Бальный зал был настолько огромным, что камин противоположной стены, от входа казался не больше ведуньиной ладошки. Хотя судя по его двойнику справа от девушки, в его зев она спокойно могла въехать верхом на Ведьме, даже не нагибаясь.
С потолка на толстенных цепях свешивались двенадцать хрустальных люстр на триста свечей каждая. Как будто этого было мало, вдоль стен ещё стояли громадные канделябры. Свет дробился во множестве зеркал, повешенных в простенках, слепя глаза. К общему сиянию добавлялось и сверкание драгоценностей, которых тут, пожалуй, имелось больше, чем в императорской сокровищнице. Хотя лекарка там, конечно, не бывала.
От пахнущей воском, пудрой и мастикой для пола духоты не спасали даже открытые настежь стеклянные двери, ведущие в сад, освещённый ничуть не хуже залы. Через арки на противоположной стене виднелось помещение поменьше, уставленное столами с угощением, напитками, изящными цветочными букетами и какими-то скульптурами. Пожалуй, изящества наблюдалось гораздо больше, чем еды.
В общем, бал Арху не разочаровал. Все оказалось так, как она и ожидала. Помпезно, броско, уныло и противно до зубовного скрежета. И если бы не Ирраш, то ведунья смылась оттуда уже через пять минут после прибытия. Как ни странно, но шавер тут едва ли не всех присутствующих знал. И с половиной из них ему просто необходимо пообщаться. А девушка его, зачем-то, должна была сопровождать. Зачем — непонятно. Её своим собеседникам ушастый даже не представлял.
Но больше всего Арху поразил сам желтоглазый. Ведунья вообще не подозревала, что он умеет улыбаться. Причём весьма мило и — чего уж душой кривить — очень обаятельно. При этом улыбка с ним творила чудеса. Из просто симпатичного мужчины он вдруг превратился в писанного красавца. А уж когда он начал расточать комплименты, лекарка готова была поверить, будто где-то по пути Ирраша подменили на сильно улучшенного двойника.
Дивная перемена стала неожиданностью не для одной ведуньи. Собеседники, к которым обращался шавер, все, как один, сначала вздрагивали, и лишь потом отвечали. А глядя на преобразившегося ушастого, мужчины явно могли думать исключительно о том, как отвисшие челюсти не потерять. Большинство же встреченных ими дам готовы были выпрыгнуть из платьев непосредственно там, где они стояли.
Ирраш, сцепившись языками с тремя весьма почтенными на вид господами разом, обсуждал что-то настолько скучное, что у Архи скулы сводило. Через пять минут лекарка окончательно потерялась в «векселях», «имперских займах» и, почему то, «армейских поставках». Она и смогла уловить, будто вся эта муть каким-то образом имеет непосредственное отношение к городской страже.
Поэтому девушке оставалось только стоять рядом с шавером, изображая из себя статую, вроде тех, что столы украшали. Правда, лекарка подозревала, что у неё это получается гораздо менее изящно. Да, к тому же, ей ещё и приходилось следить за собой, чтобы не зевнуть во всю пасть. Или не уронить бокал с вином, который она в руках крутила. Пить его было невозможно даже от скуки. Архе хватило одного глотка. После него во рту появился такой привкус, словно девушка долго медную проволоку жевала.
— Тьма, дорогая, взгляни, как он обаятелен! — раздался за спиной лекарки не слишком тихий шепот.
Хотя, понижать голос в гуле, который только изредка перекрывал истеричные взвизги скрипок, должных изображать оркестр, было бессмысленно.
— Милая, даже не думай об этом! Не спорю, он безумно хорош, но лучше с ним не связываться. Про него ходят такие ужасные слухи! Говорят, что он лично пытает преступников. И, более того, ему это нравится.
— Ну и что? — совершенно по-идиотски хихикнула девица. — Я же не преступница. Слава Тьме, адюльтер[3] у нас пока законом не запрещён.
— Дорогая, ты не понимаешь, ему это нравится! Леди Фарах после того, как провела с ним ночь, сама отправилась в монастырь Тьмы Кающейся. И ко двору больше не вернулась. Мне рассказывали, будто когда она вышла из его спальни, на ней просто живого места не имелось.
— Ну, думаю, что в монастырь её муж отправил. И давно пора, потому как она подол и перед конюхами задирать не стеснялась. Но, если совсем откровенно и только между нами, я совсем не отказалась выйти из его спальни так, чтобы на мне живого места не имелось. Впрочем, можно и вовсе не выходить.
