Понадобилось чуть больше часа, чтобы провести для Игоря экскурсию. И хоть он не подавал вида, но я видел нарастающее волнение в его глазах. Под конец он и вовсе начал спрашивать, когда мы уже вернёмся в колхоз, но этого было недостаточно. Он ещё не видел всего.

После демонстрации обязательных изнурительных работ, о которых обычно умалчивали, мы решили заглянуть в тесную камеру, где кроме кроватей, раковины и сосуда для справления естественной нужды ничего не было. Вдыхая запах сырости, я сказал:

— Могу оставить тебя ненадолго в одной из них. Ты же этого хотел?

— Не надо, — покачал головой Игорь, — я хочу вернуться к брату.

— Да что ты всё заладил, пошли с мужиками лучше пообщаемся, — улыбнулся я, направляясь к другой двери. Выбора у парня не было.

От «настоящих» мужиков нас отделяла надёжная железная решётка. В какой-то момент я и сам понять не мог, то ли мы пришли на них посмотреть, то ли они на нас.

— Быстро по местам! — крикнул надзиратель, разгоняя любопытствующую толпу.

— За что сидишь? — обратился я к самому бесстрашному, который остался стоять у решётки.

— Воровство. Подставили меня.

— Ага, два раза? — раздался громкий хохот.

— Да, знаю. Вас здесь всех подставляют, — от моих слов заключённый улыбнулся.

Как оказалось, сидеть ему осталось несколько месяцев, от того он и смелый. На мой вопрос жалеет ли он о содеянном, мужик недолго думая кивнул.

— Кто ж не жалеет. Пока здесь сидел, мать умерла, а сеструха моя общаться не хочет, куда уж ей с таким. Надеюсь, когда выйду, смогу начать жизнь сначала. В тридцать восемь лет, — он грустно улыбнулся и достаточно быстро потерял к нам интерес.

— Посмотри на них, — тихо шепнул Игорю, — мужики, говоришь? Здесь почти каждый жалеет о содеянном, да будь у них шанс, они бы всё сделали иначе, вот только не принято о таком говорить, — признаться честно, я даже вспылил не на шутку. Что сейчас, что в современности — понять почему молодёжь романтизирует тюрьму я не мог. Видать от скудного ума и отсутствия опыта, не иначе, — знаешь, тюрьма такая штука необычная, пока ты здесь, ты словно в пузыре находишься. Время беспощадно утекает. Девушка, в которую ты влюблён успеет выскочить замуж, друзья на воле тебя забудут, а члены семьи научатся жить без твоего присутствия. И самое ужасное, что ты ни на что не можешь повлиять, — я отвёл его в сторону и продолжил: — сюда попасть легко, а вот вернуться к нормальной жизни куда сложнее. У тебя есть брат, и он ещё только растёт. Хотел бы ты с настоящими мужиками провести половину жизни и даже не знать ничего о нём? Он бы рос, учился, работал, а там и собственной семьёй бы обзавёлся… и всё это без твоего ведома.

— Да что вы заладили! — отмахнулся парень, — Брат всё поймёт, даже гордился бы мной!

— Чем эти урки заслужили твоё уважение? Тем, что они воры? Убийцы и мошенники? Раз они такие хорошие, то чего от них собственная родня отворачивается? Стыдятся потому что, ведь это позор на всю семью! А знаешь почему они так тюрьму восхваляют? Да потому что им больше нигде нет места, кроме как здесь!

— Мне тоже нигде нет места, — по щеке мальчика скатилась слеза. Я развернул его к двери, мы поднялись вверх по лестнице, после чего вышли на свежий воздух.

— Там, в машине, — указал пальцем я, — сидит человек, который тебе рад, а дома ждёт женщина, старающаяся заменить вам мать. Да, она никогда не сможет стать ею, но она в лепёшку расшибётся, чтобы дать вам с братом всё самое лучшее. Такая она женщина, наша Любовь Алексеевна. Тебе выпал редкий шанс на хорошую жизнь и вот так ты им распоряжаешься? Скажи мне, как часто детей твоего возраста усыновляют, ещё и такие хорошие родители.

— Редко, — с трудом выдавил он.

— Именно! А они взяли вас двоих, понимаешь?

— Они брата взять хотели, а меня так, следом спихнули… — ответил Игорь, едва сдерживая слёзы.

— Дурак! Да они тебя изначально хотели взять! — я схватил его за плечи, — Но узнали, что ты не один, а с братом. Настолько сильно ты им понравился, что они взяли вас двоих.

