- О, вы в этом лучшая, - воскликнула Латира, с искренним обожанием глядя на леди Тэйниру.

Я поняла, что пропустила часть беседы и постаралась больше не отвлекаться. Ведь это неуважительно по отношению к присутствующим. А они все более чем достойны моего уважения, хотя бы потому, что не отвернулись.

Оставшуюся часть ужина мы провели в тёплой, дружеской обстановке, беседуя на отвлечённые темы. Но всё когда-нибудь заканчивается. Закончился и ужин, а вместе с ним и этот бесконечно долгий и тяжёлый день. Леди ушли, попрощавшись до утра, а Тамир направилась в спальню, приговаривая:

- Сейчас посмотрим, что у них тут во дворце за матрасы.

Мне не то, что смотреть, даже заходить туда не хотелось. Но пришлось. Вошла в спальню, отметила, что кто-то уже позаботился напитать магией огня стеклянные шары-светильники, и посмотрела на портрет. Удивительно, но, несмотря на распространяющееся по всей спальне ровное освещение, портрет будто оставался в тени. И только колючие голубые глаза были чётко видны в окутывающем картину сумраке.

- Какая же она жуткая, - невольно поёжившись, прошептала я.

- А? – обернулась Тамир, которая в этот момент как раз проверяла мягкость уже приготовленной ко сну кровати.

- Картина, - кивнула я на стену у неё над головой. – Не смогу тут спать, если её не убрать.

- Вот ещё. Не мы вешали, не нам и снимать, - проговорила женщина, и не взглянув на портрет. И тут же сменила тему: - А простыни плохо просушили. И запах какой-то странный. Я-то всегда веточку ароматной травки под подушку кладу, а тут… Никакого уюта. Ну да ладно, что уж поделаешь, дворец всё же, а не дом. Сейчас рубаху принесу. Не зря прихватила кое что из оставшихся вещей леди Эйши.

И Тамир ушла, а я с ненавистью посмотрела на портрет. Понимаю, мать Эрана тут совершенно не причём, но именно с ней у меня ассоциировалась картина, которая за один день принесла мне больше негативных эмоций, чем всё остальное в этом мире, за исключением, разве что, самого падшего.

Решено: или она, или я. Если портрет останется, я здесь спать не буду. И пусть Тамир думает, что хочет. Откажется снимать портрет – уйду спать в гостиную, на диван.

О чём я и сказала женщине, когда она вернулась с ночной сорочкой, домашними тряпичными туфельками и щёткой для волос.

- Да сниму я его, - проворчала Тамир. – Вы пока в ванную идите, вернётесь, его уже тут не будет. Не думала, что у вас к умершей матери ревность взыграет. Нехорошо это.

- Что?! – охнула я. – При чём тут ревность?

- А что же ещё? Она и есть, гадюка зелёная, - заявила Тамир и впихнула мне в руки вещи той самой женщины, в ревности к которой только что обвинила.

Я сдержалась, решив, что это меньшее из зол. Пусть Тамир обвиняет меня в несуществующей ревности, если ей так хочется, главное, чтобы убрала картину. Приняла вещи, сдержанно поблагодарила и ушла в ванную, всё же хлопнув дверью чуть сильнее, чем следовало бы. Надо же, я ревную! Ничего глупее в жизни не слышала! И кого ревновать? Этого несносного грубияна и наглеца? Тем более к погибшей матери, такого я себе точно никогда бы не позволила.

Бросила вещи на тумбу у ванны и только потянулась рукой к застёжкам на платье, как из спальни донёсся какой-то грохот, крик и стоны. Тамир!

Я опрометью метнулась к двери, но она не открывалась! Я колотила, толкала, кричала – бесполезно. Дверь будто заперли снаружи.

Прижалась лбом к прохладному лакированному дереву, прикрыла глаза и сосредоточилась. Вдох – выдох, успокоиться, контролировать эмоции и отдать чёткий приказ.

У меня почти получилось! Дверь открылась, но немного иначе, чем следовало бы. Она просто упала вперёд, слетев с петель. Но главной цели я достигла – выбралась из ванной.

В спальне царил полумрак, большинство светильников были потушены, оставшиеся едва разгоняли темноту. И только проницательные голубые глаза с портрета сияли, как две холодных звезды.

- Тамир, - позвала я, прислушиваясь.

