Почти выпрямилась, намереваясь нагло завалится в дом, разрушая вайб, который там сейчас циркулирует. Но тут сильная рука обвилась вокруг моей талии и потянула меня вниз. Я довольно-таки неграциозно приземлилась прямо на Влада, который лишь покачнулся, уперев левую руку в землю: послышался хруст — какой-то из ближайших кустов точно лишился одной ветки. Сердце застучало о ребра, как сумасшедшее, когда я поняла, что сижу спиной к парню, его бедра касаются моих, а руки, скользнув по талии, прижимают ближе. И стоит только повернуться и…

— Знаешь, а я совсем не против остаться здесь…

От его теплого дыхания мурашки бегут по кожи, затем вниз по спине. Когда он убирает мои волосы и целует в шею — импульс простреливает тело, я выгибаюсь. А голова сама собой поворачивается для поцелуя. И в этот момент…

— Ты вообще собиралась сказать мне о беременности?

Так дергаюсь, что наши челюсти встречаются в довольно болезненном ударе, что нивелирует все искрившее притяжение между.

— Может, выпьем… Чаю? — бормотание мамы почти не достигает моих ушей, как и ответ директора, что он бы не прочь выпить чего покрепче.

— Ты знал? — развернувшись и выпрямившись во весь рост, посмотрела сверху вниз на Чернышева.

По его ошарашенному лицу было понятно, что он тоже был не в курсе.

Смягчившись в лице, подала ему руку.

Вместе мы прошмыгнули через дверь, и как мышки поднялись на второй этаж. Зависли в коридоре, синхронно посмотрев друг на друга.

На втором этаже было тихо, а значит в гостевой комнате, где сейчас стоит кроватка — Серж, похныкав, опять уснул. На первом этаже Караев и моя мама «пьют чай» — то есть, выясняют отношения — тихо и цивилизованно, как по-настоящему взрослые люди. А значит, у меня сейчас одна дорога — в комнату Влада.

— Саш…

— Я в душ! — вся смелость и уверенность в правильности того, что между нами происходит, опять мистическим куда-то испарились.

Ринулась в ванную комнату, как есть, — с сумкой и в куртке.

Когда смесь волнения и смущения схлынула, захотелось жахнуть голову об стенку, выложенную кафелем.

И почему я не могу взять себя в руки и веду себя как ребенок?

Ответ тихо прошептала та часть меня, что навсегда останется закомплексованной заучкой.

Я не хочу новой боли, нового унижения. Я в шаге… Нет. Я в секунде от того, чтобы отдать Владу ключи от своего сердца. Но… Если я не получу взаимности, НАСТОЯЩЕЙ взаимности в ответ?

Как же узнать, продиктованы ли его чувства гормонами и весенним безумием, или он чувствует ко мне, как и я к нему, нечто большее, чем просто физическое влечение.

Горячая вода все не заканчивалась — плюс того, что над головой не висит огромный бойлер — и я бы так и стояла под расслабляющими струями, если бы в дверь не постучали.

— Кто там? — выключила воду и открыла дверь душевой, лихорадочно припоминая, поворачивала ли я маленькую ручку, блокирующую дверь.

— Ась, ты там не уснула? Нам нужно поговорить…

Только хотела облегченно выдохнуть, узнав маму, как до меня дошла вторая часть фразы. «Надо поговорить»… Практика показывала, что 80 из 100, эти два слова ничем хорошим не заканчиваются.

Вышла из своего нагретого паром убежища с тяжелым сердцем. Маму нашла в гостевой комнате. Что она разложила все мои вещи по полкам в шкафу. На кровати лежал мой любимый домашний костюм и серый кот-подушка.

— А где Сережка? — первым делом заметила, что брата нет в кроватке.

— С ним Сергей. Они гулять пошли.

Открыла рот, чтобы задать свой излюбленный вопрос: «А где Влад?», но вовремя опомнилась.

Мама смотрела на свои руки, а не на меня и не заметила.

Видя, как ей тяжело. Раз она даже не может даже взглянуть на меня. Решила помочь ей. А ничего не может быть лучше в таком деле, чем правда.

— Мама, я все знаю, — села рядом, накрыла своей ладонью ее напряженные сплетенные руки.

Она подняла на меня глаза. Осторожно, будто боялась увидеть мое выражение лица.

— Знаешь? Что?

— Мам… Я уже не маленькая и умею подслушивать.