— Меня? — удивлённо прошептал парень, полностью изменившись в лице, — тогда почему они всё время с братом сюсюкаются, а я так, лишний.

— Ну, во-первых, он маленький, а детям всегда больше внимания нужно, а во-вторых, тут уж и часть твоей вины есть, — я пожал плечами, — ведёшь себя непослушно, огрызаешься, из дома сбегаешь. Сам их и отталкиваешь таким поведением, — я посмотрел на расстроенное лицо парня и приободрил его: — но всё можно изменить, благо, люди они понимающие.

— Я даже не знаю с чего и начать. Вы мне поможете с ними поговорить?

— Конечно, пошли в машину.

По пути до автомобиля я объяснил ему, что воровской авторитет заканчивается в холодных стенах тюрьмы. Куда лучше добиться уважения на воле, живя по совести и стараясь помогать другим.

Я надеялся, что эта небольшая экскурсия вправит Игорю мозги не на один вечер, а надолго. Но теперь всё зависит только от него самого и от Мити с Любовью Алексеевной. Жаль будет, если парень и впрямь пролюбит свой шанс на нормальную жизнь в хорошей семье.

Я вернул его домой, и подбодрил перед этим, предложив для начала извиниться. Он последовал моему совету, и я стал свидетелем тёплой семейной сцены с объятиями, после чего попрощался и ушёл.

На следующий день мои мысли снова вернулись к делу с той теплицей в «Трудовике». Новостей оттуда по-прежнему не было. И вот тут я уже начал задумываться. Странно как-то всё выходит. Как на меня жалобы какие-то катают по поклёпам не имеющим никакого отношения к реальности, так чуть ли не на следующий день целые делегации приезжают. А тут такой сигнал, да ещё не просто от кого-то там, а от комитета народного контроля, и тишина уже столько времени. Подозрительно всё это. Очень.

Я поделился своими мыслями с Мясовым практически в самом конце рабочего дня, когда он вышел на крыльцо правления покурить.

— И правда, как-то уж слишком надолго всё затягивается, — согласился со мной он, за это время и следы успеть замести можно, если хорошо постараться.

— Вот и я не понимаю.

Парторг стряхнул пепел на снег и задумчиво произнёс.

— Всё-таки надо ребят к нам забирать. Пусть даже на время. Ситуация уж больно неоднозначная. А в тех условиях, что в «Трудовике», они всё равно нормально работать не смогут. Только разочаруются. Тем более, что руководство теперь их врагами считает. Надо приглашать их к нам, Сан Саныч, до тех пор, пока не разберутся, кто виноват в том, что теплицу так халатно отстроили. А ведь, это дорогой объект. ЭВМ не дешёвая игрушка, чтобы вот так с ней обращаться.

— Да уж скорей бы разобрались. Они ведь так и Глушкову репутацию подпортят. Если наши теплицы в других колхозах покажут себя с худшей стороны, так и весь проект свернуть недолго, как убыточный. Нельзя такое допускать, — я вздохнул, — ладно, позвоню завтра Павлу, приглашу ребят.

Так я и сделал. На следующее утро дозвонился до Зацепина и предложил им временно перебраться к нам.

Услышав такое, он едва сдерживал радость, но всё-таки отвечал осторожно, сказав, что для начала им всем стоит это обсудить.

Торопить я его не собирался, но уже на следующий день, он позвонил и сказал, что все его коллеги очень хотят к нам, не важно временно или навсегда.

Я всё ещё чувствовал небольшой укол совести за то, что переманиваю специалистов, но Мясов прав, там нормальной работы для них не будет. А здесь работу для толковых ребят мы всегда найдём.

— Кстати, Павел, — обратился я к нему в конце разговора, — у кого-то из вас найдётся хороший приятель в «Трудовике»?

— Думаю да, — явно удивился этому вопросу он.

— Просто, когда инспектор ОБХСС туда всё-таки приедет, хотелось бы узнать о произошедшем от реальных свидетелей, так сказать. Очень меня беспокоит вся эта ситуация.

— А… разумеется! — в голосе Зацепина вновь прорезался энтузиазм, — обязательно договоримся!

Ребята из «Трудовика» приехали к нам довольно быстро, и я с радостью отдал их под крыло Астафьевой. Без камня на ноге в виде Борисова, ей было только в удовольствие руководить их работой и продолжать обучение уже во время практики.