Кажется, кто-то за спиной Архи уже отправился прямиком с бала в мире грёз. Который воплотился непосредственно в спальне некоего шавера.
— Какие ужасные вещи ты говоришь, дорогая? Он настолько порочен, что…
— Что даже ты, не смотря на все своё ханжество, готова отдаться ему прямо в саду под первым кустом. Я же тебя знаю, милая.
От неожиданности, ведунья едва вина не хлебнула. Она всегда подозревала: лорды относятся друг к другу оригинально и представления о дружбе у них специфические. Но две девицы, шипящие у неё за спиной, живо напомнили лекарке парочку кобр. И виной тому был не только их шёпот.
— Кроме того, погляди на девку рядом с ним. Она изувеченной не выглядит. Наоборот, присмотрись, какое на ней платье. С виду простенькое, но как смотрится очень изящно.
— Лучше обрати внимание на её причёску. Я никогда такого не видела. Наверное, лорд Нашкас не скупиться, раз она смогла отвалить столько денег парикмахеру. Как ты думаешь, можно у этой дамы поинтересоваться, кто её причёсывал?
— Открой глаза, милая. Это парик! А если ты собираешься общаться со всякими… Конечно, я знала, что ты ради выгоды пойдёшь на все, но унижать себя общением с уличными девками!..
— Я же с тобой общаюсь, дорогая. С меня не убудет, если я, все-таки, спрошу.
Арха почувствовала, как её плеча что-то коснулось. Она скосила глаза. Оказалось, что лекарку деликатно постукивают сложенным веером. Пришлось обернуться. Почему-то, ведунье представлялось, будто она увидит двух почтенных леди, чья юность осталась далеко за поворотом. Оказалось, что змейки даже помладше самой девушки были. Такие молоденькие прелестницы с румяными, не смотря на толстый слой белил, щечками и невинными глазками. Все-таки, видимость порой бывает шокирующе обманчивой.
— Милая, — обратилась одна из коброчек к ведунье, растягивая пухлые губки в слабом подобии дружелюбной улыбки, — у вас прелестная прическа. Не подскажите, кто соорудил это чудо?
— Младший лейтенант Гвардии Его Императорского Величества, — абсолютно честно ответила Арха, — Кстати, макияж тоже его рук дело. Он же выбирал платье, туфли, чулки и нижнее белье.
Демонессочки похлопали накладными ресницами, огромными, как крылья бабочки, переваривая ее сообщение.
— Хамка, — выдала, наконец, вердикт одна из них и обе змейки, трогательно взявшись за ручки, гордо удалились.
Лекарка пожала плечами. Их реакции она не поняла. Вот стоит только сказать правду, как тебя обвиняют в хамстве. Где, спрашивается, справедливость?
— Тебе Адин уже даже белье выбирает? — вкрадчиво поинтересовались у нее над ухом.
От неожиданности Арха так дернулась, что у нее вино из бокала выплеснулось. Хорошо еще, что на пол, а не на подол. Ведунья сглотнула, пытаясь смочить разом пересохшее горло, и медленно обернулась.
— А у вас есть возражения по этому поводу, лорд Харрат? — мило, хоть и несколько судорожно, улыбаясь, спросила девушка.
— В данном случае у меня даже нет никаких поводов для ревности, мистрис Арха. Или даже он пал жертвой ваших чар?
Дан насильно завладел её рукой, которую лекарка безуспешно пыталась выдернуть, и запечатлел на ней галантный поцелуй. А ведунья на него таращилась, как последняя идиотка. Все-таки, никакой мужчина хаш-эду и в подмётки не годился. И ни один, даже самый шикарный, камзол не шёл рогатому больше, чем чёрная гвардейская форма.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — напомнил он.
— Какой? — как заворожённая, выпалила Арха.
И даже губу прикусила от злости. Надо же настолько быть идиоткой!
Кстати, злилась девушка не в одиночестве. Ирраш бросал в их сторону такие взгляды, словно они на его глазах младенца резали. Впрочем, в этом случае шавер так не злился бы. У ушастого даже губа подёргивалась, как будто он едва сдерживался, чтобы не оскалиться. Но, кажется, это занимало исключительно лекарку. Дан на своего кошака даже не смотрел.
