Я отошёл в сторону и дал возможность жене Мити проявить себя. Тем более, что она с большим предвкушением ждала этого дня, как возможности продемонстрировать свою компетентность. Ей хоть и нравилась работать у нас в колхозе, но здесь мало кто способен по достоинству оценить её умения и профессионализм. И я видел, что порой ей этого не хватало. Так что теперь она вцепилась в этих вчерашних студентов со всем рвением и жаждой поделиться своим опытом.

И я видел, что молодым это тоже очень интересно. Как и вся эта экскурсия. Они с равным удовольствием и вниманием слушали как меня, так и Ягодецкую. И только Борисов постоянно выглядел недовольным. Вот что за противный мужик? Всё впечатление портит. К счастью, мне с ним работать не придётся, хотя ребят жалко.

— Ладно, спасибо за науку, — буквально на полуслове перебил он Любовь Алексеевну через какое-то время, — на сегодня нам хватит.

Молодые разочарованно переглянулись, а Ягодецкая от такой резкости даже опешила на секунду, но быстро взяла себя в руки.

— Позвольте я закончу, — пробуравила она его холодным уничтожающим взглядом и продолжила объяснять с момента, на котором её прервали.

Но и Борисов оказался не так прост, и, продержавшись молча едва ли минуту, снова проявил нетерпение:

— Думаю, дальнейшие объяснения стоит оставить на следующий раз. Сегодня все устали.

Судя по взглядам остальных, не устал никто, кроме возможно самого Борисова, но, очевидно, молодёжь его побаивалась, поэтому возражать никто не стал.

Но, честно сказать, и он сам не выглядел уставшим. Скорее, мне казалось, что ему просто скучно, и именно поэтому он хочет побыстрее уйти.

Ягодецкая разочарованно вздохнула, но сдалась:

— Хорошо, продолжим завтра. Но если кто-то хочет, то может задержаться и понаблюдать за моей работой.

— Это вы бросьте, — тут же вмешался Антон Лаврентьевич, — у нас все равны и учиться будут вместе. Не стоит кого-то выделять. Пойдёмте, товарищи — бросил он своим спутникам и пошёл к выходу.

За ним, поблагодарив нас с Ягодецкой, уныло побрели и остальные.

Когда они вышли на улицу, Любовь Алексеевна посмотрела на меня взглядом полным возмущения.

— Ну и отвратительный же мужик этот Борисов. Зачем он вообще приехал, если ему ничего не интересно?

— Сам не знаю, но ты уж постарайся ради ребят. Видно, что толковые.

Она кивнула.

На следующий день, большая часть работы и обучения гостей проходила без меня. Но, заглянув к ним под вечер, я увидел схожую со «вчера» картину, как Антон Лаврентьевич со свойственной ему бестактностью, снова обрубил какую-то интересную дискуссию и увёл своих из теплицы.

Взгляд, которым его провожала Ягодецкая говорил сам за себя.

— Товарищ председатель, — обратилась она ко мне, — обещайте, что не уволите меня, если однажды я на него накинусь.

— Понимаю… — согласился я с ней, — человека более раздражающего ещё поискать надо. Но Любовь Алексеевна, пожалуйста, потерпите ещё два дня. Они скоро уедут.

Она вздохнула.

— Да если бы он только вечером так себя вёл, а то весь день нудит, спорит, перебивает, постоянно ищет к чему бы придраться. Достал, честное слово.

— Будем надеяться, что в следующий раз обойдётся без таких кадров.

Мы попрощались, и на следующий день я уже туда не приходил. Вечером я, как это часто бывает, задержался в правлении, и к моему удивлению, ко мне в дверь постучался один из молодых гостей, Павел Олегович Зацепин, вспомнил я его имя. Внешне он казался самым молодым из них, его легко можно было спутать с одиннадцатиклассником, но он всегда задавал очень интересные вопросы, и у меня о нём сложилось весьма приятное впечатление.

— Александр Александрович, я хотел бы с вами кое-что обсудить, — несмело начал он.

— Присаживайся, — предложил я ему, после того, как пожал руку, — что-то связанное с теплицей?

— Да, — он аккуратно сел на стул и почесал затылок, — я не хочу говорить при всех, Борисов точно взбеленится. Простите, — осёкся он.

