Мне кажется, что если бы не обида Фурцевой, такая отеческая профилактическая беседа сделала бы минский «Спартак» самой корректной командой чемпионата и заставила бы задуматься всех подлинных нарушителей в первенстве страны. Но вышло наоборот — не переделаешь.
Следующая история, которую летом 58-го даже умудрились подшить к делу, случилась в ночь с 8 на 9 ноября 1957 года и к футболу прямого отношения не имела. Ничего запутанного или противоречивого в том сюжете нет, однако до сих пор произошедшее толкуется почему-то с точностью до наоборот. Вот и в сборнике Ф. И. Раззакова «Футбол, который мы потеряли. Непродажные звёзды сборной СССР» вполне вроде бы доброжелательный очерк о Стрельцове содержит следующее утверждение: «В ночь с 8 на 9 ноября того же года Стрельцов напился и стал ломиться в дверь семьи Спицыных по адресу: Крутицкий Вал, дом 15. Испуганные соседи по телефону вызвали милицию, и дебошира отвезли в 93-е отделение милиции. Но и там он не успокоился: всю дорогу ругался и грозился пожаловаться куда следует».
Данный отрывок красноречиво свидетельствует: неточности в деталях и изложении легко приводят к искажению 152 общего смысла. И любой читатель, прочитав книгу, увидит в Эдуарде обыкновенного хулигана.
А ведь если восстановить события полностью, картина изменится. Потому что Стрельцов совсем не из хулиганских побуждений разбудил (что тоже, как выясним, не совсем так) жителей дома на Крутицком Валу. Существуют показания, протоколы, подшитые в дело, по которым ясно: гражданин Спицын Филипп той осенней ночью ударил Стрельцова по лицу, разбил ему нос (не исключён, кстати, и перелом без смещения кости — никто же рентген не делал), началось обильное кровотечение. После чего храбрец бросился бежать. Эдуард вместе со спутницей Галиной Чупаленковой припустил за ним. Страх возмездия, как известно, умножает силы, и молодой смельчак почти оторвался от олимпийского чемпиона. Однако заслуженный мастер спорта настиг местного героя, который, спасаясь, попытался перелезть через забор, но был схвачен нападающим сборной за штаны. Галина под протокол потом рассказала, что Спицын провисел вниз головой минуты три-четыре. Однако «жажда жизни сильней», как справедливо утверждал В. С. Высоцкий, и Филипп сумел-таки вырваться и «быстрее лани» продолжил бег, приближавший его к спасению. Эдуард с дамой возобновили преследование. Гражданин Спицын, как затем выяснилось, спешил к своему жилищу — дому 15 на Крутицком Валу. Там в полуподвале находилась коммунальная квартира, где проживала семья Спицыных вместе с соседями, которые на тот момент ещё отмечали праздник — если кто забыл, исполнилось 40 лет Великой Октябрьской социалистической революции. Признаемся: все участники событий, кроме женщин и прибывших вскоре милиционеров, были нетрезвы. Кстати, о милиции: её по телефону никто не вызывал — за ней сбегала Анна, сестра Спицына-младшего и дочь Ивана Спицына. Повезло: наряд проезжал мимо.
Стрельцова застали действительно громко ругавшимся. Окровавленный и злой, он пытался ворваться в комнату, где укрылся Спицын. Думается, если бы могучий фрезерец уж очень хотел, то прорвал бы баррикады. В итоге же просто покричал, потом и на милицию тоже напустился — дескать, кровь течёт ручьём, а вас не дозовёшься. Однако особенно Стрельцова взбесило то, что именно его, побитого, и повезли в отделение. Пока ехали, он много чего непечатного сказал о правоохранительной системе Советского Союза. Милиционеры это запомнили, обиделись. И не простили.
Хотя непосредственно в отделении футболист как-то сразу успокоился и затих: на этот счёт существует сразу несколько показаний в деле (напомню, оно, никаким боком не связанное с произошедшими летом 58-го года событиями, было приобщено к и без того тяжелейшему обвинению). Со всем согласился, протокол подписал. Ущерб, конечно, оказался страсть как велик: повреждённая верхняя филёнка двери в комнату и выломанная крышка кастрюли на общей кухне.
Так что спасли отважного Филиппа быстрые ноги — и, между прочим, семья, дружно сообщившая, что сын и брат мирно спал, а обезумевший футболист к ним ломился непонятно с чего.
О более глубоких, нежели видится с ходу, причинах такого состояния и поведения Эдуарда обязательно поговорим — пока же необходимо подчеркнуть: он никого не бил. Напротив, сам получил по лицу без сатисфакции. Покорёженную же дверь и испорченную крышку оценили чуть позже в 300 рублей (старыми), кои и были благополучно выплачены пострадавшим.
