Но на этом наш герой не ограничивался. Он охотно вербовал наемные отряды иберийцев в качестве пушечного мяса. Под его «крышу» дикари шли охотно. Две тысячи он собирался послать на Корсику, две тысячи на Сардинию. В Таррагонской Испании, если римляне решаться на высадку, в качестве союзников под знамена Кирилла должны были явиться сразу тысяч восемь или десять иберийцев. Еще была задумка послать тысчонку-другую за Пиренеи в Южную Галлию и в помощь к ним нанять местное кельтское племя, или хотя бы тысячу удальцов. А вообще эту войну надо закончить как можно раньше. А то уже надоело, все походы и походы. Из командировок не вылезает. Сколько же можно!
Потенциально, небольшой шанс победить в ближайшие несколько лет был. Надобно напомнить, что пока Рим теряет свою элиту, лучших воинов из богачей и аристократов, а так же богатеньких середняков, людей самых сильных, крепких и умных. И вооруженных самым лучшим оружием. Оставалась преимущественно хилая и слабосильная шелуха, брак, шлак, отходы. Многочисленная, но уже не чета прежним легионерам.
Вот только Ганнибал подкачает. В чем смысл в этой сказочки про белого бычка, без начала и конца? Разбивать римлян в битвах, потом отпускать часть пленных за небольшой выкуп, а остальных- просто так, по доброте душевной, а потом снова и снова разбивать эти вновь сформированные армии негодяев? Просто зря время терять в преддверии того, что через 17 лет вырастут нынешние дети и под знамёна легионных орлов встанут очередные четыреста тысяч человек…
Кирилл же вновь надеялся в марте нанести упреждающий удар врагу. Воспользовавшись издержками римской бюрократии от ежегодной смены власти.
Выборы в Риме на второй год войны проходили очень бурно. Две ведущие противоборствующие силы — семейные кланы Фабиев и Корнелиев были обескровлены, потеряв своих главарей. Особенно Корнелии, у которых главенствующая ветвь Сципионов лишилась всех своих взрослых мужчин. Третья вспомогательная сила — Эмилии, уже заранее договорились с другими мафиозными семьями выдвинуть своего предводителя Луция Эмилия Павла консулом, поэтому пару ежегодных выборов они пропускали. В городе старались не избирать на высшую должность консулов моложе сорока лет. А каждый римлянин мог быть консулом только один раз. А было целых 23 главные семьи. Плюс к ним прицепом, чтобы польстить народу Рима, выбирали различных демагогов.
Одним из таких выбранных на этот год консулов стал Гай Фламиний — демагог из демагогов. Отрыжка демократии. Пробы на нем ставить негде было. Но в тоже время это был человек в некоторой степени талантливый и не лишенный мании величия. Вторым консулом согласно сложившейся практики был выбран авторитетный представитель древней патрицианской семьи — Гней Сервилий. Жирный коротышка, личность очень известная. Избрание Гнея Сервилия, представителя рода Сервилиев, близкого, как уже говорилось, к аристократической группировке Эмилиев — Корнелиев, позволяло последним, даже несмотря на оглушительную неудачу Сципионов, сохранить свои позиции в правительстве.
Обычно второй консул — плебей, был тенью патрицианского консула, помалкивающей и поддакивающей. Но теперь народ Рима слишком возбудился неудачным течением войны с пунами и нервный Фламиний окончательно сорвался с поводка. Дело в том, что Гай Фламиний давно и упорно враждовал с сенатом, защищая права и выгоды простого народа. Знать за это ненавидела его. Известно, что в 232 г. в качестве народного трибуна он предложил закон о раздаче гражданам земли в недавно завоеванном Галльском поле, прямо направленный против интересов нобилитета.
Фламиний так же активно поддержал и «закон Клавдия», запрещавший сенаторам владеть кораблями вместимостью более 300 амфор и, следовательно, резко ограничивавший их участие в морской торговле. Но Фламиний был сейчас главным из имеющихся под рукой полководцев. «Победитель галлов!» Крутой перец! Шесть лет назад он разбил и покорил инсумбров, теперь же война опять ожидалась в тех же местах. Так что аристократы утерлись и пошли на компромисс. Хотя Фламиний уже и был один раз консулом, на это посмотрели сквозь пальцы. Главное — разобраться с Ганнибалом.
