Отойдя от первого шока, ведунья разглядела, что не на всех полотнах его изобразили стариком. Чем ближе к противоположной стене, тем моложе становилась модель. Кстати, в месиво шрамов его лицо превратилось лет в тридцать. А в пятнадцать художница и впрямь могла бы оценить его красоту. Ту красоту, какой Арха её понимала.

Разглядывать картины девушке не мешали. Лекарка сама не заметила, как отцепилась от Тхия, подойдя ближе к «галерее». С тех пор, как они здесь появились, никто из присутствующих слова не сказал. И тишину нарушали лишь голуби, да тихие щелчки кисти по туго натянутому холсту. Опомнившись, ведунья обернулась.

Рыжий стоял, опершись спиной на одну из колонн, и равнодушно смотрел в окно. Мужчина, сидящий в кресле, занимался тем же самым. Он даже позы не поменял. Женщина рисовала. А старик куда-то подевался. Кстати, теперь ведунья и у «своего» арифеда заметила явное сходство с родственниками. Только выглядел он гораздо лучше. И был живым.

— Пойдём? — спросил Тхия, заметив, что лекарка закончила наслаждаться живописью.

Сказать, что Арха ничего не поняла — это ничего не сказать. А зачем они ехали сюда? Чтобы десять минут молча постоять? Это называется «навестить родственников»? Ведунья, конечно, знала, что лорды странные, но не настолько же.

— А это… все? — спросила она ошарашенно.

— Ну, я же сказал, что это просто дань вежливости, — пожал плечами рыжий.

— Тхияш, а они… того? — одними губами прошептала ведунья, для выразительности покрутив пальцем у виска.

— Нет, — улыбнулся лорд, которого предположение ведуньи явно позабавило, — точнее… Даже не знаю, как тебе это объяснить… — он растерянно почесал ногтем кончик своего носа, — подойди сюда.

Арха послушалась, хотя подходить близко к этим странным демонам ей совсем не хотелось. И не только из-за исходящего от них запаха. Старейшие арифеды девушку откровенно пугали. Пожалуй, она бы даже не соврала, если бы сказала, что рычащие, скалящиеся и требующие крови демоны страха нагоняли куда меньше. Эти «пра» слишком живо напоминали трупы, хотя мёртвые у лекарки никаких трепетных чувств не вызывали. Но только пока они не начинали изображать из себя живых.

Тхия подтянул ведунью поближе, приобняв за плечи. Теперь она почти не видела женщину, но прекрасно могла разглядеть мужчину. У арифеда не было возраста, совсем как у куклы. На первый взгляд, больше тридцати лет ему дать было невозможно. На второй — тоже. Но лекарка то знала, что ему чуть ли не семьсот исполнилось. И это не восхищало, а вызывало отвращение, даже брезгливость.

И ещё Архе дико не понравились его глаза. Они видели — девушка заметила, как дёрнулся зрачок, когда она подошла. Но… Ведуньи для демона словно и не существовало. Это не был взгляд «сквозь». Лекарки просто не было, совсем. Наверное, оконное стекло для арифеда значило больше.

— Ты его видишь? — спросил Тхия, словно она могла не заметить… это — даже демоном называть его язык не поворачивался. — Как ты думаешь, что самое страшное в таком долголетии?

— А в нем может быть что-то страшное? — ведунья подняла голову, заглядывая Тхия в лицо.

Неожиданно неприятное лицо. Девушке показалось, что он находится на грани слабо контролируемого бешенства. Того гляди сорвётся и начнёт все кругом разносить в духе Дана.

— Не понимаешь, да? — ухмыльнулся он как-то криво. — Самое страшное — это скука, Арха. Ты все уже видел и не по одному разу. Ты все знаешь, ты в любой ситуации можешь предугадать, как все пойдёт дальше. Ты знаешь, что тебе скажут ещё до того, как твой собеседник до самой мысли додумается. Ты все пробовал.

— Разве можно попробовать… все?

— Можно. За семьсот лет — можно. Что может принести удовольствие? Еда, вино, секс? Все успело не только надоесть, но и опротиветь. Книги? Ты знаешь, чем она закончится уже с первых строчек. Есть только скука. Кругом — только скука. Он не разговаривает с нами не потому, что не хочет. Нам ему сказать нечего, понимаешь? Мы его не интересуем. От этого одно спасение — созидание, творение чего-то нового. Как у Схары. Наверное, только творец не может до конца насытиться жизнью. Если это жизнь, конечно. Мы её тоже не интересуем.

