Дневник Эринии Конерс

18 мая 1958 года*

Мне было года четыре, когда я попала в этот мир. Полюбила папу Виттио и маму Элою, совершенно забыв свою прошлую маленькую жизнь. Наверное, до сих пор так и жила бы в неведении, считая себя родной дочерью Конерсов. Отпрыск талантливых магов, родившаяся абсолютной пустышкой в плане магических способностей. Впрочем, окруженная заботой и любовью, никогда не чувствовала себя ущербной, а через несколько лет это и вовсе перестало быть недостатком. Великий Исход случился.

В одну из новогодних ночей волшебство мира просто исчезло. И именно это изменение повлекло за собой все последующие. Спокойная жизнь нашей маленькой страны закончилась.

Много думала о событиях того времени. Например, если бы Карпенко-старший сразу начал сотрудничать с Орденом, как бы сложилась моя жизнь? Нет, я рада, что все так получилось. По крайней мере, теперь я точно все про себя знаю.

До какого же отчаяния дошел тогда Ланаор, что потащил меня на эту встречу. Неужели не понимал, что так просто это все не закончится. Вот если бы не его вечная самонадеянность, вот расскажи он все сразу, я бы поняла. Мне было почти десять, а все за дурочку считал. Окружил тайнами и недомолвками. Я это чувствовала, хотя и не придавала особого значения, доверяла.

А потом мой мир перевернулся.

Тогда я еще не знала, кто этот человек, да и откуда. Просто он со мной заговорил по-русски. От неожиданности, помню, даже в глазах потемнело. А потом воспоминания одно за другим начали проявляться в голове, словно очнулась от долгого сладкого сна.

Моя настоящая мама сказала: «Как только война закончится, я куплю тебе красивое платье и много-много конфет». И ушла.

Я закрылась одеялом с головой и плакала, хотелось к маме. Иногда казалось, что она подходит к кровати и протягивает кусочек хлеба. Выгляну — пусто.

Потом я засыпала, и во сне мама звала на кухню: «Лялечка, каша остыла, беги скорее кушать». Надо было всегда ждать, чтобы каша остыла, иначе можно обжечь язык, а это очень неприятно, несколько дней больно есть будет. Я бежала на кухню, залитую солнечным светом. На столе стояла моя любимая тарелка с кашей, кусочек масла в центре растекался лужицей. На дне тарелки был нарисован петух с косой из сказки про зяюшкину избушку. Чтобы его увидеть, надо обязательно все доесть. Я брала чайную ложечку и осторожно подцепляла застывший край. А мама стояла рядом и улыбалась.

Мой самый тёплый, самый счастливый и самый грустный сон. Он иногда приходит ко мне, маленькое воспоминание из прошлого.

А тогда, в ленинградской холодной квартире, я просыпалась и понимала, что по-прежнему одна, что нет никакой каши, нет даже хлеба. Помню, как обиделась на маму. Очень хотелось пойти к тёте Зине, которая жила в соседней квартире. Раньше тётя Зина стряпала вкусные печенья, и мы с Наташкой, ее дочкой, любили пить с ними чай. Но ведь перед уходом мама запретила выходить из квартиры и заперла за собой дверь. Наказала сидеть тихо и не отвечать, если постучат. И потому я очень на нее сердилась, но ослушаться не осмелилась.

Мы с куклой Любочкой лежали под пуховым одеялом и просто ждали. А потом на улице началась воздушная тревога. Я даже обрадовалась, ведь теперь мама точно придет, чтобы отнести нас в бомбоубежище. Но пришла Всевидящая. От этой женщины пахло свежим хлебом, летней ягодой, чем-то еще очень родным. Наверное, я решила, что ее прислала мама. Протянула навстречу руки, и женщина наклонилась. Ей не понравилась Любочка, она отложила куклу в сторону, потом завернула меня в одеяло и понесла куда-то. Если бы знать, что так безнадежно далеко. Но я этого не знала, и даже как-то успокоилась, поверив, что теперь все будет хорошо.

Интересно, почему Ланаор не оставил найденного в Храме ребенка в своем большом доме? Придумал бы что-нибудь про дальнюю родственницу-сироту. Кто его знает.

Конерсы хорошие люди, я им очень благодарна. Виттио и Элоя заменили мне родителей, я ведь даже поверила тогда, что они и есть мои настоящие мама и папа. Какое счастливое было время, действительно, все было похоже на сладкий сон. Пока Ланаор не привез меня на встречу с Карпенко.

