Ты убила их.

Ты убила их.

ВРАЧИ официально выписывают меня, как только взойдет солнце.

Обычно я протестовала бы против того, чтобы меня вывозили из сверхсекретного военного бункера как восьмидесятилетнего в инвалидном кресле, но я больше не могу заставить себя чувствовать что-либо. Никакого смущения по поводу слишком свободных треников и хлопковой рубашки, которые они нашли для меня вместо больничного халата. Никакого возмущения по поводу состояния моих волос или размазанного макияжа под глазами.

Я онемела.

Сломанный, едва пульсирующий орган внутри моей груди заключен в лед, и я боюсь, что ничто и никогда не заставит его снова биться в тепле.

Картер толкает мое инвалидное кресло, а Хлоя идет рядом с ним, несмотря на то, что не спят уже более двадцати четырех часов. Галиция и Риггс, оба с небольшими порезами и синяками, идут прямо за нами. Две дюжины королевских гвардейцев идут по коридору от моей комнаты до расположенной под землей вешалки, где их ждут шесть одинаковых черных внедорожников. Кортеж охраны, чтобы обеспечить мою безопасность во время транспортировки.

Это похоже на похоронную процессию, думаю я. Как уместно, ведь внутри я уже мертва.

Когда я проезжаю мимо охранников, я не могу не заметить, что они отдают мне честь — локти согнуты под острым прямым углом, кончики пальцев подняты к вискам. Этот жест уважения обычно приличествует только королю.

Странно.

У меня не было времени подумать об этом более чем вскользь, потому что мы достигли линии внедорожников. Картер помогает мне встать на ноги, поддерживая мой вес, чтобы я еще больше не травмировал себя. Повреждения моего тела были не слишком серьезными — просто много разноцветных синяков на левой стороне от силы удара, — но я чувствую боль и усталость до самых костей. Когда рука Картера обхватывает мою талию, мне приходится бороться с желанием прислониться к нему. Позволить ему нести мой эмоциональный багаж вместе с физическим.

Его руки обхватывают мою талию, и он поднимает меня на заднее сиденье, наклоняясь надо мной, чтобы застегнуть ремень безопасности. Он так близко, что я могу сосчитать каждую ресничку в его темно-синих глазах. Ремень защелкивается, и он делает небольшую паузу, прежде чем отступить назад, просто глядя на меня.

Я помню, как впервые увидела его — сидящим на заднем сиденье черного внедорожника, такого же, как этот, и весь мой мир на грани полного разрушения.

Кажется, что это было целую жизнь назад.

— Спасибо, — шепчу я.

Мускул прыгает на его щеке, когда он кивает, кладет сложенную инвалидную коляску и закрывает мою дверь с тихим щелчком. Через мгновение Хлоя забирается с другой стороны. Она свернулась калачиком на кожаном сиденье, не говоря ни слова, ее веки сомкнулись. Изнеможение написано на каждой черточке ее лица; она не спала всю ночь, ожидая от меня новостей.

Так поступает семья.

Этого осознания достаточно, чтобы в толще льда вокруг моего сердца появилась маленькая щепка. Я сдерживаю себя, боясь, что, если я впущу хоть одну эмоцию, все остальное тоже вернется.

Картер запрыгивает на переднее пассажирское сиденье. Риггс уже сидит за рулем; он включает зажигание и переключает внедорожник на передачу.

Я почти ничего не вижу сквозь затемненные окна, пока мы медленно едем от форта Саттон к Уотерфодскому дворцу. Весь мир погрузился во тьму, и не только из-за времени суток. Все улицы пусты; за все время нашей поездки я не увидела на улице ни единой души.

Позже я пойму, что это потому, что весь Васгаард фактически закрылся после нападения — дороги перекрыты, правительственные здания оцеплены, действует чрезвычайный комендантский час. Но сейчас я настолько ошеломлена всем произошедшим, что почти не думаю об этом, глядя из окна на пустынные городские улицы.