Улыбнулась, рассчитывая на такую же ответную реакцию. Но она вместо этого округлила глаза.

— Так… Ты… Все слышала.

— Не только я. Но и Влад.

Мама охнула, хлопнув себя по открытому рту. И отрывисто покачала головой, будто пытаясь выкинуть из нее эту информацию.

Обняла ее плечи, надеясь, что это поможет.

— Мама, ты не должна передо мной оправдываться. Мне было бы тяжелее осознавать, что вы с папой остаётесь друг с другом только из-за меня.

Она высвободила одну руку, чтобы погладить меня по голове, замотанной в полотенце.

— Знаешь, — она немного отстранилась, чтобы с улыбкой посмотреть на меня. — Ты намного мудрее, чем я была в твои годы.

— Ага, — коротко ответила я. Взгляд тут же виновато скакнул в сторону. Если бы она только знала, какие глупости я вытворяла в последний месяц…

— Только и думала, что о мальчиках и дискотеках…

Кивнула, чувствуя, как немеют скулы от неестественной улыбки. Да уж… А я как будто думаю только об учебе и о поступлении в Универ… Но пока я не поймана с поличным — буду все отрицать.

— Думала, с возрастом я поменяюсь, мама встала и подошла к столу у стены. Там в беспорядке лежали мои учебники, тетрадки и прочая мелочь. Она принялась складывать все в аккуратные стопки. А мне оставалось смотреть, как двигаются лопатки под ее футболкой.

Взрослым всегда сложно признавать свои ошибки и свою неправоту. Особенно перед своими детьми. И мама не была исключением.

— В то время я все делала наперекор маме, которая считала, что ее мнение — истина в последней инстанции. Я частично поэтому вышла замуж за твоего отца. Потому что она, как услышала, что я хочу принять его предложение, так запричитала… Что я совершаю глупость, похлеще чем… — мама запнулась. Выпытывать что это не стала. И так знала. — Я тогда с пеной у рта доказывала, что у нас с ним это на всю жизнь. А она говорила, что глупо связывать жизнь с человеком, которого толком не знаешь. На одной любви далеко не уедешь. И мне так не хотелось признавать, что она права… Поэтому я до последнего держалась за твоего отца, хоть и чувствовала, что мы с каждым года отдаляемся. А потом эта история с Ларисой…

Закончив, мама села на крутящееся кресло и наконец повернулась ко мне лицом.

— Я не выдержала, психанула. Это было один раз… И… — мама развела руками. — Видимо, у меня какая-то тяга выбирать заведомо ненадежных мужчин…

— Но Сергей Анатольевич не такой! — даже вскочила в переизбытке чувств.

Мама тоже поднялась.

— Я его совсем не знаю. Совсем, — она покачала головой. Растерянный взгляд коснулся моего лица.

— Но мам… — мы так и стояли посреди комнаты, смотря друг другу в глаза. — Он хороший человек. Может, это судьба свела вас вместе…

Мама хмыкнула, подошла к окну и оперлась на подоконник. Небольшой дворик с несколькими сливовыми деревьями, небольшой решеткой с виноградом и другими кустарниками выглядел уютно, хоть и немного уныло: из-за серого непогожего дня. Я сначала не поняла, куда она смотрит с такой мягкой и робкой улыбкой, пока не увидела, что по аллейке, между посадками, гуляет Караев с Сережкой.

— Смотри! — указала ей на них. Хотя и так было понятно, куда она смотрит. — Ты вспомни, когда папа последний раз с Сержем гулял. Про себя я молчу…

Эта была милая картина — Сергей Анатольевич взял моего братика на руки и что-то говорил ему, непрерывно улыбаясь. Сразу вспомнился эпизод из «Королева Льва», где Муфаса показывает Симбе его будущие владения. Наблюдая за ним, я не чувствовала ни ревности, ни зависти, ни презрения. Лишь тихую, еще до конца не оформленную радость.  К ни го ед . нет

— Так ведь он…

Цыкнула, закатив глаза. Да-да, папа всю дорогу знал о таком странном семейном твисте. Не верю. Просто удачно угадал, а на деле хотел больнее уколоть — эти мы с ним были чуточку похоже.

— Мам… — сказала с нажимом, чтобы она наконец посмотрела на меня. Для верности даже сжала ее плечи ладонями. — Ты ведь знаешь, что бабушка любит говорить о ненадежных мужчинах?