— Несколько дней назад.
Правый уголок губ Ромки потянулся вверх, но замер на полпути. Он словно хотел, но раздумал смеяться. Глаза резко стали злыми, а рот превратился в тонкую едва заметную линию.
— Поиздеваться пришёл? Проваливай!
— Вы не поняли. — «Демидыч» увернулся от Ромкиной руки и шагнул по направлению к папе. — Я… Я вижу призраков и могу говорить с ними. Она сейчас здесь, с нами. Вон там, у стены, стоит. — Он поднял руку и показал на меня трясущимся, как у заядлого алкоголика, пальцем. — В дурацком белом платье. Она терпеть его не может, потому что оно длинное и… А… слово забыл.
«Демидыч» зажмурился и снова протёр ладонью лоб, свёл брови на переносице, помычал от отчаяния с минуту, но нужного прилагательного так и не подобрал. Ромка посмотрел на него с презрением, папа — с жалостью.
— Нет, правда, она рядом. Низенькая, едва мне до плеча доходит. Волосы светлые, распущенные. Она много чего про вас рассказывала. Про море, например. Ты хотел летом на юг, и она искала квартиры в Лазаревском. Втихомолку, чтобы никто не знал. А ещё её любимая книга. Как же? — «Демидыч» схватился за голову и начал яростно растирать виски, будто это должно было как-то поспособствовать его памяти. — Про ирландку и поместье. Север, юг, негры.
— «Унесённые ветром», — тихо подсказал папа. К жалости в его взгляде добавилось что-то новое. Не то непонимание, не то осуждение.
— Да! — «Демидыч» победоносно поднял вверх палец. — Но нравилась ей другая. Не ирландка. Эмили что ли, — он кашлянул в бороду и в третий раз смахнул пот со лба ладонью, которую поспешно вытер о куртку.
— Мелани, — глядя в потолок, проговорила я.
− Мелани, − скрупулёзно поправился он. — Она учится… училась в педагогическом институте.
Папа снял очки и тщательно протер их носовым платком, предварительно подышав на стёкла.
— Вы плохо подготовились, − сухо подытожил он.
— Да нет же, − «Демидыч» замахал руками и попытался подойти ещё ближе, но папа остановил его покачиванием головы, − я правду говорю. Она здесь. Постоянно с вами. С вами обоими. Стоит сейчас прямо между нами! Вот тут! Да не молчи ты в конце концов и прояви себя хоть как-нибудь, чёрт побери!
«Демидыч» почти с мольбой посмотрел на меня. От его взгляда захотелось залезть в шкаф и больше никогда оттуда не вылазить. Он почему-то решил, что за последние два дня я превратилась в мастера призрачного дела и могу творить всякие чудеса по щелчку пальцев. Только вот я не была этим мастером и не могла подбрасывать вещи вверх по чьей-то указке.
Впрочем, не думайте, что я не пыталась. Честно пыталась, но с таким же успехом можно пытаться сдвинуть айсберг размером с мамонта. Безрезультатно. Сбросить плечики с крючка не получилось. Папина шапка на полке не поднялась ни на миллиметр. Я разочаровала «Демидыча», но и сама разочаровалась в нём. Негодование Ромки быстро перетекло ко мне. Я злилась и злилась сильно. Я не просто так хотела зайти сегодня к «Демидычу». Мы должны были всё обсудить, продумать план, подыскать аргументы и привести доказательства. Мне нужно было подготовиться. Нам обоим нужно было подготовиться, но человек, которого я считала другом, решил всё сам. Без меня. И потратил мой шанс. Вот так запросто одним движением, точнее, разговором.
— Она умеет двигать предметы! Вы не замечали? Может, включался телевизор, или падало что-то с полки? Книга там или статуэтка какая. У меня она разбила окно и повернула вентиль на газовой плите. Если вы принесёте альбом, я покажу…
— Хватит. — Ромка схватил «Демидыча» за плечо и с силой потащил к дверям. — Выметайся и дорогу сюда забудь. Увижу ещё раз, полицию вызову! Понял?
— Она любит считать звёзды. И балетки у кресла называет оберегом. И не хочет, чтобы Тимура посадили. Она простила его и ненавидит группу «Вконтакте» и комментарии, которые ты…
Вы когда-нибудь видели корриду? Если нет, то наверняка слышали или читали о ней. Коррида обычно проходит на улице, под открытым небом. Зрелище весьма интересное: круглая арена, толпа возбуждённых людей, крики женщин, матадор в самом центре событий и… конечно же, бык. Бык, которого колют штыком и дразнят красной тряпкой. А теперь представьте, что этот бык — мой муж, а красная тряпка — малейшее упоминание о Тимуре. Представили? Тогда вы точно поймёте, как Ромка вцепился в «Демидыча» и как вытолкал того за дверь. Папа с трудом вернул Ромку в квартиру, а «Демидыч» с ещё большим трудом удержался на ступеньках лестницы.
