Уже давно стемнело, а сон не шел, Ромка ворочался с боку на бок, думая о будущем. И вдруг кто-то настойчиво постучал в дверь их квартиры. Нашарив в темноте брюки, Ромка запутался в гачах. Тем временем мать уже открыла, послышался голос почтальона. Когда Ромка вышел в коридор, почтальонши уже не было, мать в растерянности смотрела на листок телеграммы.

— Что там? Что-то о бате?

Мать отрицательно качнула головой.

— Тетя Агнесса приезжает. Завтра вечером. Иди, ложись. Завтра подниму рано.

И больше ни слова.

Челябинск, 23 ноября 1947 года

Несмотря на выходной, мать подняла его засветло и заставила снять с окон все тюли с занавесками. Пока едва проснувшийся Ромка выполнял эту задачу, мать притащила ведро с тряпкой. И, взяв в охапку снятое, велела отмыть окна до блеска. В животе жалобно заурчало, но мать так глянула, что стало понятно, пока не сделает, завтрака не будет.

Мать наводила порядок с каким-то нереальным энтузиазмом, не давая и Ромке присесть хотя бы на минуту. После окон, едва перехватив пару горячих картошин с солью, он был отправлен во двор выбивать половики. Потом отмывал полы на кухне и в коридоре от известки, мать решила, что надо срочно побелить. Потом, осторожно, стараясь не помять, они с матерью вешали тщательно отстиранные и отглаженные тюли на окна. Потом его заставили прибраться в своем шкафу и на полках.

До поезда оставалось еще часа три, когда мать решила, что теперь квартира готова к приезду гостей. Уставшие, они пили чай с все той же картошкой, когда мать подняла на него внимательный взгляд.

— А оброс-то как.

…Подстриженный, в парадно-выходной одежде под пальто, Ромка стоял с матерью на перроне в ожидании поезда.

Вагоны медленно проплывали мимо, постепенно замедляясь. Мать потянула Ромку за руку, они протиснулись к пятому вагону. Ромка внимательно разглядывал спускающихся пассажиров, пытаясь узнать Агнессу Ильиничну. Он ее почти не помнил, потому поглядывал на мать, чтобы проверять свои догадки. Потом увидел худощавую пожилую даму в белом пуховом платке, одетую в красивое пальто с лисьим воротником. Какой-то военный спустил вниз ее чемоданы и теперь поддерживал, помогая выйти.

— Благодарю, Сергей Львович, — проговорила дама, — будете в Ленинграде, обязательно заходите на огонек.

Мужчина вежливо улыбнулся, а потом слегка замешкался, видимо, желая помогать с вещами и дальше. Но тут мать продвинулась вперед:

— Агнесса Ильинична, мы здесь!

Дама внимательно посмотрела на нее, потом сменилась в лице, обрадовалась.

— Наташа, милая, боже мой! А это Роман? Вылитый отец! Роман, примите, пожалуйста, багаж.

Ромка глянул на внушительный чемодан, потом на офицера. Тот приветливо отдал честь и, подхватив свою поклажу, исчез в толпе.

Поток выходящих на перрон иссяк, но тут же началось новое движение, теперь уже на посадку в вагон. Пробираясь между чемоданами и баулами, они с Агнессой Ильиничной начали протискиваться к выходу. Остановились только на привокзальной площади. Ромка с радостью поставил чемодан, чтобы перевести дух.

— Как дорога, Агнесса Ильинична? — поинтересовалась мать.

— Замечательно, Наташенька. Соседями оказались такие замечательные люди… А как вы здесь? Есть ли новости от Егора?

По лицу матери пробежала тень. Агнесса Ильинична качнула головой и отправила Романа ловить такси. Сразу видно, профессорша, к автобусам не привыкшая. Потом всю дорогу до дома мать с теткой обсуждали изменения, произошедшие в городе со времен ее, Агнессы Ильиничны, последнего пребывания в нем.

Неподъемный чемодан оказался заполнен редкими деликатесами. Ромка удивленно смотрел на колбасу, упаковку конфет, на банки с тушенкой. Все-таки мировая она тетка, эта Агнесса Ильинична. Потом был сказочный ужин, от которого Ромка разомлел и заснул, едва коснувшись подушки.

