— Не переживай, — наконец заговорил он, — сотрудники быстро всё закрасили. А продавцы в магазине прям готовы умереть за них. Хотел узнать адрес этого говнюка, так они на меня всех собак спустили. Козлы.

Прикусив губу, чтобы не закричать, я выскользнула за дверь. В последнее время я не могла слышать Костю, всё больше и больше убеждаясь в том, что первый самый гневный комментарий принадлежал именно ему. Будь его воля, он бы устроил огромный костёр на площади Пионеров и зажарил бы на нём Тимура вместе с отцом и адвокатом. Благо, что теперь я научилась выходить и входить в запертые двери, а не шмыгать вслед за Ромкой, пока тот топтался на пороге.

Меня тянуло на улицу Братьев Райт. С Саввой после ночи в участке я так и не встретилась. Сначала «Демидыч» помешал, потом суд, а за ним группа «Вконтакте».

«Может быть, сегодня мне повезёт, и он окажется дома», — подумала я, выискивая ящик с большой фотографией и гвоздиками. Но вместо Саввы на пешеходном переходе заметила чересчур знакомую копну курчавых чёрных волос. Сегодня он надел тёмные очки, поношенные джинсы и синюю застиранную футболку явно с чужого плеча. BMW заменил самым обычным велосипедом. Угрюмый и тихий, он без конца следил за сигналами светофора. Люди не узнавали его и шли мимо, спешили по своим делам и иногда бранились из-за того, что он мешал пройти, но он всё равно продолжал стоять — даже, когда загорался зелёный свет, словно снова и снова «смотрел» то самое ДТП, но теперь уже в замедленной съёмке.

Говорят, что преступников тянет на место преступления, как корову на скотобойню. Похоже, не зря говорят, потому что, по крайней мере, двое на эту удочку клюнули. Как знать, может, таким образом чувство вины и проявляет себя? Может, тем самым преступники пытаются оправдаться, но уже не в глазах общественности, а перед собой?..

Тимур молчал и пожирал глазами мигающий светофор — я исподтишка наблюдала за ним. Пыталась запомнить его сегодняшним: в тёмных линзах, чужой одежде, вновь и вновь грызущего ногти, от которых уже давно ничего не осталось. Думала ли я проследить за его велосипедом? Думала. Хотела ли узнать адрес? Хотела, не сомневайтесь. Зачем, сказать трудно, да и не дали мне. В тот момент, когда Тимур вскочил на велосипед, я затылком почувствовала на себе чей-то взгляд — оценивающий, внимательный, долгий. Резко повернула голову и вздрогнула от неожиданности. Рядом стоял «Демидыч» и, раскрыв «В эфире» на предпоследней странице, сравнивал меня сегодняшнюю с той, что была на фотографии…

Со дня похорон прошло без малого четыре месяца, и я успела отвыкнуть от взглядов, обращённых в мою сторону. Конечно, время от времени папа и Ромка поглядывали на кресло, в котором я теперь проводила большую часть дня, но смотрели они всегда либо сквозь меня, либо чуточку выше. Скорее всего, в глубине души, на уровне подсознания, они чувствовали моё присутствие, чувствовали, но не находили этому логического объяснения. По натуре они оба были рационалистами, не верящими в то, что не могут лицезреть собственными глазами.

Но с «Демидычем» дело обстояло иначе. Он видел меня так же ясно, как остатки жёлто-красной листвы на дороге, а это означало только одно: я ошиблась. Тогда в следственном изоляторе «Демидыч» так странно реагировал на Савву, не потому что Савва был суперменом среди призраков. «Демидыч» так странно реагировал на Савву, потому что сам в некотором роде являлся суперменом. Он видел призраков…

И я не могла не использовать это.

«С его помощью я объясню папе и Ромке всё, что чувствую и чего не чувствую… Теперь дело за малым, потому что медиум, которого я так долго искала, нашёл меня сам…»

Сложив на груди руки, я выдавила дружелюбную улыбку. От нашего первого разговора зависело слишком многое, и я изо всех сил хотела понравиться своему будущему «помощнику»:

— Вы не ошиблись! Я действительно Наталья Иванова, — и, продолжая улыбаться, я протянула ладонь, желая пожать его пальцы.

Он резко попятился назад и уронил газету. Любопытство в глазах сменилось сначала недоверием, а затем — страхом. «Демидыч» крестился, вновь и вновь шепча какую-то тарабарщину.

