но могу и забыть.
Поразила Ифиса, неожиданно пришедшая в Творческий Центр, будто знала, что там будет Нэя. Или так вышло случайно. Едва Мира увидела Ифису, как тотчас же скрылась в одном из ответвлений запутанного здания, не желая даже поприветствовать очередную гостью. Искристые цветники её наряда растворились в полумраке длинного перехода, уводящего в сторону выхода в Парк скульптур. Ифиса принюхалась к оставленной взвеси её духов в воздухе, — Недёшево, а всё одно пошло! Я различаю качество женщины, даже не видя её саму, по запаху, который она оставляет после себя. Чего не скажу о платье, оно было восхитительным. Уж не ты ли её облагородила? — она обратилась к Нэе так, словно бы вчера её видела. — Зря и стараешься. На кого ты тратишь свой талант?
— А надо, чтобы тебя одну только и украшали, — съязвил Реги-Мон.
— Тебя-то кто спрашивает, мальчик для досуга! Или уже возвысился до уровня телохранителя? Тогда правильно. Защищай! Сторонние наблюдатели донесут, как верно ты исполняешь свою охранную функцию.
Нэе нападки Ифисы показались странными, а Реги-Мон сделал вид, что она обращается вовсе не к нему. Он стоял в раздумье, последовать ли ему за Мирой или остаться со всеми. О Нэе он, вроде бы, и забыл.
— Спеши, а то нагоняй получишь за самовольное времяпрепровождение! — Ифиса увеличивала градус нападок, а Реги-Мон неожиданно при всех обнял Нэю, — Мы ожидаем доставщиков еды, а Мира зашла лишь на минутку. Она не любитель наших дружных посиделок. — Он солгал. Мира ушла из-за Ифисы, её уход развязал и руки, и язык Реги-Мону.
— Чего же ты и хочешь, у неё другой статус, чем у тебя, другие и пиры, — отозвалась Ифиса.
— И сказал он: хорошо! — весело воскликнул Реги-Мон свою любимую и нелепую присказку. — Славное у нас намечается мероприятие! И к твоему сведению, тут не рабская плантация. Здесь ни господ, ни рабов не имеется. Тут только друзья и добрые коллеги. А кого не приглашали…
— Того мы приглашаем! — вставила Нэя и властно отодвинула его в сторону. Все вокруг засмеялись. Реги-Мон гулко и отзывчиво присоединился ко всем. Пришла Ифиса не одна, а с какой-то девушкой, не то провинциалкой, не то напуганной блестящим обществом простолюдинкой, настолько ту поразил Творческий Центр. Пока она не увидела его изнанку. Мастерские художников и прилепившиеся к ним убогие каморки для проживания тех, у кого не хватало средств для другого жилья, нисколько не соответствовали пышному фасаду и просторным залам для экспозиций. Ифиса водила её по запутанным лабиринтам и всё показывала, словно собиралась её сюда вселить. Девушка прижимала руки к груди и удивлялась как ребёнок тому, что видела.
— Никогда не думала, что у художников такая убогая закулиса. Ну, точно, как было у нас! Когда мы всем своим кочевьем ездили по континенту на машинах с длинными прицепами, где все и жили, а давая представление, преображались в усыпанных блёстками богачей, чуть ли не аристократов…
— «Усыпанные блёстками» аристократы! Вот уж насмешила! — встряла в её восторги Ифиса, — хотя, если ты имеешь в виду растолстевших торгашей и прочих мошенников-бандитов, то да. Они обожают расфуфыриться, как самые бездарные из актёров!
— Простые люди верили, что мы действительно богаты. Нас, бродячих актёров, часто пытались ограбить, не зная нашей подлинной жизни… — она не договорила, поняв, что внезапно оказалась в центре всеобщего внимания и попыталась спрятаться за пышные многослойные юбки Ифисы, за весь её полный корпус, как будто боялась, что её выгонят прочь отсюда. Ей это удалось, мелкой и юркой. Нэя радостно устремилась навстречу долгожданной Ифисе, но та осадила её отчасти пренебрежительным, отчасти высокомерно-холодным взглядом. Мол, по какому поводу сия радость? Она не простила Нэе забвения их прошлой дружбы.
Тот же праздник, но обернувшийся конфузом
Когда Нэя попыталась опять сблизиться с Ифисой, вспомнив о ней после долгой разлуки, она обратилась к Реги-Мону с просьбой найти Ифису. Он обещал разыскать её, но Ифиса не находилась. Возникло подозрение, что она прячется от всех старых друзей. Старое место жительства она сменила, и одни не знали, где Ифиса теперь, а другие не захотели сообщить её нового адреса. И вот она явилась с видом гордым, как всегда, но совсем на себя прежнюю не похожая. Небрежная одежда, кое-как собранные волосы, припухшие веки и отсутствие всякой косметики делали её неузнаваемой. Она держалась отстранённо от Нэи, будто не было их дружбы и искренней привязанности. За столом она также делала вид, что Нэя ей малознакома. Ела, пила и молчала. А когда все развеселились, разговорились, Ифиса с умышленной развязностью вдруг обратилась к Нэе, — Ну что? Зажгла с ним зелёный огонь в Храме Надмирного Света?
Все присутствующие женщины замолкли, желая уяснить, кто такая Нэя. Чья-то жена или… Нэя промолчала, сделав вид, что выбирает себе закуску по вкусу.
— Представляю, какое роскошное у тебя было платье! — продолжала гнуть свою линию Ифиса. — А его плохо как-то представляю в наряде жениха. Думаю, что вид его был весьма странен, если не сказать комичен. Он же не являлся любителем подобных торжеств, насколько я его помню. И в Храмы он никогда не ходил.
Нэя промолчала, предоставив Ифисе и всем прочим самим решать, зажигала она зелёный огонь в зелёной чаше в Храме Надмирного Света с Рудольфом или нет. Но это было только начало спектакля одного актёра. Причём, на такую тему, разрешения на которую Ифисе никто не давал.
— Помню я тот незабываемый вечер у Гелии, когда вся столица бурлила и наводнилась гуляющим народом в честь праздника Мать Воды. Улицы были наполнены густыми запахами готовящейся или подгоревшей еды из домов яств, мешаясь с растительным ароматом цветов, разбросанных по всем дорогам и истоптанных веселящимися толпами… У Гелии в доме накрыли роскошный стол. Гостей столько назвала, что не продохнёшь от пота и жутких духов дешёвых потаскух, которые перебивали те тонкие ароматы, что позволяли себе изысканные женщины, тоже бывшие там. Но сама Гелия растворилась неизвестно где, неизвестно с кем. Так что мы гудели без хозяйки. Помнишь, Нэюшка?