В памяти замелькали картинки. Я видела лицо этого мальчишки лет пять назад в новостях. Рыжий, всё лицо в веснушках. Папа тогда с болью в голосе промычал: «Словно солнышко поцеловало», а соседка, тётя Катя, фыркнув, добавила: «Чего взять? Детдомовский!»

Подробности аварии давно стёрлись из моей памяти. То ли грузовик, то ли автобус. Говорили о нём мало, а водителя, кажется, так и не наказали. Позже выяснилось, что мальчик переходил дорогу в неположенном месте, и громоздкая машина не успела затормозить. Особенно сердобольные жители повесили на столбе, возле которого мальчик погиб, что-то вроде почтового ящика, поместили сверху его фотографию и букет из гвоздик.

— Саша? — спросила я наугад.

— Савва! — недовольно поправил мальчик, делая вид, что чешет нос. ‒ Знать надо! Савелий Нестеров собственной персоной. Я вроде как национальный герой тут, так что не смей забирать мою славу!

«Славу… Вот так слава ‒ умереть под колёсами автомобиля», ‒ вздохнула я и по привычке прикусила губу, но не почувствовала боли. Ущипнула себя за палец — опять ничего.

«Вот и всё! Больше никаких физических страданий, только душевные — только в сердце, точнее там, где оно раньше располагалось».

— Ну хоть поговорить с кем будет, — продолжил Савва, активно жестикулируя. ‒ Только на мою территорию не смей ходить, она за зелёным домом начинается.

— Не бойся. Не буду.

— Все вы так говорите, пока плотные, — он взглядом показал на своё полупрозрачное тело. — Первые несколько месяцев после смерти я тоже выглядел вполне живым, но черви в земле не дремлют. Как только начнёшь разлагаться, и твой облик подпортится.

— По сравнению со всем остальным — это мелочь, — только и смогла выдавить я.

Внутри разрасталась пустота. Я умерла. Умерла!!! Умерла… И что же делать теперь?

— «Скорая» приехала, — закричал кто-то. — Расступись.

— И полиция подъезжает, — ехидно заметила женщина в цветастом платье, которая не спускала глаз с мальчишки, сбившего меня и без умолку разговаривающего с кем-то по телефону. — Ты посмотри, гадёныш какой, номера пошёл скручивать.

Дверь кареты скорой помощи открылась, и молодой парень, одетый в голубоватую медицинскую форму, состоящую из брюк и рубашки, легко спрыгнул на землю. Савва фыркнул. Я сорвалась с места, припустилась бегом к машине и… упала в его объятия. Но он прошёл мимо, не ощутив даже моего холода. Тёмно-карие глаза были прикованы к распластанному на асфальте телу, а губы беззвучно шептали: «Наташка». Снова и снова только «Наташка».

Никто и никогда не поверит вот так запросто, что его любимый человек умер. Никто. Каждый будет сомневаться, а ещё отрицать и торговаться. Ромка не стал исключением. Он никогда ничего в своей жизни не отдавал без боя и сейчас, по-видимому, решил повоевать со смертью. Делал искусственное дыхание, давил на сердце и считал. Считал постоянно, считал до тех пор, пока бородатый водитель, напоминающий скалу, не оттащил его от моего мёртвого тела и силой не затолкал в машину.

— Кто это? — скучающим тоном произнесла Ромкина напарница, женщина лет сорока с пухлыми, ненатуральными губами.

— Наташа, — коротко ответил водитель, доставая носилки. — Его Наташа.

Напарница чуть заметно приподняла брови.

— Жена, — водитель насупился и уложил моё тело на носилки. — Она заходила к нам дня два назад.

— А… Понятно, — Ромкина напарница качнула головой и зачем-то похлопала себя по левой ключице. — Вот поэтому я не вышла замуж. Одной лучше.

— Поможешь?

Водитель указал на край носилок, который лежал у её ног. Женщина ощетинилась, хотя и нагнулась, но её опередил седоволосый. Вместе с водителем они погрузили моё тело в машину.

— Куда повезёте?

— В пятую, — небрежно сказала напарница, — там хоть морг есть.

— Понял, — седоволосый как-то странно посмотрел на женщину и быстро отбил на моём телефоне смс для папы: «Наташу везут в пятую», а потом положил его вместе с сумкой на сиденье рядом с Ромкой. — Держись, парень, — сказал он, похлопав его по руке, а затем пошёл в сторону подъездов.

