Осмотрев оборонные работы и осведомившись о нуждах ремесленников, лорд Андре решил проведать солдат на морских стенах и, направившись в сторону порта с отрядом верных оруженосцев, покинул цитадель. Время вплотную приблизилось к утру, начало светать, из-под клубов тумана вырезались, словно ощерившись, грубые очертания портового квартала: чёрные от смолы верфи, длинные стрелы погрузочных кранов, скособоченная от ветхости будка портмистра, глухие склады, и поеденные морской солью рыбацкие лачуги – нагромождение огромных пропорций, свалка старья которую порой и взором было не охватить, располагалась за морскими стенами Хориниса.
Впрочем, что это были за стены? Возвели их во времена Робара Святого, в первое десятилетие правления этого достойнейшего из монархов, когда Хоринис перешел из-под власти разгромленного графства Тиморис в руки Миртаны и, стараниями короны, приобрел звание торговой жемчужины морей, по значимости уступая разве что Архолосу. Времена те были сытые да спокойные, поэтому стенам особого внимания не доставалось – как возвели их в первое десятилетие нужды, так и бросили морю на растерзание по её пропаже, будто стены и вовсе являлись чьим-то глупым капризом, нелепой прихотью, пережитком старых времен с огрызками которых нынче квиталась стихия. Поэтому, в теперешнюю ненастную годину, когда в крепких морских стенах все разом ощутили острую необходимость, от былой твердыни оставались лишь побитые морем куски: кое где все еще в подобии стен, но больше размытые прогалины и насыпи, перекинуться через которые могло бы любое мало-мальски пригожее войско. Прибывшие на остров рыцари-паладины строго наказали привести стены в порядок, но порядком-же припозднились: даже посреди утреннего тумана, скрывающего самые позорные огрехи данной конструкции, лорд Андре без труда осознавал всю их плачевную, пагубную безнадежность. Да и людей на стенах отчаянно не хватало: полную милю протухлых этих фортификаций стерегло не более ста человек.
Похлопотав вокруг стен и справившись о новостях с моря, лорд Андре воротился обратно в ратушу. Почти рассвело, но из-за непроглядной хмари и стелящего глухими потоками дождя солнце на небосводе видно не было, лишь редкие отблески и мимолетные всполохи света между прогалинами в тучах указывали на взошедшее светило. По заведенному в последний год обыкновению, лорд Андре засыпал к рассвету и, подремавши около двух с половиной часов, был на ногах к утреннему построению войск. Отдыхал он в целом крайне мало, тревожными урывками на протяжении дня, но по молодости лет усталости не чувствовал, а к лишениям относился спокойно, принимая их за естественную часть военной службы. Воротившись в свои покои, он приказал страже немедленно будить его в случае любого, пусть и самого незначительного донесения, и скинув с плеч порядком отсыревший за ночь плащ устроился поудобнее возле камина.
– Ваше превосходительство, лорд Андре…– спустя всего лишь час в покои осторожно постучался оруженосец.
– Заходи, я не сплю, – ответил тотчас пробудившийся рыцарь.
– Извините, Ваше превосходительство, но тут капитан Вульфгар прибыл с рапортом, говорит – неотложно, изволит требовать Вашего внимание.
– Пропускай ко мне, - сказал лорд Андре, поднимаясь с кушетки и усаживаясь за письменный стол. Буквально через несколько секунд в покои вступил капитан Вульфгарг, вышагивая по привычке чеканно и бодро салютуя, но лицо старого солдата расстраивала очевидная тревога.
– Неужели орки подоспели? – спросил лорд Андре с мягким удивлением, – За окном дождь, море тревожится - нешто решились на высадку посередине шторма?
– Никак нет, ваше превосходительство, – ответил Вульфгар, – У стен все спокойно, врага нет. Погода дюже ненастная, на якоре выжидать будут, тати. Я за другим делом, господин, но право не знаю даже как начинать… – замялся старый солдат.
– Начинай сначала, – ответил лорд Андре с еле заметной улыбкой, – Уж если не орки к нам постучались в окошка, с остальным как-нибудь стерпимся, переживем.