Закрывая за собой дверь, мой муж ругался матом. Ругался долго и громко, сыпал угрозами и оскорблениями, пугал «Демидыча» полицией и чем-то ещё. Я не слушала, по-альбиньи зажала уши руками и сползла на пол по стенке. Кто-то из соседей выглянул на площадку и пожаловался на шум в подъезде. Ромка, не сдерживаясь, послал этого кого-то куда подальше. Запер дверь он только минут через пять или семь и только потом развернулся к папе. Злой, с красным лицом и бегающими, как у бешеной собаки, глазами.
— Вы видели? — прорычал он, заходя на кухню — Эти подонки подослали к нам «ясновидящего». Наташка не хочет, чтобы Тимура посадили, — Ромка опять попытался засмеяться и снова не смог: губы никак не хотели складываться в улыбку, словно та заржавела и вышла из строя. — Теперь Вы понимаете, что этот человек ничем не побрезгует?
Папа потёр подбородок и посмотрел в угол, где сидела я.
— Про книгу, конечно, он мог узнать у ваших одноклассников или учителей. Адрес при желании тоже мог найти у знакомых, но балетки и звёзды − это странно. Кому она рассказывала об этом?
— Вы что, поверили ему? Поверили в эту лажу?
Папа покачал головой. Нет, конечно, он не поверил. Смущение и смятение в его глазах появились явно из-за чего-то другого. Папа всегда был рационален до мозга костей. Пионер, октябрёнок, истинный коммунист. Он не мог поверить, потому что никогда не верил в такое. Тётя Глаша часто раскидывала на него карты, но папа и слушать не хотел. «Суеверия, одни сплошные суеверия», — восклицал он и уходил во двор рубить дрова. Но сейчас что-то в словах «Демидыча» задело его за живое и заставило, если не засомневаться, то хотя бы задуматься. Неужели балетки и звезды?
«Скорее, отцовская любовь», — пискливо подсказал внутренний голос.
— Я выясню, что это за человек, — спокойно сказал папа, натягивая куртку. — Возможно, он душевно больной и с Алишеровыми никак не связан.
Ромка закатил глаза и, снова не подав папе руку, со злостью захлопнул дверь и на полную громкость включил телевизор. Кое-как справившись с нахлынувшими эмоциями, я заставила себя встать и подойти к окну. Папа, ссутулившись, торопливо шагал к остановке. «Демидыч» курил возле магазина и поглядывал на окна нашей квартиры. Наверное, меня поджидал. Я не стала спускаться. Не захотела. Просто прижалась спиной к подоконнику и долго-долго любовалась балетками.
Костя пришёл только вечером. Принёс пиво с чипсами и диск с записью какого-то важного матча по футболу. Ромка рассказал ему про папу и про непонятного гостя, называющего себя медиумом. Костя усмехнулся и, плеснув пивом на и без того давно нечищеный ковёр, выдал громкую и содержательную тираду о том, что «эти козлы совсем охренели». В отношении позиции «Антон Демидов — прихвостень Алишеровых» он полностью поддерживал Ромку. Домой Костя так и не ушёл, до полуночи играл с Ромкой в карты, пил пиво и смотрел телевизор. Вырубился он только к двум, развалившись на старой раскладушке, которую мы хранили в кладовке.
— Может, в клуб сходим вечером? — спросил он утром, тщательно причёсываясь у зеркала. — Или в кафе посидим? Я тут переписываюсь с одной филологиней. Хотели пересечься сегодня-завтра.
— Хотели, так пересекайтесь. Мне какое дело?
— Могу попросить её подружку с собой взять. Вчетвером веселее.
— Попроси, конечно, и иди сразу с двумя. Чего теряться?
— Просто не сто же лет тебе тут сидеть, — продолжил Костя слегка обиженным тоном. Ромкину иронию он явно не оценил и отпускать закинутую удочку не собирался, — я хоть и зову тебя стариком иногда, но мы ведь оба знаем, что это не так. Скоро пройдёт суд, и ты увидишь, как много по улицам шастает симпатичных девчонок.