Настроение в машине решительно мрачное; ни у кого из нас нет ни сил, ни желания разговаривать. Я не могу сказать, что виню Хлою за то, что она задремала. На самом деле, я ей завидую. Я бы хотела уснуть — это было бы спасением от постоянной боли, — но я в ужасе от того, что увижу, когда закрою глаза. Страшно от того, какие новые кошмары поджидают меня на задворках подсознания.

Поездка занимает совсем немного времени без пробок, которые нас тормозят. Не успеваю я оглянуться, как мы подъезжаем к дворцу. Первое, что я замечаю, это огромное количество охраны. У укромного черного входа на территорию дворца стоит больше охранников, чем я когда-либо видела. Я представляю, что главные ворота похожи на сцену из времен Второй мировой войны, когда нацисты оцепили Васгаард и попытались захватить контроль над замком; полномасштабная демонстрация военной силы.

Все для того, чтобы я была в безопасности.

Мы объезжаем круговую подъездную дорогу и останавливаемся перед громадными парадными дверями, ведущими в Большой зал. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу весь дворцовый персонал — горничных, поваров, пажей, конюхов, охранников, конюхов, водителей — все они выстроились в полном обмундировании на каменных ступенях, ожидая нас.

Хозяин конюшен, Ганс, тоже там, в самом последнем ряду, выглядит суровым, как всегда. Я замечаю Аниту, одну из королевских швей, стоящую рядом с Патрицией, которая, как оказалось, печет лучшее шоколадное печенье в стране. В самом центре приветственной вечеринки плечом к плечу стоят Симмс и Леди Моррелл в своих морских нарядах.

Они сделали это для меня.

Чтобы поприветствовать меня дома.

Мои глаза внезапно снова жжет, и, несмотря на ледяную глыбу внутри в моей груди, я чувствую прилив настоящих эмоций.

Может быть, этот искалеченный орган все-таки не совсем мертв?

Хлоя все еще крепко спит рядом со мной, слегка похрапывая. Наверное, я могла бы разбудить ее, сказать, что мы дома… но она выглядит так, будто ей не помешает отдых, если судить по мешкам под глазами.

В удивительном проявлении рыцарства Картер спрыгивает с переднего сиденья и распахивает мою дверь, прежде чем у кого-либо из слуг появляется шанс. Он тянется к сложенной коляске у моих ног, но я качаю головой, чтобы остановить его.

Он вопросительно поднимает брови. Наши взгляды сталкиваются, и внезапно мы начинаем один из наших бессловесных разговоров.

Что, черт возьми, ты себе позволяешь?

Я иду туда на своих ногах!

Не упрямься, Эмилия.

Не указывай мне, что делать, Картер.

Ты невозможна.

Он вздыхает, как будто уже жалеет об этом, и протягивает мне руку, чтобы помочь спуститься. Я благодарно хватаюсь за нее, не обращая внимания на боль, пронизывающую мою ногу всякий раз, когда я ее нагружаю. На виду у всего домашнего персонала мы медленно ковыляем от внедорожника к лестнице. Я чувствую, что Галиция и Риггс держатся позади нас, ожидая, что они вмешаются, если я упаду. Но я знаю, что Картер этого не допустит.

Чтобы преодолеть дюжину футов, требуется много времени — постыдно много времени. Но я делаю это с высоко поднятой головой и спокойным лицом.

Меня не поставит на колени бессмысленный акт террора.

Я не буду трусить или прятаться от тех, кто хочет меня уничтожить.

Я — Эмилия Виктория Ланкастер.

Наследная принцесса Германии.

Наследница.

Народная принцесса.

Я не дрогну.

Не сейчас, когда они ищут во мне силы.

И никогда больше.

Никто не смеется надо мной. Никто не выглядит скучающим, беспокойным или раздраженным моим ползущим шагом. Они выглядят… гордыми. Как будто они точно знают, почему я должна по собственной воле проделать этот неровный, разбитый сердцем путь. Как будто они прекрасно понимают, что я отвоевываю что-то здесь, шаг за шагом, дюйм за дюймом.