— Я пойду, — шепнула я Савве и тоже пробралась в машину, опустившись на свободное сиденье. — Я должна быть там.

Ромка сидел напротив молча, обхватив руками голову. На голубоватой рубашке поблёскивало несколько пятен крови. Моей крови. Испачканные перчатки валялись на полу под сиденьем. Дорога петляла, и машина часто меняла направление. Ромка не двигался, и на мгновение мне показалось, что он тоже умер. Лишь спустя время я поняла, что его теперешнее состояние психиатры обычно называют шоком.

Он не заговорил и после приезда в больницу. Просто вышел из машины и молча зашагал по коридору. Возле лестницы на второй этаж его догнал папа.

Глаза у него были красные и опухшие, отчего морщины под ресницами стали ещё заметнее. Спина сгорбилась. Он уже знал ответы на свои вопросы, но всё равно спрашивал. Так, на всякий случай.

— Ты принимал вызов на Братьев Райт?

— Да, — одними губами ответил Ромка, уставившись в одну точку.

— Это Наташа?

— Да.

— Её сбила машина?

— Да.

— Есть надежда?

Ромка промолчал и отвернулся. Папа протянул ему руку, но, не дождавшись рукопожатия, обнял, а потом тихо заплакал. Спина у Ромки была прямая, он даже не нагнулся, а просто сжал руки в кулаки. Так и стоял, как каменный. Не говорил, не плакал и будто уже ничего не чувствовал…

Мои поминки проходили в столовой напротив городской ярмарки, там же, где три месяца назад мы с Ромкой играли свадьбу, а ещё за полгода до этого моя свекровь, Оксана Леонидовна, праздновала свой юбилей. «Да, всё здесь, — с грустной улыбкой сообщила она кому-то из родственников, кивнув в сторону пластиковой двери, — все горести и радости отмечаем в одном месте».

На самом деле правда выглядела куда прозаичнее. С деньгами дело обстояло плохо, а в этой столовой три шкуры за обслуживание не драли, да и еда была вполне неплохого качества. «Всё как тогда, — подумала я, разглядывая стены, — только зал теперь маленький и без украшений».

Сами похороны организовывала опять же Оксана Леонидовна. У папы с Ромкой на это сил не было. Именно она договорилась с агентством, заказала гроб, венки, столовую, службу в церкви и даже сумела выбить место на кладбище рядом с могилой моей мамы. Порой мне казалось, что эта энергичная, моложавая женщина может договориться с самим чёртом, если того требуют обстоятельства. Меня обрядили в длинное белое платье, напоминающее свадебное, зачесали волосы назад и «прибрали» лицо. Пожалуй, никогда в жизни я не казалась себе такой красоткой, как в день собственных похорон.

Папа крепко сжимал руки Оксаны Леонидовны и беспрестанно благодарил за участие. Ромка как обычно стоял в самом дальнем углу и безмолвно созерцал происходящее. За последние четыре дня он лишь единожды появился дома. Перед самыми похоронами принял душ, закинул в рот зачерствевший кусок батона, нацепил строгий чёрный костюм, который надевал на свадьбу, а затем сел в автобус, который останавливался рядом с моргом. Всё это время я надеялась, что он вернётся в нашу квартиру, заснёт на нашей кровати и будет ужинать за нашим столом, но он словно специально слонялся по улицам, а утром возвращался в больницу, падал на один из железных стульев, похожих на вокзальные, и либо прикрывал глаза, либо таращился в одну и ту же точку на потолке. Обычно я сидела рядом, а когда Ромка задрёмывал, навещала папу. Странное мы, должно быть, представляли зрелище. Высокий, щуплый парень в капюшоне со стеклянным взглядом и девушка, от которой остался только бестелесный дух.

Отцу было не лучше, но он хотя бы разговаривал. Обзвонил моих школьных и университетских подруг, на всякий случай сообщил о моей смерти тётке с области, хотя и знал, что она не приедет, выбрал церковь для заупокойной службы. Он часто держался за поясницу и с трудом переставлял ноги, и я видела, как трудно ему стало подниматься по лестнице. Неужели на нервной почве артрит обострился? Оксана Леонидовна всё чаще смотрела на него с жалостью, просила отдохнуть и обещала, что сделает всё сама.