А я еще самовлюбленный индюк, посмеивался – мои девочки, султан, гарем. Вот и получи. Да даже в голову не могло прийти! А тут на тебе – настоящий гарем, и налицо попытка уничтожить соперницу.

     Я сосчитал до десяти, выдохнул и только после этого вошел в комнату и захлопнул дверь.

     - Ты что наделала?! – я угрожающе навис над этой стервой, меланхолично размазывающей крем на руках.

     - Савушка, ты о чем?! – ожидаемо хлопает ресничками и готовится изобразить оскорбленную невинность.

     - Об Алене, твою мать! Под суд пойдешь, как соучастница! Ты чем, сука, думала?! Быстро мне телефон мастера и моли Бога, чтобы все обошлось. Иначе я размажу вас обеих. Звони ей, пусть собирается и ждет. Я позвоню, куда ехать.

      Мне было не до сантиментов, плевать я хотел, что она там сейчас думает. Главное – помочь Алене. И тут я готов сделать не притворное одолжение своей просьбой, а конкретно прогнуться и выстелиться. Может, были и другие варианты, но в голову пришел только один.

     Хлопнув дверью, я метнулся на кухню.

     - Отец, ты человек действия, поэтому сразу говорю – мне нужна реальная помощь. Просто срочней не бывает. Я заплачу любые деньги, но ты мне должен найти контакты лучшего в сфере врачебной косметологии. Не ниже уровня Бог. Пап, не знаю, как! Извиняйся, обещай место в швейцарской клинике…

       Родитель понял, что стряслось что-то важное, поэтому без лишних комментариев отключился. А я принялся изображать страуса, меряя шагами свою тридцатиметровую кухню – столовую.

       Сидеть я не мог, потому что иначе в голове начнут появляться вопросы, на которые я сам себе не готов ответить.

      Мне казалось, что стрелки на небольших винтажных часах, висевших в пустом простенке, просто приклеились к циферблату – настолько медленно они переползали с цифры на цифру. Наконец телефон взорвался настойчивой трелью.

      - Забродин Михаил Артемьич. Сейчас едет в клинику свою. Как подъедете, позвонишь ему, охрана пропустит. Не знаю, чем отрабатывать будешь. Сейчас контакты скину.

       - Ты лучший отец.

       -Априори. Потому что я единственный.

        На ходу сунув телефон в барсетку, я метнулся к Алене. Зная, что нас сейчас примет лучший специалист Москвы, я усмирил свой мандраж. А то совсем вышел из роли.

      - Госпожа Полуянова, - я обнял за плечи все так же сидевшую скорбным комочком Алену. – Поднимайся, сейчас тебя успокоит самый лучший доктор Айболит.

     Алена, боясь поднять взгляд, нерешительно спросила:

     - Уже ж поздно… Разве лучший врач будет так долго работать?

     - Для …, - я замялся, с языка уже чуть ли  не слетело «для тебя», но я удержался. – Для меня будет. - Сделал  ударение на втором слове.

    Я протянул ей руку и чуть не захлебнулся в щемящей нежности.  Алена доверчиво вложила свою ладошку и кинула робкий взгляд, в котором чего только не было…

   Растерянная, испуганная, с глазами в озерах слез…Как ножом по сердцу. Я не могу сейчас и помыслить о злорадстве. Трогательная и такая беззащитная девочка… Стискиваю зубы до скрежета – как бы я хотел сказать «моя девочка»! Но для этого надо переписать всю жизнь, и положа руку на сердце – я не готов снова стать романтичным юношей, не готов простить предательство, не готов снова терять голову от любви… А значит, я просто помогаю Алене, как своей сотруднице, на которую я возлагаю большие надежды.

     - Не переживай! Все поправимо. И перестань закрывать лицо! – скомандовал я, усадив ее на переднее сидение. И только потом поймал себя на мысли, что ее близость начинает влезать мне под кожу, заполнять меня желанием. Посадил бы назад – и не пришлось бы косить глазом на ее длинные ноги, обтянутые джинсами, на кофточку, второй кожей обнимающую грудь. И что удивительно, ее лицо, похожее на заготовку для шницеля, не отталкивает, не вызываает брезгливости. хочется помочь, подуть, как мама в детстве дула на ранки. И прежде всего не отпускают ее удивительные глаза.

