Пули изуродовали внешность покойника, но Художников уверенно его опознал:

— Навойтов.

— Вот и хорошо. Одной проблемой меньше.

Художников перевёл взгляд на меня:

— Сегодня вы, товарищ Быстров, спасли жизнь мне и моей жене. Я ваш должник.

— Бросьте, Иван Никитович. Вы бы и без меня с ним справились.

Он неуверенно покачал головой.

— Я так не думаю. Если б не вы, меня бы застали врасплох.

— Перестаньте, Иван Никитович. Можно я воспользуюсь вашим телефоном? Позвоню в угро, вызову наших…

— Ещё в ОГПУ Мышанскому, — произнёс Художников.

— Обязательно, — подтвердил я. — Только, пожалуйста, никому не говорите, что это я предупредил вас. Пусть думают, что всё произошло совершенно случайно.

Я понимал, что правдоподобной версии мне не придумать, и, если я хочу, чтобы Варя не пострадала, придётся идти ва-банк.

Художников бросил на меня задумчивый взгляд, начиная о чём-то догадываться.

— Вы кого-то покрываете, Георгий?

— Давайте замнём эту тему.

— Уверены?

— Да.

Чекисты оказались оперативнее наших, и через четверть часа комната заполнилась крепкими ребятами в кожаных кутках во главе с Мышанским.

— Как вы, товарищ Художников? Вас не зацепило?

— Отделался лёгким испугом. Товарищ Мышанский, ничего не хотите нам сказать? — глядя на труп бывшего зама, задал вопрос Художников.

— А что именно вас интересует?

— То есть вы не догадываетесь?! — усмехнулся Иван Никитович. — Опасный преступник вдруг оказался на воле и решил со мной поквитаться, а я, тот, кто его брал, ни слухом ни духом…

Чекист стушевался.

— Я… Никто не предполагал, что так далеко зайдёт. К тому же это секретная информация.

— С каких это пор побег преступника вдруг стал засекреченной информацией? — вступил в разговор я.

— Вы лучше занимайтесь своим делом! — попробовал наехать на меня чекист.

— А я чем занимаюсь? — притворно удивился я. — Так как всё-таки Навойтову удалось сбежать и почему угрозыск не поставили в известность?

— Хорошо, — сдался Мышанский. — Я всё расскажу, только попрошу вас, товарищи, держать язык за зубами.

— Можете в этом не сомневаться, — кивнул Художников.

— Навойтов на одном из допросов заявил, что готов сотрудничать. Как вы знаете, он был в числе тех, кто вывозил из города секретные документы и реквизированные ценности перед тем, как Ростов взяли белые.

Я слышал эту историю от Художникова и потому кивнул.

— Навойтов сказал, что готов показать место, где он спрятал эти материалы, взамен попросил, чтобы ему скостили срок. Его повезли на поиски, он воспользовался оплошностью одного из сотрудников, забрал у него оружие и расстрелял конвой. Было принято решение не предавать эту информацию гласности, поэтому всё, что касается побега — засекретили.

— Спасали честь мундира? — догадался я.

Лицо Мышанского дёрнулось. Он ничего не ответил, но по его реакции стало ясно, что я попал в точку. Видимо, если бы история всплыла наружу, кому-то из чекистских начальников крупно бы поплохело.

Жаль, не узнаю, что больше интересовало ОГПУ — пропавшие бумаги или реквизированные драгоценности?

— А как быть с этим? — я показал на труп.

— Что-нибудь придумаем. Кстати, нам удалось установить, что в прошлом Навойтов был связан с Корнем, они когда-то сидели с ним в одно камере.

Я предполагал нечто подобное. Навойтов втёрся в доверие Вари и сливал полученную инфу Корню, планируя загребать жар чужими руками. Когда не выгорело, пришлось засучить рукава самому. Вот только делиться этими сведениями я не буду.

Домой, если можно это так назвать, я вернулся почти под утро. Было непривычно находиться в комнате одному, без лежавшего на больничной койке напарника (дай бог ему скорейшего выздоровления!).

Начальник разрешил выйти на работу попозже, так что шанс выспаться у меня имелся, вот только воспользоваться им я так и не смог.

Только закрыл глаза и вырубился, как по двери забарабанили.

Я встал и, качаясь как одинокая сосна на ветру, пошёл выяснять, кого это принесла нелёгкая.

— Товарищ Быстров, открывайте! Вас срочно вызывают на место происшествия! — раздался нетерпеливый голос.

Мысли спросонья путались, соображал я туго, но всё-таки сумел догадаться, что этот вызов вряд ли связан с Навойтовым. Видимо и впрямь произошло что-то очень серьёзное.

