Позже Магистр пояснит, что это есть следствие разделение дара, но пока Ланаору оставалось только убеждать себя в том, что просто день оказался слишком трудным, и если не к утру, то через недельку-другую все точно пройдет.

Где-то в пути, северо-восточные окраины Тиильдера. 2 марта 1947 года.

«Был молодой и глупый», — выныривая из воспоминаний, признался себе Ланаор. Скоро лес должен был закончиться, и как бы не устали путники, до привала еще примерно час пути. Воздух заметно потеплел, к комарам добавился мелкий гнус. Пострадавший от укуса глаз чесался, наводя на мрачные мысли в адрес Создательницы. С какой целью эта-то напасть? Мало им, что ли, танларцев и прочих неприятностей?

Интересно, как там Конерсы. Сама Эриния вряд ли заметила Исход, своей магии в ней не было, а та, которой он наделил ее, так и не проявилась. Хоть не болеет, и то хорошо, но даже и в этом скорее заслуга Конерсов. А вот Виттио наверняка страдает. Сильным целителем был, как теперь лечить без дара будет. Да и Элоя тоже.

К счастью, с приемными родителями Эринии повезло. С первого дня Элоя трепетно заботилась о малышке, одних магических оберегов на нее чуть ли не с десяток навесила. Но что будет теперь, когда все это перестанет действовать. Хорошо, что девчонка успела к этому времени подрасти, хоть глупостей меньше творит. В учебе оказалась сообразительной, в школе одна из лучших учениц. Ланаор гордился подопечной, особенно, когда докладывал Великому Магистру о новых успехах Эринии. Забавная она такая, улыбнется, — и у Ланаора на душе праздник, а если губы надует, так ему словно ножом по сердцу. Хорошо, хоть редко общаются, иначе давно бы на шею села.

Лес начал редеть, дорога запетляла по склону, пока не привела к небольшому распадку. Следующая часть пути состояла из изнурительных спусков и подъемов, перед которыми следовало отдохнуть и набраться сил. А еще здесь било несколько подземных ключиков, лучшего места для стоянки и не придумать. Путники спешились и занялись обедом. Ланаор Тай поднялся на ближайшую возвышенность, чтобы осмотреться.

Солнце уже поднялось довольно высоко и припекало совсем по-летнему. Не заметив ничего подозрительного, подал знак, мол, все спокойно. На пронзительно синем небе не было ни облачка. Вдалеке показалась стая птиц. Ланаор проводил их долгим взглядом.

Всевидящая лишила их дара, лишила крыльев, взамен пообещав сапоги захватчиков на ариманских землях. И теперь они должны выполнять ее волю, чтобы избежать печальной участи, что разделили многие народы. Только желает она невозможного.

Дневник Эринии Конерс

25 мая 1958 года.

Утром перечитала свои записи и поняла, что пока ни на шаг не продвинулась к цели. Захотелось поговорить с папой Виттио, посоветоваться. Наверное, соскучилась. Открыла портал в гостиную, а там настоящий семейный совет. Виттио, Элоя и Лин сидят за столом и что-то тихо обсуждают за чаем. Лин меня как увидела, даже завизжала от радости. Подпрыгнула, чуть не опрокинув все чашки и сладости, налетела, едва с ног не сбила. Я сестренку подхватила, улыбаюсь, а сама соображаю, что опять забыла какой-нибудь подарочек принести. Пришлось сотворить магический светильник. Кажется, этот уже третий. На ходу досочинила фиолетово-изумрудного мерцания, чтобы от предыдущего отличался, получилось даже неплохо. «Смотри, — говорю, — что у меня для тебя», — и протягиваю сияющий шарик.

Какая все же Элини прелесть! Сделала огромные удивленные глаза, словно видит в первый раз, даже дышать боится. Приняла шарик на свою ладошку и любуется переливами. Наконец, судорожно вздыхает и шепчет: «Мама, пап, у меня такого еще не было». Потом поднимает на меня восхищенный взгляд: «Рини, пойдем, я тебе свою коллекцию покажу».