И дело прекратили в декабре 1957 года — то есть после возвращения спортсмена из Лейпцига. Думается, не только из-за блестящей победы над поляками. Всё элементарнее: таких историй в полуподвально-коммунальной Москве 50-х — уйма. Стрельцову же эта ночь с 8 на 9 ноября менее чем через год будет стоить лишние три года строгого режима.
Я же пока вернусь к тому, что творилось с Эдуардом осенью 57-го. Интересовало это, надо сказать, очень немногих. Безусловно, в их числе были достойнейшие люди — Гавриил Качалин и Виктор Маслов, например. Но, как уже сообщалось выше, у наставников не хватало сил и возможностей, чтобы заниматься с каждым из подопечных. Да и какие, с позволения сказать, они «подопечные»? Совершеннолетние мужчины, отмеченные поездками за границу, приличными зарплатами, отдельными квартирами, что в СССР 50-х годов представляло собой главный предмет роскоши. И, в конце концов, молодые люди создавали собственные семьи, где сами, по определению, обязаны были думать о настоящем и будущем.
Энергичное и никому не нужное заявление об «Алке», которую он «ни на кого не променяет», прозвучало значительно раньше, чем было подано заявление в загс. Получается, уже в январе женщины ближе Аллы Деменко для него не существовало. И даже малая возможность хоть кого-то поставить рядом с ней или просто упомянуть в соответствующем контексте привела к нетипичной для него агрессии. Пожалуй, здесь чуть ли не впервые он заговорил прямо, от своего лица. «Не променяю», «свою» — так может говорить лишь мужчина, нашедший, по известному выражению, вторую «половину». Почему же не сложилось?
Десятилетия спустя первая супруга Стрельцова достаточно неожиданно пришла побеседовать с А. П. Нилиным в редакцию спортивного журнала «Московских новостей», и многообразием тех разговоров маститый литератор часто и успешно пользовался в книге об Эдуарде Анатольевиче. Один отрывок, где говорится об их отношениях в досвадебный период, нужно обязательно привести:
«Какой был добрый, как внимательно ко мне относился. Господи, мы же с ним брели такими лесами кусковскими и перовскими, плющевскими. И в двенадцать, и позже. От мамы был, конечно, скандал ужасный. Но как же он ко мне относился замечательно. Не знаю, может, у него была какая-то другая жизнь, о которой я не знала. Пьяным я его не видела никогда. Выпивши до 8 января 1957 года три раза видела. Первый раз — это празднование 1956 года. Не в его комнате, а в его доме у какого-то мальчишки, там компания собралась. Потом заключение футбольного сезона в Мячкове. Там мы немножко даже поссорились. И вот ещё на радостях 8 января 1957 года...
Он мне сделал предложение, когда мне было ещё только 19 лет, но я побоялась об этом сказать маме, думаю, ну вот, мать скажет, захотела уже замуж. Говорю ему: нет, это ещё нельзя. А он, когда уезжал на Олимпийские, мне сказал: “Вот вернусь — и всё-таки будет свадьба”. Мы тогда же — 8 января 1957 года — сообщили про свадьбу Алику Денисенко, вратарю из “Торпедо” — ну такие были дураки».
Откровения Аллы многое объясняют в поведении Эдуарда. Он сделал предложение. Он фактически добился согласия. И тут появляется Екатерина Алексеевна со своей дочерью. Если спокойно и без кремлёвского стола подумать, — зачем ему, в самом деле, иные девушки, коль уже первый гость на свадьбу приглашён? Однако кремлёвский стол, к сожалению, был. И потом: не станет же он объяснять незнакомой женщине из партийного руководства, что лишь вчера произошло важнейшее событие в его жизни?
Но здесь получается новый неожиданный поворот: Стрельцов надолго исчезает из поля зрения обожаемой, казалось бы, невесты. Одну из причин Алла видела в маме Софье Фроловне. Та рассердилась: вся Автозаводская (Денисенко язык за зубами держать не стал) в курсе дела, а родная мать в неведении. Принципиально против женитьбы не возражала, однако просила перенести торжества. И ничего страшного в том нет: надо же подготовиться. Разумеется, согласия В. П. Антипенка, который, вы же помните, настолько сердито отреагирует на майское бракосочетание Эдуарда, спрашивать никто не собирался. Однако обсудить день, час и место обязательного банкета стороны должны были. Речь шла ведь о немалых средствах.