Я распахнул дверь. За ней стоял незнакомый парнишка в милицейской форме.

— Вы товарищ Быстров?

— Я. Чего шумим?

— Так это… ЧП у нас!

— Что ещё за ЧП?

— Я толком не знаю, но вроде как нападение на курьерский поезд.

Я моментально проснулся. Мне казалось, что такое явление как грабежи поездов ушли в далёкое прошлое, а оно вона как повернулось.

— Ничего не перепутал?

— Никак нет, товарищ Быстров. Говорю как есть: грабанули курьерский поезд номер два «Москва-Тифлис».

— Куда надо ехать?

— На станцию Хапры, это пятнадцать вёрст отсюдова.

— Пятнадцать вёрст? Далековато… Надеюсь, не на своих двоих добираться?

— Начальник угро меня с экипажем за вами отправил. Он сам уже на станции находимся.

— Ты меня пока в комнате обожди. Дай две минуты на сборы, — попросил я.

Быстро умывшись и одевшись, я в сопровождении милиционера вышел из дома. Возле входа нас ждала пролётка.

Пока добирались до Хапров, я немного подремал в ней по старой ещё армейской привычке.

— На месте, — сообщил извозчик. — Можете просыпаться, товарищ.

— Спасибо!

Поезд застыл как вкопанный перед семафором. Пассажиров не выпускали из вагонов, поэтому на перроне не было случайных людей: только милиционеры, сотрудники угро и несколько железнодорожников.

— Жора, иди к нам! — помахал мне рукой Паша Рыженко.

Он как раз допрашивал сутулого мужчину лет сорока в тужурке железнодорожника.

Я подошёл к ним, пожал Павлу руку.

— Рассказывай, что у вас произошло.

— Ты не поверишь!

— Знаешь, я в последнее время ничему у вас в Ростове не удивляюсь.

— Это точно, город у нас такой… специфический, — усмехнулся Паша. — Вот, познакомься, гражданин Устин Оса, работает на станции стрелочником.

— Стрелочником?! — улыбнулся я. — Это хорошо, мы ж знаем, что всегда и во всём виноват стрелочник…

Видимо это крылатое выражение ещё не было в ходу, поэтому мою шутку не поняли. Гражданин Оса так вообще принял её всерьёз.

— Товарищи, вы что! — взмолился он. — Меня избили, приставили к голове наган… Сказали, чтобы я перекрыл семафор, а иначе убьют!

Стрелочник всхлипнул.

— А у меня четверо детей, мне помирать никак нельзя — кто ж их тогда кормить будет?!

— Короче, банда человек в тридцать на дюжине подвод нагрянула к станции. Охраны тут нет, так что бояться им было нечего, — стал объяснять Паша. — Вышибли к такой-то матери дверь в диспетчерскую, оборвали провода телефона и велели остановить курьерский. Сопротивления им, как понимаешь, никто не оказывал. Гражданин Оса под угрозой смерти был вынужден перекрыть семафор.

— Вот-вот, так и запишите: под угрозой смерти! — напомнил о себе стрелочник.

— Не волнуйтесь, гражданин. Как было, так и запишем, — успокоил несчастного отца четверых детей я. — Никто вас ни в чём не обвиняет…

Окажись я на его месте, тоже вряд ли бы стал артачиться. С тремя десятками вооружённых до зубов головорезов шутки плохи. Нашпигуют свинцом и найдут кого-то другого.

— В общем, в двадцать два двадцать пять поезд прибыл к станции и был вынужден остановиться перед семафором. Один из бандитов переоделся в железнодорожника и сообщил машинистам, что под Гниловской поезд сошёл с рельс, и потому Ростов не даёт прибытия. Потом запрыгнул на подножку и наставил на машинистов револьвер.

Более детально продолжение этой истории я услышал из уст непосредственно одного из машинистов.

— Вы можете себе такое представить, товарищ милиционер?! — взволнованно говорил тот. — Выходит из здания вокзала здоровенный такой бугай с фонарём, подходит к нам, рассказывает, что Ростов не пропускает, а потом… раз… и оказывается на подножке, тычет мне в лицо шпалером и важно так говорит: «Шабаш, дядя, приехали. Жить хочешь? Закрой заслонку и вали отседова». Ну я не дурак, понимаю, что к чему. Объясняю, так мол и так, сынки, говорю, нельзя уровень воды понижать, котел рванет — костей не соберете. Следить надобно умеючи… А он, зараза, смеётся: «Ты, дядя, мне тут за азовский банк не втирай, сами грамотные. Вали отсель, пока цел». Ещё и в воздух пальнул для острастки!