Разговор с Егором Николаевичем вернул воспоминания, и в этот миг вся моя сказочная счастливая жизнь разлетелась на мелкие осколки. Помню, как я их всех тогда возненавидела: Ланаора, Конерсов. Даже того несчастного щенка. Словно все они были в чем-то виноваты. Бедная Элоя, бедный папа Виттио, как много огорчений с тех пор я им принесла.

Если у меня будут дети, пусть они родятся милыми и добрыми. Наставник как-то сказал, что все в жизни возвращается. Всемогущая Всевидящая, сделай исключение, у меня ведь нет столько терпения, как у Конерсов.

Впрочем, мне еще рано думать о детях.

Разобраться бы до конца в том, кто я на самом деле и чего хочу.

Кем я хочу быть дальше, Эринией Конерс, хранительницей покоя Аримании, за глаза называемой ведьмой? Или обычной девушкой из русского квартала Петровой Олей? Это ведь тоже можно устроить.

Папа Виттио посоветовал вести дневник. Он сказал, что это поможет разобраться в себе, в своих мыслях. Надо хотя бы попробовать.

Сегодня мне исполнилось двадцать. И я встречаю этот день в полном одиночестве. Потому что сама так решила. Мне разрешили поселиться в Башне. Ланаор что-то говорил об охране, но это смешно. Кто осмелится приблизиться?

А ведь наверняка все в Ордене вздохнули с облегчением, когда я приняла такое решение. Так что охраняйте лучше себя от меня и не лезьте со своими душеспасительными беседами.

С днем рождения, Олечка. Или Эриния?

Дневник Эринии Конерс

19 мая 1958 года.

Весь день проплакала.

Так не хватает Агнессы Ильиничны. Она бы сказала: «Олечка, ну что за глупости, посмотри, какой чудесный сегодня день», — и наверняка потянула бы на прогулку. Удивительная женщина. Жаль, что тогда я была еще ребенком и многого не понимала. А теперь накопилось столько вопросов, но задать их некому, ловушка захлопнулась. Где-то внутри чувствую, что она все так же в своей квартире, надеюсь, это не утешительный самообман. Каждый день желаю ей крепкого здоровья, очень хочу, чтобы дождалась. Люди ведь могут жить долго. Вдруг что-то изменится, и я смогу вернуться?

Странно все получается. Та учительница из ташкентской школы тоже была пожилой и очень умной, она занималась со мной несколько месяцев, но я ее почти не помню. А сколько я знала Агнессу Ильиничну? По пальцам можно дни посчитать. Только теперь часто размышляю, что бы она сделала на моем месте, как бы поступила. Понимаю, что все только фантазии, но помогает.

Ланаор вчера приходил. Явился уже на закате. В душу не лез, просто принес подарки и поздравления. Видеть его не хочу. Но он и сам понимает. Просто сложил все на стол и удалился порталом.

Хочу к морю. Егор Николаевич как-то разрешил заглянуть в его воспоминания о Ялте. Ромка тогда был совсем еще маленьким, таким смешным. И его жена Наташа совсем молоденькая, по возрасту почти как я сейчас. Но главное — море. Нет, главное, — НАШЕ море. Здесь тоже, конечно, море. Только это ведь не то. Егор Николаевич тоскует, я вижу. Значит, совсем не то. Но я другого и не видела. Надо завтра прогуляться по Этиндеру. Надеюсь, не встречу никого из знакомых.

Подарки так и не посмотрела. Даже не интересно, что там.

Снова пробовала открыть портал на Землю, и снова ничего не получилось. Десять лет пытаюсь. Хотя бы для того, чтобы перенести сюда Агнессу Ильиничну. Для ее возраста здесь самый лучший климат, Наташа часто об этом говорит.

Но больше всего я хочу пожить в Ленинграде. Иногда мечтаю, как гуляем мы с Ланаорам по ленинградским улочкам, я ему показываю, какие там у нас дома красивые, трамваи. На самом деле я и сама почти ничего не видела, но тем желаннее моя мечта. Этиндер немного напоминает Ленинград, там тоже много каналов. Люблю бродить по его улочкам, а еще смотреть с мостиков на плавающих внизу рыбок. Но душа рвется в Ленинград.