Утром мамка с теткой оказались заплаканными. Разбудив Ромку в школу, мать сказала, что они переезжают жить в Ленинград к Агнессе Ильиничне. Ее муж, профессор, недавно умер, и тетушке очень тяжело в пустой квартире. Рядом есть хорошая школа, и вообще в Ленинграде перспектив намного больше.

Ромка испугался, что если они уедут, отец не сможет их найти. Но мать сказала, что тот часто останавливался у Тихоновых, когда был в Ленинграде по делам завода, а потому найдет.

На сборы ушло два дня. Ромка наспех попрощался с одноклассниками, с Валерием Петровичем, подарил Макарке на память свой планер. Макарка пришел проводить его к поезду. На прощание он сунул в руки Ромке свою самую ценную вещь — перочинный складной ножичек. Ромка не хотел его брать, но Макар обиделся, пришлось взять. Они пожали друг другу руки, и Ромка поднялся в вагон.

Перехватив у матери одну из котомок, он двинулся следом за ней и Агнессой Ильиничной по узкому проходу вагона к их местам. В поезде было душно, пахло углем и сигаретным дымом. Места были рядом, Ромке досталась вторая полка. Растолкав сумки под нижние сиденья, мать велела Ромке пока забраться наверх, чтобы не мешался под ногами.

Уезжать не хотелось. Ромка лежал на деревянной полке и смотрел сквозь грязное стекло на убегающие дома. Все небо было затянуто серыми тучами, шел снег, укрывая белым покрывалом полосы дорог и крыши домов. На столе дребезжали стаканы в резных подстаканниках. И Ромке почему-то казалось, что он больше никогда не вернется в родной город.

Спустя два дня после Великого Исхода

Тиильдер, 3 марта 1947 года

Тиильдер — древний город, за свою историю обросший множеством легенд. По одной из них именно сюда в годы становления мира упал Великий небесный странник. От удара земля раскрылась и поглотила его тело, огромный провал наполнился священной водой. Говорят, из этих вод вышли первые люди, дети странника. Так ли это на самом деле, неизвестно. Но до сих пор никто не видел храмов более древних, чем тиильдерские.

Так или иначе, ариманцы стремились к этому озеру, обретая особое душевное равновесие в его окрестностях. Постепенно город разросся до невероятных размеров, он стал красивым и величественным, истинная столица их маленькой страны.

Утро уже входило в свои права, солнце висело над горизонтом. Его лучи окрасили листву и цветы утопающих в зелени улочек в удивительные оттенки, свойственные исключительно началу дня. На стенах домов проявилась причудливая игра света и тени, воспетая не одним поколением художников. День начинался, но улочки были удивительно пусты. Пять всадников неспешно ехали по утреннему Тиильдеру. Каменная мостовая звенела от ударов железных подков, звуки гулким эхом разрывали тишину. Город затаился. Не зазывали горожан колокольчики булочных, не было прохожих, все окна нижних этажей закрыты ставнями.

Покинув центральную часть города, всадники пришпорили коней и вскоре поднялись к большому дому на вершине холма. Отделанный белым мрамором дом сиял в утренних лучах, величественно возвышаясь над зеленью ухоженного парка. Огромная увитая цветами арка прикрывала центральный вход, в ее тени собрались люди. Они были напуганы.

— По какому поводу собрание? — молодой мужчина ловко спрыгнул на землю.

— Приветствуем вас, Ланаор Тай, — вышел вперед управляющий поместьем, –скажите, что теперь будет? Как теперь жить?

— В первую очередь сменить эти кислые мины на что-то более подобающее празднику, — улыбнулся Ланаор Тай.

Повинуясь жесту Ланаора, один из сопровождающих перехватил уздечку его коня, отряд направился в сторону конюшни.

— Но ведь священный дождь… — не отступался управляющий.

— Разве это что-то изменило? Новый год наступил независимо от того, был дождь или его не было. Думаю, стоит признать, что самая красочная его часть осталась в прошлом, но ведь и только. И, да, придется привыкать обходиться без магии. Но в остальном-то все прекрасно. Не вижу повода для печали, друзья мои. Так, может, всем разойтись по своим делам? И, да, накормите ребят, мы несколько суток на ногах. Мне завтрак в комнату. И не беспокоить хотя бы до обеда.