— Пойдём отсюда, а? — Арха сама не ожидала, что получится так жалобно.

Рыжий кивнул и, не убирая руку с плеча лекарки, направился к выходу.

Лесной воздух, когда они выбрались, наконец, из этого дома, ведунье показался пьяным, как вино — даже голова немного закружилась. Девушке мерещилось, что они действительно выкарабкались то ли из склепа, то ли из подземелья. Даже Тхия отпустило. Лекарка заметила, как он перестал сжимать зубы.

— Кстати, это не только очень долгая жизнь, — сказал он, подсаживая Арху на своего конягу, — это ещё и та самая вечная любовь, который вы, девушки, так бредите. Они больше пяти веков вместе. Нравится?

Рыжий улыбнулся, как будто хотел смягчить свои слова. У него не получилось. Ведунью передёрнуло. Извращение все это было какое-то. Нечто сродни некрофилии. Теперь она прекрасно понимала, почему грахи так боятся эту парочку. Лекарка решила, что, пожалуй, она будет бояться с ними за компанию.

— Ты знаешь, может быть, конечно, я слышу исключительно то, что мне интересно, а не то, что надо. Но, по-моему, дело тут не в скуке, — Арха решилась подать голос только тогда, когда они, несколько поспешно, выбрались на лесную дорогу.

— А в чем? — насмешливо поинтересовался арифед — так взрослые обращаются к детям, которые сообщают, что знают решение Очень Взрослых Проблем.

— В отсутствие смысла.

Ведунья решила не дуться, а высказать-таки пришедшую ей на ум мысль. Тем более что обижаться на демонов было делом заведомо бесполезным. С тем же успехом можно обидеться на косяк, на который лбом в темноте налетел.

— А это не одно и то же?

— Нет, — уверенно мотнула головой лекарка. — Смысл всегда найти можно. Он же только от тебя зависит. Тхия, я не верю, что можно все перепробовать. Нет, наверное, из того, что есть сейчас, и можно. Но тогда надо придумать что-то новое.

— Например? — он приподнял брови, но уже без прежней иронии.

— Ну, например, тебе нравится возиться со студентами. То есть, учить, — Арха соображала на ходу, чтобы такого умного сказать, потому что никаких заготовок у неё, естественно, не было. — А когда тебе надоедят студенты можно, допустим, начать воспитывать… О! Детей с улицы, — лекарке вдруг неожиданно, но очень вовремя вспомнилась Ируш. — Надоедят они — займись устройством судеб сирот. Или организуй школу исключительно для одарённых.

— Это все одно и то же, — протянул рыжий.

Но над её словами явно задумался.

— Не-а, — не согласилась Арха, — вот это как раз не одно и то же. И очень близко к тому самому созиданию. Как те же картины. Только картины отдачи не дают, они неживые. А дети — живые. Конечно, ты будешь знать, что он скажет или что сделает. И ты точно будешь уверен, как именно его жизнь сложится… Но лично мне кажется — невозможно предсказать, что завтра Тьма подкинет. Недаром же говорят, что она смеётся над теми, кто планы строит. Но если, конечно, думать, что ты тут самый умный и прозорливый, то — да, только в окно пялиться и остаётся.

— В кого ты у нас такая умная?

— В бабушку, — уверенно ответила ведунья. — Ты прости за такие сравнения, лордов недостойные. Но была у нас в деревне одна баба. Жила как все, не лучше, но и не хуже других. Только постоянно твердила, что она самая несчастная. И это у неё плохо, и то. И муж — козел, и дети — оболтусы, и корова молока мало даёт. И знаешь что? Муж у неё от такой весёлой жизни запил, да по соседкам пошёл. Естественно, ему уже не до хозяйства было. Дети свинтили кто куда, только чтоб от маменьки подальше. Корова сдохла, и даже собака убежала. И она действительно стала самой несчастной на деревне. Понимаешь, на что я намекаю?

— Ну, я вроде не самый глупый демон в империи, — улыбнулся Тхия.

По-настоящему улыбнулся.

— Вот! Слушай умную ведунью, — удовлетворённо подвела итог девушка, довольно закутываясь в плащ и используя грудь демона как вполне удобную лежанку.