Никто не ответил, и тишина стояла такая, будто вокруг вообще ни одной живой души не было. Я сделала пару шагов к кровати и ещё раз позвала. Послышался едва различимый стон, я бросилась на звук. Обежала кровать и едва не споткнулась о лежащую на полу женщину.

Опустилась на колени перед Тамир, прикоснулась и вздрогнула. Пальцы наткнулись на что-то мокрое и тёплое.

Страх откликнулся всплеском силы и все светильники в комнате вспыхнули так ярко, как, казалось, не могли в принципе. А я охнула, прикрыв рот ладонью.

Тамир была без сознания, а вокруг неё расплывалась лужа крови. Кто-то ударил её по голове. И это явно был не портрет. Да и меня в ванной кто-то запер.

Почудилось, будто на меня смотрят. Медленно поднялась и на негнущихся ногах пошла к выходу из спальни. Рывком распахнула двери в гостиную и не выдержала – закричала изо всех сил.

В покои тут же ворвалась недремлющая стража. Увиденное их впечатлило (ещё бы – я бледная и испуганная, на руке кровь, на белой двери кровавый след от руки) и всё завертелось.

Меня усадили на диван, появились какие-то незнакомые женщины. Мне вытирали руки и заставляли что-то выпить, а в спальню прошёл уже знакомый старик-целитель.

- Да оставьте вы меня! – не выдержала настойчивой заботы, неотрывно глядя на закрытые двери спальни.

- Выпейте хоть немного имбирного настоя, - опять подсунули мне бокал. – Он успокаивает.

- Вы не слышали? Моя невеста сказала оставить её! – послышалось от двери и от меня тут же отстали.

Эран пристально посмотрел на меня и как-то нервно спросил:

- Ты в порядке?

Только кивнула в ответ, а на глаза навернулись слёзы.

Кесарь нахмурился, шагнул ко мне, но в этот момент приоткрылись двери спальни. Из них выглянул один из стражников и Эран сменил направление. А я вскочила и поспешила за ним.

Он вошёл в спальню и прикрыл за собой дверь, я хотела войти следом, но замерла, услышав то, что вогнало меня в ступор.

- Она жива, целитель говорит, к утру восстановится, - отчитался стражник.

- Что здесь произошло? – отрывисто спросил Эран.

- Мы пока не можем утверждать, но тут больше никого не было. Кажется… леди повздорила со своей служанкой и ударила её.

Ноги подкосились, я едва не упала. Ухватилась за двери, не веря своим ушам. Это ложь!

Следующие слова кесаря немного привели в чувства.

- Вы ошибаетесь, - уверенно проговорил он. – Ищите лучше, должны быть следы чужого присутствия.

- Утром женщина очнётся и сама всё расскажет, - послышался голос целителя. – А сейчас ей нужен покой.

Я отстранилась от приоткрытых дверей, развернулась, чтобы отойти и… В гостиной находились несколько женщин и ещё трое стражей. И все они смотрели на меня… с осуждением. Они всё слышали и тут же поверили, что это я напала на Тамир!

- Сати, - тихо произнесли у меня за спиной.

Пришлось отойти, чтобы пропустить кесаря и целителя. Страж остался в спальне.

- Свободны, - коротко бросил Эран, едва взглянув на женщин, и они спешно покинули покои.

Целитель покосился на меня, но промолчал. Лишь чуть поклонился и тоже ушёл.

- До утра никого не пускать. Я сам поговорю с ней, когда очнётся, - отдал распоряжение стражам кесарь. И повернулся ко мне: - Идём. На ночь тебе тут лучше не оставаться.

- Но как же…

- Я сказал, идём, - перебил он и, схватив за руку, вывел меня из гостиной.

Мы быстро шли по полутёмному ночному коридору. Эран молчал, но его напряжение было практически осязаемым. Движения, осанка, твёрдая рука, сжимающая мою ладонь – всё в мужчине говорило о том, что он зол.

- Это не я, - проговорила едва слышно.

Он резко остановился, развернулся и, чуть наклонившись, проговорил мне в лицо:

- Если ты решила, что я тебя подозреваю, то ещё наивнее, чем я думал.

Глупее, а не наивнее. Он не сказал этого, но смысл от меня не ускользнул. Падший считает меня глупой, наивной, слабой и проблемной обузой. Это я уже поняла, но сейчас была почти рада такой нелестной оценке. По крайней мере, считая меня такой, он и мысли не допускал, что я могла напасть на Тамир.