— Разве алмазы ваша личная добыча?

— А чья? Твоя что ли? Под моим началом экспедиция и обнаружила подземные бункеры, набитые алмазным сырьём, на Хрустальном Плато. Ещё во времена Разумова было… Или ты думал, что мы сами размахнулись тут с разработками кимберлитовых труб, чтобы ребята не ожирели? Ты разве видел в пределах досягаемости вокруг занятой нами территории хоть один карьер для добычи такого вот специфического сырья?

— Кажется, нет…

— Не кажется, а не видел. И не мог видеть. Такие древние карьеры есть в пределах зоны, что и прозывается Хрустальным Плато. Да и ты и не был никогда на Хрустальном Плато. А это целая страна. Хотя и мёртвая в смысле человеческой живности. Моя инициатива была исследовать подземные уровни заброшенных городов, моя и находка. Так что и малая часть прибыли моя. Можешь вместе с Арсением организовать свою уже экспедицию, якобы для сбора редкой флоры, а уж карты необходимые я тебе подкину. Вдруг и найдёшь ещё какую тайную пещеру инопланетного Алладина? Но учти, духи, охраняющие подобные пещеры не выдумка. Там многие пытались рыскать, да мало кто оттуда вернулся.

— Вам, похоже, даже местные пещерные духи покровительствуют…

— Можно и так сказать. Не трогают, во всяком случае.

— Вы реальный человек-загадка, — не то восхитился, не то пошутил Антон.

— Так и есть. Реальный человек с планеты Земля. Потому и загадка для тех троллей, у кого неплохо работают аналитические зоны мозга, усиленные интуицией. Но редко так бывает. Аналитики, как правило, не обладают интуицией. Это качество развито у тех, кто занимается как раз не анализом, то есть расщеплением реальности, а её синтезом. Чем одержимы как раз люди творческого склада личности. Ты же пока что на здешних социальных весах ноль целых, ноль десятых и ноль сотых тоже.

— Нищеброд во всех смыслах.

— Почему же? Ты волен по своему карману выбирать себе других из тех, кто и живёт в этом «Лучшем городе континента». Здесь всё есть, но за плату, как ты и сам теперь понимаешь. Можешь и на «Мечту» посягнуть, на любую из свиты моей мечтательницы. Моей! Уловил посыл? Их там чуть более, чем достаточно, живых куколок, увлечённо занятых самопродажей. И осуждают их лишь ради внешнего приличия, поскольку тайная закулиса города, мужская и похотливая, как и все трольцы, решила ввозить их сюда под прикрытием развития высоких и сугубо эстетических запросов у здешнего женского населения. Уж ясно, что не Нэя всё это организовала, хотя она, святая простота, может и обольщаться по поводу своих талантов и деловых качеств. Не догадался, чего ради они там толкутся и визжат у всех на глазах? Ни черта не делая? И всех раздражая? Или ты думаешь, что ради того, чтобы местные куропатки стали как Колибри, вся эта затея?

— Как же вы сразу-то такое позволили, шеф? Завуалированный разврат для касты управленцев города?

— А как я такое запрещу? Я всесилен? Этот компромисс изобрёл Инар Цульф, чтобы соорудить внутри этот храм заземлённого, а не небесного благолепия. Иначе не позволили бы. И что теперь прикажешь делать? Всех вышвырнуть прочь и самому там жить как феодал в своём персональном замке? И на хрен мне эта мастерская была бы под одной со мной крышей. И Нэя могла бы там просто жить, да и кто угодно из наших, в том числе и ты мог бы при желании. Но разве она стала бы жить там одна, да ещё бездельничая? Ведь я из-за своей специфической жизни, тебе известной, редко там появлялся бы. Или ты смог бы там жить? А то давай, обсудим эту затею, если уж ремонт всего сооружения и устроения прилегающего ландшафта обошёлся в ещё один мешок, полный каменных слёз.

— Мы к такому не приучены. Как и девушек покупать…

— Вот именно. Мог ли я на Земле и думать, что буду тут всё одно, что шейх-самодур из давности времён. Или вот анекдот, — всё оставить как есть, а самому там заселиться, и пусть думают, что хотят. Весь тамошний пчелиный улей мой! Но чтобы всех трутней женского пола выкинуть оттуда прочь. И никто уже не посмеет туда сунуть своё похотливое рыло. Как тебе такой расклад? — он веселился напоказ, скрывая чувство острой постыдной обиды. Избили, унизили столь позорно и прилюдно. Антону вместе с ним хотелось провалиться под почву холма. И как можно глубже. Он разделял его стыд, но не гнев.

