Шаг. Тень приближается танцующей походкой, кладет пальцы на шею.
Треск.
Обломки осыпаются на пол.
III. Парный танец
Перезвон осколков похож на приближающиеся шаги.
Замираешь в азартном предвкушении – показалось или нет? Игра воображения, шутки замкнутого пространства, где вне границ – безмолвное ничто, способное породить любое видение, или украдкой просочившаяся на другую сторону реальность?
Тяжелые капли падают на пол, мерно, глухо – совсем не так, как впечатываются в стекло дождевые.
Ты точно знаешь, что спешить нельзя. Затягиваешь манжеты потуже, заполняя пустоты идеально очерченных прорезей-петель тяжелыми штангами запонок.
Белизна теряет свою безгрешность, прорастая изнутри ядовито-алыми разводами.
Звуки шагов раздаются все ближе, входят в резонанс, превращаются в парный танец: шаг – капля, шаг – капля.
Чем ближе один, тем дальше другой. Парадокс, который кажется идеальной закономерностью.
Ключ проворачивается в замке. Ты выкручиваешь из манжет серебристые прямоугольники.
Шаг.
Поток.
Всхлип.
Касание теплых пальцев, сухих на влажном.
– Пора завязывать.
IV. Под напряжением
Ты жив. Вопреки логике, запретам, истерике, накрывающей, подобно морскому приливу, обрушивающемуся тоннами воды, сметающему на своем пути все, что изначально могло говорить, реагировать, дышать.
Пульс грохочет за глазными яблоками, разрывает мелкую сеть капилляров, окрашивает белки, превращая их в растресканно-красную скорлупу.
Моргаешь, с усилием – в попытках отгородиться от жгучей нехватки кислорода, погрузиться с головой – бездумно, полуобморочно – в звенящую темноту.
Звуки проталкиваются через зажатую гортань медленно, хрипло, как после тяжелой болезни.
Впечатываешь кулак в стену, сбивая костяшки. Боль отрезвляет лишь на мгновение, вспыхивает в нервных узлах, завораживает, подчиняет своему ритму, превращается в музыку.
На карте в этот раз – всего две локации.
Растягиваешься между ними, как ток в проводах – присутствуя одновременно везде и нигде конкретно, несешься на скорости и замираешь в неподвижности, сжигаешь в одно касание и равнодушно отворачиваешься, скользя взглядом мимо.
Знакомая рука опускается на припорошенный теплым пеплом рубильник – и с силой опускает его вниз.
Пора домой.
V. Напролом
Вдох – всего лишь движение ребер. Стоит замереть в крайней точке – и захватывает дух.
Цедишь воздух медленно, с отстраненной незаинтересованностью.
– Ты повернутый!
– …в себя.
– Если бы. Каждый раз – наизнанку, до хрипа в саднящем горле, до искусанных костяшек обеих рук.
– Не препарируй!
– Это должно стать девизом, предшествующим каждой встрече.
Ведешь раскрытой ладонь по мрамору стен. Прохлада ласкает разгоряченные пальцы. Прорисовываешь узоры и прожилки, касаешься губ – словно перенося отпечаток с неодушевленной поверхности на мягкую податливую плоть.
Смена текстур и ракурсов.
Застывшие плечи, напряженная фигура, стиснутые зубы.
– Ну что опять случилось?
– Он не помнит меня!
– Это не навсегда, ты же понимаешь…
– Нет! Я потерял его, между молчаниями и песнями взахлеб – не о нем.
С размаху впечатываешь кулак в клавиши. Комнату под самый потолок накрывает диссонансным гудением. Оно проникает в рамы и стекла, впивается в балки, как рассерженный рой.
– Просто играй.
– Я… не могу. Я не знаю о чем.
– Вот об этом.
Пальцы касаются клавиш и бессильно соскальзывают вниз. Еще раз, еще. Беззвучие приобретает ритм, выверенность и четкость.
На стене прорисовывается знакомый силуэт. Аплодирует. Посылает воздушный поцелуй. Скользит тенью к твоим ногам.
VI. /Не/подвижность
Шаг /за раму/.
– Ну что тебе вечно не сидится?
– Я только посмотреть.
– … Только спросить, только добавить пару штрихов. А потом доморощенные критики интересуются, что символизирует двойная луна над лесом. И что я должен им отвечать?
– Ну подумаешь, просто неудачно сел в краску.
– Еще скажи, что это я во всем виноват, приложив тебя о мольберт.
Пожимаешь плечами:
– С кем не бывает.
– С луной. Жопской. Цвета индиго!
– А по-моему, концептуально получилось.
– Ни слова больше, или я за себя не ручаюсь!
Визави яростно накладывает новый цветовой слой, словно нанося точечные удары. Подставляешь ладонь – на границе с подрамником. Кисть замирает и после паузы перекидывается на новый объект.
Запястье, локоть, скулы.
– Раздевайся.
– Испортим шедевр.
– Тебя ничем не испортишь.
– Ну да, поздно уже, – смеешься, запрокидывая голову – и замираешь, почувствовав отточенный мастихин под подбородком.
Медленно стягиваешь футболку, вздрагиваешь, когда кисть щекотно пробегает по ребрам.
– Вдохни еще раз. Сильнее. Не дыши. Выдохни. Смотри!
Поворачиваешься к зеркалу: нарисованное пламя пульсирует в такт дыханию.
– Я хочу это оставить!
– Какой жадный портрет.
– Пожалуйста! – снова смотришься в зеркало. – Ты же знаешь, при очередном выходе кожа снова будет девственно чистой. А вот внутри рамы… я буду гореть для тебя. Всегда.
– Уговорил.
Целует языки пламени, запечатывая рисунок касаниями губ.
Замираешь в привычно-выверенной позе, успев украдкой приподнять край камзола до того, как тяжелая деревянная оправа зафиксирует тело.
VII. S
Половина вечности на твоем теле. S – бесконечность мебиуса, с открытым/альтернативным финалом.
Легкие жжет. Колкий воздух впивается в гортань, просачивается внутрь снами, о которых нельзя рассказывать, нельзя произносить вслух – чтобы не сбылись.
Все ощущается как никогда остро. Звуки, краски… Движение ребер под чуткими пальцами. Искусный мастер, вдыхающий жизнь, но отнимающий что-то другое. Каждый раз – разное: тень, отпечаток ладони на покрытом изморозью окне, голос…
Точка отсчета/уязвимости – дверь в запретное, темное, покрытое серебристой фольгой… которая меняет цвет, как лакмусовая бумага – на слова-ключи.
Связка – всегда на бедре. Позвякивает при ходьбе, словно метроном, отмеряющий время «до».
Перебираешь их медленно, вдумчиво – который отзовется? Тот и вставляешь в податливую впадинку, расходящуюся на две половины – взаимодополняющие и взаимоисключающие. Рядом, но не вместе.
Это по-своему красиво. Это твой подарок – возможность говорить, соприкасаясь лишь тонкими гранями, между которыми – /ино/родное тело, шифр. Подберешь нужные буквы – и ключ исчезнет, провернувшись напоследок, меняя изнанку с лицевой стороной, фантом – с живой плотью.
Округлые завитки S наконец-то находят свое зеркальное отображение. Вечность, замкнутая в себе, самопроникающая, самоотождествляющаяся, стихийная и неостановимая, как и все явления вне законов времени, жанра, сюжета.
Одобрительно киваешь, нащупываешь новый ключ – и подносишь к кругу, затачивая край затейливой резьбы.
VIII. Изнутри
I.
