Обескровленное лицо напугало до ужаса. Я бросилась к дедушке, упав на колени. Звала его снова и снова, в панике тряся за плечи, но он не приходил в себя. Рядом с ним лежал телефон, видимо он собирался кому-то позвонить. Схватила его, дрожащими пальцами набирая скорую. Не знаю, каким чудом они разобрали, что я сказала сквозь судорожные всхлипы, но не прошло и пятнадцати минут, как мы мчали через ночной город в больницу.

Я пыталась дозвониться до родителей, набирая их снова и снова, но в ответ слышала лишь сухой голос автоответчика. Не описать словами, как мне было страшно. У меня все что-то спрашивали, выясняли о прошлых заболеваниях, о принимаемых лекарствах, о наличии аллергии. А я не знала, что отвечать, на каждый вопрос пожимая плечами. Заболевания? Лекарства? У дедушки отменное здоровье. Он никогда ни на что не жаловался.

Как оказалось позже, я ничего не знала о нем. Никто не знал.

– Ваш дедушка наблюдается у нас почти год с диагнозом опухоль головного мозга. К сожалению, злокачественная и неоперабельная, – от слов лечащего врача ноги перестали держать тут же. Благо, за спиной было куда присесть. – Знаю, для вас это неожиданность, но сохранить болезнь в тайне – его решение. Сейчас, ввиду его состояния, скрывать больше невозможно.

– А, – пришлось приложить усилия, чтобы произнесли вслух вопрос, от которого замирало сердце. – Он ведь очнется, да?

– Я не могу дать никаких гарантий. Нужно верить. То, что он продержался год, – почти чудо. Давайте надеяться на него и в этот раз.

На другом конце коридора показались спешащие родители. Подойдя, они принялись что-то тараторить и расспрашивать врача, а я думала лишь об одном: год – это чудо? Всего лишь год. Это значит… Он мог умереть в любой момент, а я даже не подозревала об этом?

– Нужно верить и надеяться, – долетели до сознания слова врача, произнесенные уже для родителей.

И я верила. Я ни во что в этой жизни так сильно не верила. Именно тогда я поняла, что никакого чуда нет. Дедушка так и не очнулся.

– Посмотри, Макаровы даже не пришли. Ни отец, ни сынок, – ядовитый голос отца заставил вынырнуть из воспоминаний. – Вот и показали истинное лицо.

Зачем он говорит мне это? Будто в такой день мне есть до этого дело. Оказалось, что да, потому как через мгновение мой взгляд, словно заколдованный, прошелся по лицам присутствующих. Я не хотела, честно. Мне же наплевать, оно как-то… само.

И да, они не пришли. Ни в день похорон, ни на следующий, ни через неделю. Неделю, в которой каждый день проходил на автомате. Вставала с постели, ходила на пары, возвращалась домой, ела, заваливала себя учебой и ложилась спать. И так каждый день. Потому что так надо. Кому? Не знаю. Однако я мысленно повторяла это, и, кажется, было легче.

Вот только спорт остался в прошлом. Я пыталась. Правда пыталась. Но стоило лишь ступить на ковер… и все. Ступор. Ноги деревянные. Руки не слушаются. Желание заниматься отсутствовало напрочь. Убедить себя в том, что так надо, со спортом не получилось.

Родители злились, ругались, кричали. Я же безразлично смотрела на покрасневшее лицо отца, на сжатые губы матери, пропускала мимо ушей бесконечные нотации и ждала момента, когда им надоест устраивать мне разнос. И спустя неделю им все же надоело, и они оставили меня в покое.

В один из дней я вернулась с учебы позже обычного. Вернулась в пустой дом. Бродила по комнатам в гнетущей тишине, в которой отчетливо слышались мои шаги, да и только. Никого. Ни родителей, ни домработницы, что приходила несколько раз в неделю. И стало так горько, тоскливо и нестерпимо одиноко. Мне не хватало тепла. Объятий. Ласковых рук, проводящих по волосам. Мне не хватало дедушки. Я очень по нему скучала…

Шмыгнув носом, забралась с ногами на постель, достала телефон и, набирая номер, опустила голову на подушку.

– Слушаю.

– Мам, – прошептала, вытирая сорвавшуюся слезу. – Ты скоро вернешься?

– Что? Мирослава, говори нормально, я не слышу.