– И то правда! – заметил Вульфгарг несколько расслабившись, – Так вот, ваш-превосходительство, ребята мои на рассвете по портовому кварталу пошарить отправились, смутьянов искали чтобы их – ну, в качель, и вдруг заприметили небольшой отрядик: люди какие-то идут крадучися да по-воровски, совсем без света, и телегу за собой тянут здоровую. Решили ребята значит проследить куда эти шельмы намылились, заодно и сосчитали их – оказалось восемь человек, не больше. А эти знай толкают телегу, ребят моих не видят, да и почти-что к докам выкатились уже, где купеческий ког стоит за неуплату портовой пошлины арестованный. Глядят ребята – на коге тоже люди шебаршат, явно моряки к отплытию готовят корабль, поэтому решили больше не временить и на смутьянов этих из засады прыгнули. Прыгнули значит, сходу двоих порубали, завязалась драка! Голосят негодяи от страха – а тут с телеги мужичок небольшой слез и как закричит: «отставить валку, именем закона заклинаю, я – губернатор Лариус!» Все так и опешили, мечи опустили, уставились на того мужичка – и ведь правда, его милость Лариус собственной персоной! Ну мои парни не растерялись, быстро покликали меня, а этих покамест взяли в кольцо и глаз не спускают. Я было сначала не поверил, думаю: нечистый что ли им глаза застелил, только оно правдой оказалось - его милость Лариус во плоти, двое сыновей его и слуги, а на телеге – казна! Губернатор стал объяснять, что он-де по Вашему наказанию казну с острова вывозит, что делается это специально в секрете, но приказа в письменном виде с печатью предоставить не смог, а я его без приказа пропускать не решился - мало-ли там какие секреты! Да и ведь губернатор он бывший, ибо по букве закона сложил полномочия перед лордом Хагеном и булаву ему передал, засим распоряжаться казной прав не имеет. В общем, Ваше превосходительство, господин Лариус временно задержаны, но коли велите – мигом будет свободен. Ох, надеюсь не оплошал я, а если да – то раскаиваюсь искренне! Но ведь приказа о вывозе казны не слыхал поэтому и счел нужным, согласно закону, особу эту милостивую задержать, а Вам господин теперь виднее будет, что делать – меня ли казнить за глупость, или с господина Лариуса разъяснений испрашивать, – окончил Вульфгарг свой рассказ и, потупив взгляд, виновато уставился под ноги.
– О моем приказе вывести с острова казну ты не знал, – молвил Лорд Андре, поднимая побледневшее от гнева лицо, – Потому что такого приказа в природе не существует!
Старый Вульфгарг хлопнул себя по лбу и ахнул от ужаса.
– Так значит, его милость…
– Его милость, как самый распроклятый вор, решил умыкнуть королевскую казну и утечь с острова посреди ночи. Такие, видать, у его милости нынче забавы. Теперь понятно кто подстрекает смуту в портовом квартале, кто чернь терзает чтобы она бунтовала. Ведь это так разумно, так гибко, так хитро - тропу воровскую шумихой застелить и сутолокой прикрывшись уйти среди ночи! Немедленно доставить предателя ко мне, и сыновей его тоже веди. Может им – молодым рыцарям под присягой, будет чего заявить в свою пользу. И ребят своих не забудь, вместе с тобой они всему этому скверному делу свидетели.
Молча откланявшись, старый Вульфгарг ушел. Лорд Андре, приподнявшись из-за стола, несколько раз беспокойно пересек комнату и, выйдя на балкон, уставился в даль. Местами поредевший туман падал на город мелкой моросью, усилился ветер и волны с раскатистым грохотом опускались на морские стены. В портовом квартале шипели пожары, мелькали еле заметные силуэты бунтовщиков, то и дело затевавших с городской стражей все новые и новые стычки. «Иннос всемилостивый» - тихо молвил молодой паладин, «дай мне сил выручить этот несчастный городишко! Сами не ведают чего творят, помилуй их души. И что-же с провинившемся вельможей делать? Если миловать, то город вконец задавит мятежом: может и войско восстать, взбунтуется стража – кому охота гибнуть за открытых клятвопреступников, воров, и казнокрадов? А если не миловать, а казнить то пакостить начнет уже сейм – ведь он, изменник этот, шкура продажная, из тамошнего смрадного клубка выкатился! И вся эта дрязга затеялась именно к подходу врага - ох уж и везет поганым оркам: думают небось, что на штурм неприступной твердыни идут, на труд тяжелый и бранный, на деле-же их встретит утопший в раздоре, разделенный надвое дом который только ударь по трухлявой опоре, так он и рассыпется в пыль! Нет, право, надо брать дело в руки, пока не ударил последний колокол и не забили в набат»