— Всё в порядке. Я и сам заметил, что у вашего лидера трудный характер, — подбодрил парня я.

— Трудный, не то слово! — сразу расслабился Павел, — критику своего колхоза не воспринимает вообще. А собственно за этим я и пришёл. Знаете, что-то мы никак не можем сопоставить то, что видим у вас, с тем, что у нас там в «Трудовике». У вас здесь всё так добротно сделано, основательно. Сразу видно, строилось на совесть. У нас же по сравнению с этим всё как-то вкривь и вкось. Как будто все технологии нарушены. Признаюсь, это сильно меня смущает. Да и не только меня. Мы обсуждали с ребятами… — он сделал паузу, а потом с жаром продолжил, — а нам бы тоже хотелось, чтобы всё было как надо в «Трудовике», так ведь и работать приятней. И мы вот подумали… может быть вы к нам съездите или направите кого-то, чтобы посмотрели почему такая разница и как это исправить?

Я слушал его с большим вниманием и удивлением. Советский Союз не та страна, где без каких-либо причин один и тот же объект одним могут построить хорошо, а другим плохо. Принцип-то и бюджет одинаковые. Это как если бы одну хрущёвку строили на совесть, а вторая рядом разваливалась сразу же. Нет, не исключаю, что такое тоже может быть. Но тогда с этим явно что-то не чисто.

Я ещё немного порасспрашивал Павла о том, в чём конкретно он видел разницу между нашими теплицами. И судя по его словам, там почти на каждом из материалов неплохо так сэкономили. Но я не мог просто из-за чьих-то слов сразу же поднимать бучу. Конечно, первая мысль была об ОБХСС, но что если там никакие не хищения, а обычное разгильдяйство? Нет, сначала нужно всё расследовать. Но не буду же я сам этим заниматься? У меня нет для этого ни оснований, ни времени. Однако кого-то из своего колхоза я бы всё-таки отправил на разведку.

Немного поразмыслив, я решил поручить решить этот вопрос Мясову, встретившись с ним в этот же день. Выслушав меня, он сразу же и предложил решение, сказал, что стоит связаться с комитетом народного контроля.

Я с ним согласился и на какое-то время, это дело ушло на второй план.

Делегация тоже уехала, но я, тайком от Борисова, взял у всех ребят их данные, адреса и телефоны у кого они были, на всякий случай.

Мясов в таких делах чувствовал себя как рыба в воде. Он быстро достучался до всех кого нужно и даже умудрился сам поехать в «Трудовик» в составе команды от комитета народного контроля.

Так что уже через полторы недели, он был у меня в кабинете с практически полным отчётом о происходящем там. И отчёт этот оказался достаточно безрадостным.

— Если они не нагрели руки на этой стройке, то я и не знаю даже. Теплицу им кстати построили прям огромную, больше чем у нас, — говорил он мне, сидя у нас в гостях одним из вечеров.

Маша испекла яблочный пирог к чаю, который настолько понравился нашему парторгу, что он уплетал уже третий кусок, поэтому его рассказ продвигался не очень быстро. Но мы с женой были только рады его накормить. После того, как овдовел, мужик совсем забыл что такое тепло очага, думаю, отчасти поэтому некоторым при первом знакомстве он кажется нелюдимым и даже грубоватым, но стоит только узнать его получше, как понимаешь, что надёжней друга и соратника трудно найти. Чего стоила только та история, где он с участковым и Андреем спасали меня от бандитов. За тот меткий выстрел, я ему по гроб жизни благодарен буду.

— Огромную и некачественную?

Илья Прохорович кивнул:

— Прямо скажу, она вообще никуда не годится. Ну, ладно если бы только паршивые материалы, но это ещё и просто плохо построено, как будто студентов направили строить их первый проект. Не удивлюсь, если так и было.

Мясов доел третий кусок пирога и перевёл взгляд на ещё не съеденную его часть. По глазам было видно, что он очень хочет добавки, но уже стесняется просить. От взгляда Маши это не укрылось, и она просто с улыбкой подложила ему ещё.

— Спасибо, Машенька, — от такого подарка, парторг совсем растаял.