Коллекцию? Я что-то упустила? Родители только улыбнулись, мол, иди, смотри, все равно не отстанет. Пришлось идти следом. Сестренке уже десять, вытянулась мне по плечо, но по разуму все та же малышка. Хохотушка, да еще воображулистая до невозможности. Но сейчас шагает осторожно, несет шарик как великую ценность, словно боится разбить. Только ведь это невозможно. Самое страшное, что с ним может случиться, — развоплощение. Да и то не раньше, чем через год.

Руки Лин заняты, потому сама открываю дверь комнаты и ахаю, заглянув внутрь. Единственное окно занавешено плотной шторой, но в комнате светло. Под потолком покачиваются четыре магических светильника. Оранжевый и зеленый узнала сразу, мои. Зеленый уже совсем тусклый. Но откуда остальные?

Элиния осторожно подталкивает подаренный шарик, тот взлетает, поднимается к потолку, и это движение рождает новое. Светильники имеют свои представления о равновесии, и сейчас прежний порядок нарушен, а мы с сестренкой получили возможность наблюдать удивительное зрелище, называемое танцем сфер. Пять сияющих разными цветами шаров плавают под потолком, пытаясь договориться и найти свои места в новой иерархии, и мне трудно припомнить что-то более завораживающее.

Перехватив мой взгляд, сестренка поясняет: «Эти мне дядя Ланаор подарил, он недавно заходил в гости». Кто же еще, я и не сомневалась. Сославшись на дела, оставляю сестренку в ее волшебном мире. А мне надо поговорить с папой Виттио.

— Прости, я не хотела тебя огорчать, — спохватилась Лин.

— Ты меня ничуть не расстроила, моя дорогая. Мне и правда, надо с папой посекретничать.

Улыбаюсь, но сестренка поникла.

— Хочешь, я выкину их на улицу? — взгляд виноватый.

— Не говори глупостей. Отличная коллекция.

Целую ее в щечку и сбегаю вниз по лестнице.

Элоя сказала, что на обед сегодня мой любимый супчик с зеленью. Вижу, как переживает, потому не нашла в себе сил отказаться. Не хочу ее обижать. А пока пошли с папой Виттио в его рабочий кабинет, где он принимает пациентов. Почувствовала себя таким же пациентом. Только на что мне жаловаться? На потерю себя?

— Эриния, доченька, — папа Виттио держит меня за руку, — еще раз вернись в начало и попробуй посмотреть на все со стороны. Хочешь, я поделюсь своими воспоминаниями?

В общем, настоял на том, чтобы заглянула в его память. Я отказывалась, он ведь даже не понимает, о чем просит. Поясняла, что могут быть головные боли, да еще затяжные. Но он ответил, что готов. Сказал, что я должна это знать, и будет лучше, если смогу все увидеть его глазами.

Мы сидели на диванчике в его кабинете, держась за руки. Я вдруг увидела, как он постарел, мой папа Виттио. Волосы стали совсем белыми, у глаз морщинки уже не разглаживаются. В глазах столько сострадания и доброты, что захотелось просто расплакаться, уткнувшись в родное плечо.

— Котенок, — сказал папа Виттио, — все наладится. Ты уже так много преодолела, что другому человеку за всю жизнь не пережить. Но ты невероятно сильная, и мы с Элоей гордимся тобой. Ни я, ни она, никто не смог бы вынести столько, сколько смогла маленькая бесстрашная Эриния

Он легонько сжимал мои пальцы и говорил, говорил. Он умеет успокаивать, мой папа Виттио.

А потом я поддалась на уговоры и нашла те воспоминания, о моем первом дне в этом мире. Старалась быть предельно аккуратной, чтобы сильно не навредить. Забавно было видеть себя в том платьишке, сразу вспомнилось еще несколько моментов ленинградской жизни. И чулки теплые такие смешные, растянутые на коленях. Я их тоже вспомнила. Ланаор как всегда напыщенный, самоуверенный. Отчетливо уловила один довольно странный момент. Судя по состоянию папы Виттио, Ланаор копался в его памяти. А вот это уже нехорошо. Следов принуждения не обнаружила, каких-то наваждений тоже не применял. Но работа топорная.

Когда закончила, не стала об этом говорить, чтобы не расстраивать. Вроде все хорошо получилось, сказал, что даже ничего не почувствовал. Но мне все равно неловко. Прости меня, папа Виттио. Ты так много для меня сделал и делаешь, ты стал мне настоящим отцом. И я обязательно во всем разберусь.