Да и успокоить народ надо было любой ценой. В Риме только и было разговоров, что о разного рода тревожных предзнаменованиях, и, конечно же, всегда находились свидетели, которые «своими глазами» видели или «своими ушами» слышали то, о чем со страхом передавалось из уст в уста.
К примеру, рассказывали, что на овощном рынке какой-то шестимесячный ребенок свободных родителей выкрикнул слово «триумф»; что на скотном рынке бык взобрался на третий этаж и, когда люди подняли крик, испуганный, бросился вниз; что на небе показались изображения кораблей; что в храм Надежды на овощном рынке ударила молния; что в Ланувийском храме в руке у богини шевельнулось копье. При этом свидетели и выпили всего ничего. Мало того, какой-то наглый ворон влетел в храм и сел на ложе богини. И глазенками так — зырк, зырк!
Говорили, что около Амитерна во многих местах показались призраки в белых саванах; что в Пиценуме шел каменный дождь; что в Цере сузились дубовые дощечки, по которым тамошние жрецы предсказывали будущее; что в Галлии волк выхватил у растяпы-часового меч из ножен и унес. Зачем часовому врать? Не пропил же он этот меч?
Опять же этот свежеиспеченный закон Архимеда. Если в ванну садишься — вода выплескивается. Не к добру это!
А в эти времена верить — означало не постоять на праздник в храме со свечкой. Верили истово. Власти Рима произвели ритуальное очищение города, совершали молебны, приносили посвящения и жертвы, от имени государства давались обеты, и это, в значительной степени успокоило людей.
— Слава Риму! — без конца повторяли граждане как автоматы.
В это же время главари Рима, предшественники «добрых отцов иезуитов», пытались просто убить Ганнибала, стоявшего на зимних стоянках в Предальпийской Галлии и разом закончить войну. Карфагенский полководец был мишенью, в которую летели все стрелы. Свирепые грызуны мечтали провертеть каждый свою дыру в этом августейшем теле, которое и ядра от катапульт в десятке сражений не смогли поколебать. Много раз вожди племен подсылали к Ганнибалу убийц, и спасало его все то же галльское легкомыслие и безалаберность: падкие на посулы вожди легко, не задумываясь, вступали в заговоры и с одинаковою легкостью доносили друг на друга.
Впрочем, и сам Лев Карфагена оберегался как мог, постоянно меняя свою наружность: то появится в новом, никому не знакомом платье, то прикроет голову рыжим париком.
Так как флот Рима понес тяжелые потери, то в этом году готовились спустить на воду полсотни новых кораблей. В том числе тридцать больших пентер. Зимой заготовили множество древесины и весной, после просушки, корабельщики готовились рьяно взяться за дело. Так-то римляне могли изготовить за год сотню боевых кораблей, в том числе шестьдесят пентер, но в этот раз поросшая лесом Северная Италия оказалась в руках врага. Карфагенские аванпосты или конные разъезды появлялись даже на северных окраинах огромного Этрусского леса, так что аппетиты римлянам пришлось урезать. Так как возле самого Рима кирпичные заводы весь лес уже сожгли. В других местах на пять, а то и десять километров от берега не уцелело ни одного хорошего дерева. Все срубили, стволы приволокли на длинные песчаные пляжи, для переправки на верфи.
Кроме того, в Остии, где находилась главная верфь Рима, действовала небольшая группа нанятых Малхом греков. Зимой они портили по мелочи на верфях, иногда поджигали склады, но в основном собирали информацию. Все сплетни и слухи в кулуарном режиме стекались в остийский дом почтенного купца из Керенаики, а потом с оказией оказывались у Малха. В теплый же сезон, эти греческие ныряльщики под водой подплывали под днища военных кораблей и ножом расшатывали щели между досками, чтобы обеспечить протечки. Так что на верфях еще хватало сложностей и с ремонтом военных судов.
Кроме всего вышеизложенного, новые консулы Сервилий и Фламиний проводили в самом Риме очередную мобилизацию новых контингентов и организовывали ополчение союзников. Даже от сиракузского царя Гиерона они потребовали помощи и тот прислал им 500 критских наемников и 1000 легковооруженных «пельтастов». Запасы продовольствия римляне сосредоточили на севере, в Аримине и в Этрурии, явно намереваясь там преградить дорогу карфагенянам на юг.