— Я не причиню Вам вреда. Я всего лишь хотела…

— Тебя нет! Ты только кажешься мне! Таблетки? Где мои таблетки?

«Демидыч» отчаянно шарил по карманам, пытаясь отыскать что-то важное. Из его замызганного плаща выпало несколько металлических шариков и маленьких календариков с давно истёкшим сроком годности. Таблетки не находились, а вот ноги то и дело заплетались. Он так сильно мечтал сбежать от меня, что не заметил бордюра, запнулся за него и навзничь повалился на землю.

— Призраков не существует! Тебя не существует. Ты умерла! Умерла! — продолжал мычать он, тыча в меня грязным ногтем.

Спешащие с работы люди почти не обращали на него внимания, лишь несколько прошедших мимо подростков покрутили пальцем у виска да для пущей важности обозвали «дебилом». Помочь встать не пытались, но поглумиться успели:

— Опять этот сумасшедший! И почему его до сих пор не закрыли в обезьяннике?

Как ни странно, но слово «убийца» не прозвучало ни разу. «Скорее всего, о той аварии давным-давно позабыли — в конце концов, «Демидыч» мало походил на себя прежнего. По всей вероятности, прохожие считали его душевно больным без особого места жительства.

От досады в груди закололо. Разве такой человек мог помочь кому-то? Нет… Нет, потому что ему самому требовалась помощь. Он нуждался в ней похлеще папы и Ромки. Прикусив губу, я задумалась. Встречались ли мы раньше? До того, как я стала призраком?.. Вероятно, встречались. Замечала ли его? Весьма сомнительно. Люди редко замечают тех, кто ниже их по социальному статусу, а если и замечают, то помнят крайне недолго…

— Я не сделаю Вам ничего плохого. Не бойтесь.

Я подалась чуть вперёд, наклонилась над ним, протянула руку, но лишь «царапнула» по кисти. Моя ладонь, как обычно, прошла сквозь его пальцы.

— Тебя нет! Тебя нет! Ты мне мерещишься!

Не желая нагнетать обстановку, я вернулась на старое место. Моё присутствие явно заставляло «Демидыча» нервничать. Люди всё чаще и чаще оглядывались на него, и я боялась, что кто-то может позвонить в полицию или вызвать бригаду из психиатрии. Мне не хотелось его мучить, по крайней мере, сегодня. Возможно, «Демидыч» и не догадывается о своих способностях. Скорее всего, какой-то человек внушил ему, что общаться с призраками могут только сумасшедшие, а сумасшедшим ему по понятным причинам быть не хочется.

— Ухожу, — прошептала я, стараясь унять в голосе дрожь. — Не бойтесь. Я ухожу.

***

Когда я вернулась домой, часы показывали половину десятого. Костя ушёл, а Ромка сидел за столом на кухне и перебирал пожелтевшие страницы учебников по анатомии. Читал он про кровеносную систему и сердечно-лёгочную реанимацию. Ещё раз. Снова. На всякий случай.

Наверное, вам хочется знать, радовалась ли я тому, что мой муж вернулся в университет? Радовалась, но каждый день боялась, что завтра он опять его бросит. Ромка с завидной регулярностью балансировал на краю пропасти. Один неверный шаг, и мог полететь вниз. Стать ещё одним человеком, дошедшим до дна колодца.

Закрыв учебник, он включил ноутбук. Знакомая лента новостей вызвала приступ удушья. Я больше не нуждалась в кислороде, но задыхаться от чьей-то кипящей ненависти мне это нисколько не мешало. Новые комментарии принесли новую ругань. За последние три часа их набралось больше сотни. Самое противное, что Ромка прочитывал каждый. Я старалась не подходить к экрану: на нём раздражало практически всё, и, когда Ромка решился кому-то ответить, я зажала уши руками и выбежала на улицу. В этот раз ноги принесли меня на проспект Декабристов, в папину угловую девятиэтажку.

Отца я нашла в спальне возле кровати. Уставшего и не слишком здорового, с кожей землистого оттенка, с полопавшимися в глазах капиллярами и скрюченной спиной, которая окончательно приобрела форму знака вопроса. Похоже, Ромка был прав: папа действительно сдался ‒ жизнь медленно угасала в нём, и он всячески способствовал этому: почти не отдыхал, ел помногу и на ночь и забывал принимать лекарства от давления.