– Что-же ты предлагаешь, сын мой? – доброжелательно спросил Исгарот.
– Кабы я знал, – ответил Бард понуро, но мигом воспрянув продолжил, – Но подумаем, рассудим, хотя-бы на минуточку! Корень зла – в камне, из-за него эти страшные люди гонятся за нами, любая встреча с ними обещает сквернейшую каверзу и скорую расправу. И тут я вас спрашиваю: не будет ли нам угодно корень этот злонравный где-нибудь по-тихому схоронить, да и самим схорониться, уйти с глаз долой! Ну или не схоронить, а в реку вышвырнуть или в море утопить, да и самим-же морем с острова уйти. Ну, как вам? Я с хозяевами, мучителями распроклятыми, на Хоринис через море попал. Высадились мы подле какой-то дикой бухты пиратами кишащей и там-же, у пиратских шатров, заночевали. Так вот, покамест хозяева дрыхнули, я с пиратами разобщался и потолковал. Оказались эти ребята не такими уж и скверными малыми, какая о них ходит молва: сказали, что за угодливый кошт за море переправить могут, а на картах у них начерчены не то, что острова – а цельные архипелаги, докудова ни война не добралась, ни разбой, ни лихая наша година. Так от чего-же нам с пиратами не сторговаться и не сплавиться до какой-нибудь мирной и пригожей земли, зачем будем голову в пекло совать? Королевство вестимо пало, да его нам втроем от погибели не выручить. Камень-же этот проклятый в морскую пучину уроним, авось этим самым планы какие спутаем врагам и козни подлые порушим, ну а остальное… Остальное авось как-нибудь без нас, само растрясется, а ежели нет – то что-же поделать? Не прыгать же в реку вслед за утопленником! Когда драка проиграна всяко лучше кулаки в карманы запрятать, а голову в шапку схоронить чем зазря к смерти в двери ломится или, что сверх того гаже, врагу в лапы угодить и кандалами до скончания веков побрякивать.
Бард окончил свое слово и над библиотекой повисла гробовая тишина. Старый Маг задумчиво раскуривал трубку, Сид-же, потупив глаза, словно утоп в каких-то далеких и глубоких думах. Бард сперва поглядел на обоих с видимой нетерпеливостью, но потом и сам уплыл в мысли, поддавшись всеобщему молчанию. Так они просидели около пяти минут. Первым тишину нарушил отец Исгарот:
– Что-же, дети мои, надобно решать. Сид, что скажешь на счет Бардовского соображения? Разумно-ли?
– Разумно-ли, отче? – переспросил Сид, очнувшись от забвения, – Вроде как и разумно, но… Но мудрость твоя как это видит? – обратился он к Исгароту.
– Никак, покуда не услышит твоего разумения, – ответил Исгарот и, пустив замысловатое колечко дыма под потолок, снова умолк. Сид почесал подбородок, поглядел сперва на Барда, потом на старого Мага и, очевидно набравшись храбрости, заговорил:
– Я старый солдат и разумения во мне как каши в армейском котле – скудно, горько, и водою по краям размазано. Уж не обессудьте друзья, не серчай и ты - Отец преподобный, но не могу ничего по делу сказать, прежде не излив души горемычной и не поведав об одном событии из давней моей молодости, что и теперь тяжестью лежит на сердце. Рассказ то, правда, выйдет не короткий, так что коль не время выслушивать – скажите, и я все собственные соображения отрину и просто да по-солдатски к вашему мнению притулюсь.
– Право лучше рассказывать, – молвил Бард, – Ибо без личной воли любое подчинение - рабство.
– Ну вот, на том и порешили, – сказал Исгарот, – Так что рассказывай.
– Коли на то есть ваша благорасположеность, – начал свой длинный рассказ Сид, – То откроюсь как на духу. Было то тридцать лет назад, в годину моей молодости, когда меня – Сильденского «лесного барина» из измельчавшего нашего рода Сиддрада отправили в город Трелис, служить под королевскими знамёнами. Трелисом в те времена управлял прославленный воевода Буркхард – муж телом громадный и духом добронравный, отличившийся в походах супротив Варанта еще во времена Робара Святого. Путевым был воеводой этот Буркхард, только когда я заступил на службу в Трелисе и за удаль вскоре был произведен в оруженосцы, воевода наш успел как-то состариться, согнуться и, не то, чтобы былую могучесть утратить, обернуться тем не менее каким-то рыхлым, затрапезным пригудником - лишь бы вино в рот цедить да на брюхо поплевывать. В гарнизоне нашем дисциплина от этого зашаталась, и если бы не молодой полковник Венцель из Венгардских знаменосцев, то разомкнулась бы и вовсе по швам. Ведь солдат без порядка и муштры одно только дело знает: водку пить, по кабакам обжорствовать, и девок по сеновалам драть.