     Алена в ответ только шмыгнула носом, правда, руки от лица убрала.

     Я включил любимых французов, чтобы отвлечь ее от переживаний.

    - Вот, тренируйся, набирай багаж. Патриссия Каас нравится?

      Алена кивнула.

       Набрал номер злодейки –мастера, сбросил адрес клиники и вызвал ей такси, чтоб  точно знать, когда подъедет и позвонить на охрану, чтоб пропустили.

    Ехать ей ближе, чем нам, поэтому надеюсь, что рассказывать о содеянном она будет без нас. Иначе я не сдержусь и устрою ей тот еще фейерверк.

      Вселенная меня услышала, и эта сучка, изложив профессору все, как на духу, сидела в дальнем углу коридора до выяснения.

      Выйдя из машины, я взял Алену за руку и буквально потащил за собой.

      - Сейчас доктор посмотрит, и все будет хорошо! – успокаивал я то ли ее, то ли себя. Конечно, такое уродство не останется ни при каких обстоятельствах, если понадобится, я оплачу любую операцию. Просто несмотря на все свои запреты, я кожей чувствовал ее страх и боль. И еще бесился оттого, что не могу себе позволить успокоить так, как хотелось бы. Я готов бы на руках ее нести, как маленькую пострадавшую девочку, успокаивающе гладить по головке, аккуратно, боясь дышать, прижимать к себе и чувствовать, как бьется ее сердечко.

    Готов бы… Но это исключено.

     Доктором оказался очень позитивный дядечка в летах, очень подвижный и живой.

       Я протянул руку, представляясь.

    - Строгов –младший. Спасибо, Михаил Артемьич, что согласились принять. Но тут видите, неотложное дело, - я кивнул в сторону Алены.

    - Приветствую вас, жена вождя краснокожих, - очевидно, в методике Забродина отсутствовали успокоительные «уси-пуси», позволяющие пациентам утопать в жалости к себе.

    - Почему жена вождя? – испуганно спросила Алена.

     - Потому что женщина не может быть вождем краснокожих.

      - А почему не дочь?

      - Потому что слишком красивая, чтобы к таким годам оставаться незамужней. И не вздумайте возражать! Я занимаюсь женской красотой дольше, чем вы живете на свете. Так что поверьте старику.

    Ага-ага! Я с ревностью заметил, как он огладил взглядом ладную фигурку  Алены, задержавшись на груди, и если б не его почтенный возраст, то точно б сделал замечание.     

    Удивительное дело, Алена расслабилась, это было заметно по тому, как убрался зажим в плечах и на лице появилось подобие улыбки.

      - Итак, что мы имеем, - продолжил Забродин, усаживая Алену под лампу и внимательно рассматривая. – имела место быть, скажем так, неоправданная процедура. Срединный пилинг — достаточно серьезное вмешательство. Он затрагивает не только роговой слой эпидермиса, но и гранулярный, и даже базальный. То есть на кожу оказывается достаточно глубокое воздействие (вплоть до сосочкового слоя дермы), при котором повреждаются живые клетки. Кожа реагирует на это вмешательство и регенерируется. Результаты обычно превосходные. Мне трудно судить о состоянии кожи до процедуры, но судя области шеи и декольте – следовало бы ограничиться поверхностным. Плюс кожа очень нежная, и полученная концентрация ретинола была предельно допустимой.

     То есть, это не преступление, а может расцениваться как оплошность мастера. Это я к вопросу – нужно ли подавать в суд. Подписание бумаг защищает от судебного разбирательства, но вы можете обратиться к владельцу салона с требованием наказания за непрофессионализм. У меня она пожизненно санитаркой работала б. В лучшем случае.  Что касается нашей красавицы – сбросит она лягушечью кожу и станет краше прежнего. Но! Неукоснительно соблюдаем правила ухода. И  вот эту чудо –мазь. Это разработка коллег из Израиля, внутри инструкция на русском. Сейчас я обработаю, а дальше уже сами. Завтра будет намного лучше.

      Забродин, закончив с процедурой, отстранился, и как художник, посмотрел на дело своих рук.

     - Ну какая ж хорошенькая!