– Когда ты придешь домой? – спросила громче я.

– Не знаю. Сегодня иду на открытие салона красоты. Что случилось? – нетерпеливо спросила она.

– Я просто… пришла, а тебя нет. И папы тоже, – поджала ноги, свернувшись на постели. – Тебе обязательно там быть?

– Мирослава, – протянула, тяжко вздохнув. – Что за детский сад? Ты же не ребенок, в конце концов. Мне уже почти сделали укладку, к тому же Марина меня пригласила.

– Понятно, – не дождавшись ответа, сбросила звонок.

Влажная подушка раздражала кожу щеки, а слезы обиды застилали глаза. Буквы на экране расплывались, но я все же смогла выбрать нужный номер, снова нажав на кнопку вызова.

– Да? – отозвался отец. Было очень шумно и много голосов на фоне, сливающихся в единый гул.

– Пап, ты где?

– Занят, – сухо ответил он.

– А скоро приедешь?

– Ты же знаешь, что я не люблю, когда вы с матерью мне названиваете без дела. Можно не отвлекать меня без надобности? – холод, которым он окатил меня, убил напрочь все желание его увидеть.

– Прости, – прошептала и отключила телефон, не уверенная, что он меня услышал.

Прикрыв глаза, перевернулась на другой бок. Прямо напротив глаз оказалось зеркало, в отражение которого я уставилась немигающим взглядом. Вот она я. Одинокая, брошенная и никому в этой жизни не нужная. Капризный ребенок, мешающийся под ногами, – вот кем я была для собственных родителей. Пора бы это уже признать.

Горько усмехнулась. А я думала, у меня есть семья. Она и была. Пока дедушка был жив. Он – моя настоящая семья. Больше ее у меня нет. И друзей тоже. Никого. Я лишилась всего в один миг. Мой мир рухнул. Моя жизнь раскололась на до и после. Мое сердце разбилось, а на фоне догорают несбывшиеся мечты.

Села, не отрывая ненавидящий взгляд от своего отражения. Рука сама потянулась к прикроватной лампе. Оглушающий звон, и на зеркальном полотне под мой крик расползлась паутина трещин.

Я прошла до письменного стола, не обращая внимание на осколки, которыми был усеян пол. Я бы и не заметила, что несколько кусочков стекла вонзились в кожу стоп, если бы не капли крови, что я оставляла по пути.

Выдвинув ящик, нащупала ножницы, достав которые, отправилась в ванную. Остановилась напротив зеркала, смотря исподлобья в свои же глаза. «Я, блядь, нормальный мужик!». « У меня не встает на косички и бантики!». «Как ребенка совратить.». «Все та же Мелкая…».

Решительно схватилась за косу и безжалостно резанула, усердно орудуя ножницами. Неровные, где-то короче, где-то длиннее пряди рассыпались по плечам. В руке осталась висеть коса, которую я раньше носила с гордостью. Теперь же ненавижу.

Стремительно вернулась в комнату и прошла к шкафу, заработав еще несколько порезов. На пол полетели платья, юбки, блузки. Все то, что я любила. Все то, что я считала красивым. То, что должны носить приличные девочки.

Никаких мини-юбок, топиков и коротких платьев, обтягивающих тело как перчатка. «Не смей сравнивать себя с развязными женщинами. На них не женятся». А с такими, как я, даже не спят.

Схватив эту кучу, сбежала по лестнице, передвигаясь на ощупь. Злые слезы застыли в глазах, затуманив взор.

Улица встретила меня порывом холодного ветра, что смахнул соленую влагу. Свалила одежду на газон, прямо рядом с хризантемами, лелеемыми мамой. Туда же полетела и отрезанная коса.

Вернувшись в дом, забежала на кухню и принялась раскрывать все шкафчики, переворачивая содержимое вверх дном. Отыскав нужное, вышла из дома.

На разноцветные тряпки полилась жидкость для розжига. Следом отправилась зажжённая спичка. Огонь полыхнул, окатив теплом.

Я села рядом, прямо на траву, и глядела, как моя прежняя жизнь окончательно догорает. Она больше никогда не будет прежней. Как не будет больше той хорошей девочки Миры.

Спустя 14 лет

– Превосходно! – всплеснув руками, уж слишком наигранно восхищался очередной заказчик.