Так вот, служба шла не шатко, не валко, как вдруг из столицы прибыл вельможный гонец с донесением: в Варанте, оказывается, мятеж вспыхнул и хашишины поганые, налетевшие словно вихрь из пустыни, выбили наши гарнизоны из Браго и Бен Эрай – двух городов к Трелису самых близких. С донесением шел королевский приказ: немедля войско собрать и выступить на Браго, покамест соберутся хоругви королевские и, обогнув с другой стороны, подойдут к Бен Эрай. Распалился тогда старый воевода Буркхард, закипела в жилах кровь ратная, памятуя былые Варантийские побивки велел он трубить о скором походе. Но правду говоря, соображение всего мероприятия по обыкновению легла на широкие плечи полковника Венцеля, который и обозом занялся, и панцири наши велел в порядок привесть, да и в целом выступал подлинным воеводой и пастырем чутким над солдатами. Буркхард-же на радостях заперся у себя в залах и три ночи пировал не вставая, бочата с мёдом один за другим пустоша, в назначенный-же день еле взгромоздился на своего аргамака - до того от возлияний обильных огрузнел.
Итак, выступили мы на третий день после получения королевского приказа. Путь до Браго недалекий, город Трелис на самой границе с Варантом лежит. Я лишь только недоумевал как мы первыми о Варантийском бунте не узнали и решил, вестимо, что аспиды эти пустынные действовали скрытно и, скорее всего, город Браго захватили какой-нибудь хитровывернутой подлостью. К концу дня добрались мы до застав пограничных и тут меня ожидало первое, но увы не последнее потрясение: заставы практически пустовали, а те солдаты, которых удалось разыскать, на солдат внешним видом своим вовсе и не походили. Без проверок и строгого надзора из Трелиса, жалонёры эти горемычные о долге своем и присяге успели позабыть и, обратившись полудиким мужичьем, разбрелись бандитствовать по окрестностям. От того мы в Трелисе и не услыхали о Варантийских волнениях! Воевода Буркхард, всю дорогу мучимый жарою, вертелся от злости в седле и наказал парочку одичалых солдат вздернуть, но в скорости приказ поворотил и, объявив стоянку, ушел ночевать в свою квартиру. Там-то и состоялись первые громкие препирания с полковником Венцелем и там-же я впервые услышал ставшие в последствии роковыми Буркхардовы слова: «да не тревожься ты так, не пекись дитино! Порою лучше будет ничего не делать, а беда - она сама по себе, как-нибудь да и рассосется!»
Наутро выступили, и минуя вконец опустевшие заставы (убоявшись гнева воеводы, остаток одичавшей солдатни дождался ночи и дал дёру), к полудню добрались до подступов к Браго. С высоты песчаных холмов город виднелся как на ладони, и всем смыслящим в военном деле стало ясно что с текущими нашими силами эту твердыню не взять. Хашишины, не будь дураками, времени даром не теряли и набросали вокруг городских стен довольно крутой вал, укрепив его для верности внушительным частоколом. С подвижных башенок подле частокола в нас мигом посыпались стрелы, а из-за городских стен машины стали метать горшки с ядовитым пустынным огнем.
Что-же тут делать? Отступить ото стен и осадить Браго в долгую было-бы затеей не только бестолковой, но и пуще смерти опасной: долго-ли войско удержит осаду без воды, посреди пустыни, под палящим солнцем и ветром горячим как из кузнечного горна! Ведь единственные на многие версты колодцы скрывались за воротами Браго, врата-же эти глумящийся над нами враг вовсе не спешил открывать.
Тут, пожалуй, никакого военного разумения не надобно чтобы насущно в голове вещи сочленить и напрямую скумекать всю безнадежность такого положения. Скумекали оба наших начальника – и воевода Буркхард, и полковник Венцель, но скумекали-то по-разному! Венцель предложил отойти от Браго и на время к пограничным заставам вернуться, где хотя-бы свободно добывалась вода и прокормка для лошадей и волов. От застав, по разумению полковника, надобно было гонцов к наместнику в Трелис и к бурмистру Гельдерна направить, дабы оба вельможных мужа знамена подняли к нам на подмогу, также и осадными машинами снабдив. Заняло-бы подобное по меньшей мере недели две, а то и полные три, но полковник рассчитал, что оно так даже лучше выходит: к этому времени хоругви королевские успели бы выступить на Бен Эрай, засим и удар по мятежникам состоялся бы единовременно с обеих сторон, горячими щипцами негодяев за горло прихватив!
