– Ну что, Николас, пора платить по счетам.
Капитан никогда и поверить не могла, что ей придётся мстить своим обидчикам. Раньше месть для неё значила лишь подножку Кайджелу, толчок в спину с лестницы и, может, съесть весь бисквит, предусмотрительно спрятанный в тумбочку. Но сегодня она твёрдо решила – Эттвуд должен поплатиться. Хотя, конечно, решилась она давно, но подобный поворот судьбы только закрепил её уверенность в правильности намерений. Ни один из её обидчиков не должен выжить.
О`Райли хрустит костяшками пальцев, подходит к двери и хватается за ручку. Она тянет её на себя, высовывается из каюты и осматривается по сторонам. Никого нет. Полнейшая тишина, лишь слышно, как волны бьются об борт и скрипят корабельные снасти, и чуть покачивается не потушенная лампочка. Одна из спокойных и благоприятных ночей в море, когда небо ясное, чистое, а луна похожа на огромный плохо поджаренный блин. В такую ночь принято не убивать, а наслаждаться жизнью и верить, что новый день будет лучше всех предыдущих. Но алкоголь в крови О`Райли подстегивает её, как ищейку, жадно вынюхивать и выискивать свою жертву.
Николас сегодня несёт кладбищенскую вахту, пока остальные мирно отдыхают. И Моргана знает, как до него добраться. Подслушав несколько разговоров, было легко понять, что офицер Эттвуд частенько отлынивает от своих обязанностей. Он ошивается на нижней палубе, прячась от боцмана и всех старших лейтенантов, лишь бы те не заставили его потом чрезмерно работать и не высекли при удобном случае. А на «Приговаривающем» у Кеннета дисциплина, кажется, даже хуже, чем на её корабле.
Плотно закрыв дверь, капитан О`Райли тихим, неспешным шагом направляется той же дорогой, которой она сюда и пришла. Ей нужно действовать аккуратно, прислушиваться к каждому шороху и шагу. В идеале – видеть сквозь стены и подчинять себе тьму, чтобы никто не смог уличить её в свободном разгуливание по кораблю. Хоть Кеннет и обозначил её нахождение здесь, как гостьи, всё же клейма «пленницы», а правильнее было бы сказать «заключённой» никто с неё не снимал, следовательно, гулять по кораблю без сопровождения ей не дозволяется. И всё же она очень тихо крадётся по палубе, после спрыгивает в трюм.
Моргана прячется в нише между грузами, чтобы остаться незамеченной исправно исполняющим свою работу солдатом. Пропускает его и ещё некоторое время ждёт, пока шаги и блеклый свет заточенной светильник свечи исчезнут. У ног, недовольно пища и повизгивая, пробегает крыса. Капитан брезгливо фыркает. Даже в идеальные трюмы английского линкора умудрились забраться, заразы. Она давно читала в работах какого-то не запомнившегося ей учёного, что грызуны, а в особенности крысы, на корабле могут привести к болезням. И теперь насторожено относится к каждому их появлению. Моргана выбирается из ниши и направляется дальше, слыша, как стучит в висках кровь от нарастающего волнения. Ей уже приходилось убивать, но сегодня… сегодня она будет уродовать. И от того переживания в груди превращаются в бушующий ураган, а пульс учащается. Ей тревожно, кажется, сердце бьётся так громко, что в любой момент Кеннет в своей каюте сможет его услышать и понять: на его корабле сегодня творятся бесчинства. По мнению Морганы же, вершится правосудие. Никакой справедливый суд в Лондоне не сможет удовлетворить её страстного желания увидеть страдания на чужом лице. Тем более, до прибытия в Лондон ещё нужно дожить, а Моргана не самый терпеливый человек, в отличие от того же Колмана.
Николаса Эттвуда О`Райли находит там, где ему не положено быть, но слухи не наврали – нижняя палуба. Сидя на шаткой табуретке, прислонившись спиной к огромной бочке, он спит, похрапывая и свистя одной ноздрёй. И от того вид ничего не делающего офицера ещё более отвратительный. Случись такое у неё на корабле, она бы высекла провинившегося под предлогом дисциплинарного наказания.