— Олег тут сказал, знай он ещё на Земле, как всё случится, он бы вышел добровольно из структуры ГРОЗ и не обернулся бы даже. Ужасно переживает, похудел настолько, что комбинезон на нём болтается как на жердине. Доктор Франк глядит на него такими глазами, что и мне плакать хочется. И что делать? — бормотал Антон, уже давно привыкнув к откровенному общению с Вендом.

— Однако же, неутешный страдалец Олег поглощает в столовом отсеке двойные порции, спит богатырским непробудным сном, так что постоянно просыпает и на службу является с опозданием на часы. А я не могу ввести его в рамки необходимой дисциплины, ибо Франк над ним крылья распушил как филин над своим раненным птенцом. Не тронь и без того истерзанную душу! А этот птенец болезный постоянно околачивается в пределах изукрашенной «Мечты». Без всяких трат, надо заметить. Его любят из-за побуждений благотворительности, поскольку он молод и хорош собой. И похудел он лишь из-за чрезмерности в сексуальных утехах. Какие там переживания! По ночам шляется, на службе дрыхнет, как утомлённый сытостью бык на лужайке. И ведь слова не скажи! Один ты у нас в отшельничество ушёл. Монашество, что ли, принял?

— Смешно. Только смеяться совсем не хочется.

Испытывая ответное злое чувство к Венду, Антон встал и пошёл, не оборачиваясь, сдерживая себя от желания наброситься на наглого «отца» и распорядителя теми, кто жил внизу. Но спохватился, что оставил на холме свою рубашку и опять вернулся. И опять упрямо сел рядом. Поспешно уйти означало признать превосходство Венда, в чём бы оно ни выражалось.

— Я так и не искупался, — сказал Антон. — Не пойти ли нам вместе на то, глубокое лесное озеро?

— Пожалуй, — согласился Венд, — только давай для начала увлечём за собой двух ундин, чтобы не было соблазна друг друга утопить. Вон они! — он указал на стройную Иви, так и не скинувшую с себя своё платье, чтобы искупаться, и её мать в безразмерной тунике. — Скучают без мужского сопровождения и в воду боятся сунуться. Что разумно с учётом повышенного уровня тестостерона у здешних троллей. Могут ведь и притопить ненароком от усердия. А уж мы-то с тобой будем соблюдать все правила безопасности в водной среде. Ты возьмёшь себе юную лаборантку Арсения, уж коли с ней знаком, а я, так уж и быть, согласен на маму. Если уж быть честным до конца, я что-то засиделся в постниках и молчальниках. Как бы и впрямь не пожухнуть в апогее своей мужской и сочной зрелости. Ты ведь не ханжа, не мальчик, коли в мужьях успел побывать? — Венда несло от еле удерживаемой досады на убежавшую Нэю, а отыгрывался он на Антоне.

— Эта мама как надувной матрас, зацепись за такую и не утонешь, — пробурчал ответно раздражённый Антон.

— Думаешь, старик-боровик Франк любит женщин как-то иначе, возвышенно, в отрыве от этой чавкающей всепожирающей похоти? Да и женщины… думаешь, они любят иначе?

— Не заметил я у доктора никакого устремления в похоть, как вы выражаетесь.

— Ну да. Высокоинтеллектуальный мечтатель, стоящий на вершине своих прожитых лет, на Монблане премудрости. А эта, что внизу распустила свои длинные волосы, якобы почтенная матрона и безупречный местный функционер — ша. Она делает вид, что лишена пола, но её тело живёт своей, почти обособленной жизнью, всё трепещет и взывает к чему? Да к тому же самому. И где тут мечта? Но как им нужна игра, кисея фальши. Всё скрыть так, чтобы всё было очевидно.

— Вы женоненавистник, что ли?

— С чего бы это? Прежде я тоже считал, что местные женщины иные, а оказалось, они от наших ничем не отличаются. Такие же ломаки все. И шлюх, вдохновлённых исключительно природой, а вовсе не бытовой бедой или нуждой, как принято думать, тут полно.