Капитан оглядывается по сторонам. В узком пространстве метрового прохода ни с одной, ни с другой стороны никого не видно. И она, удовлетворённо кивнув себе же, берёт висящую под потолком лампу и подносит её к лицу Эттвуда. Николас всё также похож на жирного поросёнка, повалявшегося в грязи. Его раскрасневшиеся щёки покрыты безобразной сыпью. Но Моргана в перчатках, и надеется, что то, чем наградила судьба Николаса, не заразно.
Несколько мгновений она смотрит на него, не зная, как лучше подступиться. И в конечном счёте понимает – лучше действовать в лоб. Она аккуратно опускает лампу на бочку, чтобы свет остался только в одной точке, поближе к лицу обидчика, и садится к нему на колени, тут же закрывая рот ладонью.
Спросонок Эттвуд не понимает, что происходит. Моргана всем телом наваливается на него и прижимает спиной к бочке. Пиратка хватает прикладывает указательный палец свободной руки к губам и злобно цедит:
– Заткнись. Ты же не хочешь, чтобы лорд Кеннет узнал, что ты сегодня прогуливаешь вахту?
Неожиданность, страх, удивление – всё смешивается в глазах Эттвуда. Зрачки расширяются, мужчина хлопает ресницами, но благоразумно молчит и не произносит ни слова. У них слишком мало места, чтобы развернуть полноценную драку, а если они поднимут шум собственными криками, то Эттвуду точно несдобровать и не поспать следующую ночь спокойно. Хотя, конечно, никакая спокойная ночь этому ублюдку больше не светит.
Схватив мужчину за чуб, она вынуждает его запрокинуть голову назад и упереться затылком в крышку бочки. Как тряпичная кукла Эттвуд всё ещё не сопротивляется, пока над его лицом не замирает лезвие.
– Пиратская шлюха, какого дьявола ты вытворяешь?!
Порыв вывернуться Моргана жестко пресекает одним чётким ударом каблука в ахиллово сухожилие. Николас шипит, а О`Райли тихо и вкрадчиво, голосом отпетой блудницы произносит над чужим ухом:
– Если хочешь жить, не смей даже дергаться. Я пришла забрать то, что принадлежит мне по праву.
И улыбка безумца сверкает в темноте. Никогда прежде Моргана ничего подобного не делала, но внутренний голос будто подсказывает, что лучше всего лезвие наклонить, так, чтобы угол оказался не больше шестидесяти, ну, максимум семидесяти градусов. И кончик войдёт, как смазанный маслом. Конечно, если переборщить, то лезвие направится прямиков в мозг, и ей нужно работать так, словно она выскребает крошечной ложечкой десерт из небольшой пиалочки.
– Несколько лет назад ты и твои пьяные дружки оставили меня слепой. Теперь моя очередь. Тише, я сделаю всё осторожно.
***
Кеннет просыпается от громкого звона рынды. Что-то произошло. И раз его не будит мистер Спаркс за час до завтрака – новости, отнюдь, не прекрасные. Всю ночь просидевший за бумагами Бентлей, растерянно смотрит по сторонам, моргает, не сразу понимая, в каком дне и где находится. Он всё же подскакивает с кровати, чтобы спешно натянуть камзол. Мечется в поисках сорочки, но, вспоминая, куда вчера делся шелковый предмет его туалета, ругается себе под нос, видимо, впервые за всё плаванье.
– Проклятье…
Неужели гостья на их корабле всё же устроила саботаж? Или пираты устроили бунт, чтобы освободиться? Обычно на «Приговаривающем» всё гладко, налажена работа, и никто не смеет воспротивиться чёткому уставу и распорядку. Бентлей натягивает на себя камзол, набрасывает кафтан и, всунув ноги в сапоги, выбегает на палубу. Он не забывает прихватить с собой и трость, думая даже сейчас о статусности и своём внешнем виде.
Первое, что бросается в глаза – два солдата пытаются удержать офицера, пока врач суетится рядом с ним. По окровавленному лицу и мундиру невозможно сказать, что точно произошло, но картина оставляет желать лучшего. Лорд Кеннет не всех знает по именам и фамилиям, однако, уже догадывается, как именно зовут этого офицера.
– Лорд Кеннет! – к Бентлею подбегает запыхавшийся Спаркс, – Сэр. Ночью. Кто-то напал ночью на Эттвуда. Потерял глаз и часть языка. Мистер Стоун пытается сделать все возможное.
Кеннет отталкивает от себя агента, устремляясь вглубь палубы, расталкивает солдат, но те и рады расступиться и пропустить лорда вперёд.