Я полностью замираю.

Слова "Какого черта ты делаешь?" вертятся на кончике моего языка, но я не могу их произнести. Я вообще ничего не могу сделать, кроме как сидеть и смотреть на него в темноте. В ожидании.

Намеренным жестом, от которого мои глаза расширяются, а сердце замирает, он медленно прокладывает свой путь вниз по пряди, его пальцы двигаются с удивительной нежностью растягивая локон на всю длину. Я не двигаюсь. Я даже не дышу. Когда он, наконец, добирается до конца прядей, его глаза переходят на мои.

— Знаешь, Орхидея… — Ухмылка возвращается, а вместе с ней и глубокий, хрипловатый тон, от которого у меня сводит горло. Он наклоняется ко мне, как будто делится секретом. — А мне нравится, когда в моей жизни есть немного цвета.

Не обращая внимания на колотящееся сердце и горящие щеки, я отбрасываю его руку. Локон снова взметнулся вверх к моей груди.

— Руки при себе, Джонни.

— Джонни?

— Да. В смысле, Джонни Уокер. В смысле, бурбон. Как запах, исходящий от тебя, — сладко объясняю я, жестом указывая на него. — Раз уж мы обменялись прозвищами, и все такое.

Он не смеется и не улыбается. В его взгляде нет искры и веселья. Только суровая, непоколебимая сосредоточенность, когда он сидит и смотрит, как я смотрю на него. Его глаза, пропитанные алкоголем, буравят меня с ног до головы, впитывая каждую деталь в свое удовольствие, заставляя мой пульс опасно скакать под кожей. Я не знаю, то ли алкоголь ослабил его сдержанность, то ли это просто он, даже если трезвый. Необработанный сексуальный магнетизм и чисто мужское превосходство.

Просто глядя на него, я могу сказать, что он самый настоящий игрок. Мужчина, который так искусно вертит картами, что не успеешь оглянуться, как окажется, что ты следуешь его правилам, бросая кости. Отчаянно пытающийся доказать, что ты не очередная шлюха, которую вот-вот обчистят и выбросят на помойку.

Я уже сталкивалась с такими мужчинами. Игроки. Возможно, не такого калибра, но, безусловно, JV версия университетской команды. Они есть в каждом темном пабе и аудитории колледжа; просто ищите самого привлекательного мужчину в комнате, того, кто, кажется, излучает эту мощную смесь уверенности в себе и снисходительности… и кто использует ее как оружие против каждой девушки на своем пути, покоряя с безжалостной эффективностью.

Ну, я не играю. Потому что я прекрасно знаю, когда дело доходит до таких мужчин, как он…

Хозяин смеси всегда побеждает.

— Опять у тебя этот убийственный взгляд. — говорит он негромко, почти про себя. — Может это и к лучшему.

— Прости?!

— Знаешь ли ты, что твое лицо выдает все, о чем ты думаешь? Очевидно, что ты готовишься к лекции. Выкладывай уже, у меня нет всей ночи. — Он делает паузу. — Вообще-то, у меня есть. Но это не значит, что я хочу провести ее, слушая этот обширный список недостатков, который ты составила за наше короткое время вместе.

Боже! Наглость этого человека…

Я пытаюсь собраться с мыслями, но это дается мне с трудом. Я более взволнована, чем хочу признать. Просто в этом человеке есть что-то такое, что заставляет все мои чувства работать одновременно: презрение, замешательство, любопытство — каждое из них пылает в равной степени, кипятит мою кровь, пока я едва могу дышать.

— Тик-так, маленькая орхидея, — тянет он, подначивая меня. — У меня уже шея начинает болеть от того, что я смотрю на твоё лицо…

Вот и все.

Он хочет лекцию?

Хорошо.

Сейчас он ее получит.

— Ты говоришь, что знаешь мой тип? — Я сузила на него глаза. — Я знаю твой, тоже. Ты мастер манипуляции. Бессердечный игрок. Ты опускаешь девушек, чтобы казаться выше. Ты маневрируешь, чтобы занять позицию силы, с помощью маленьких покровительственных комментариев. Ты напускаешь на себя атмосферу превосходства, потому что знаешь, что это заставляет тебя казаться недостижимым. А ничто не нравится девушкам больше, чем мужчина, которого они не могут заполучить, верно? — Мой голос становится холодным. — Но дело в том, что, если бы ты действительно был таким мужчиной, которого стоит иметь, тебе бы не пришлось так усердно работать, чтобы убедить людей в этом. Тебе не пришлось бы разбирать других людей на части, чтобы почувствовать себя цельным. — Я наклоняюсь, тяжело дыша. — Мои волосы могут быть способом спрятаться, мое лицо может выдать мои эмоции… но ты — ты просто дым и зеркало. Все напоказ, без сути. И я вижу это насквозь.

Я ожидаю, что он вздрогнет. Отшатнется от оскорбления, нанесенного моими словами. Бросит на меня взгляд или ответит, чем-то еще более ужасным. Вместо этого… он делает что — то неожиданное. То, что совершенно выбило меня из колеи.

Он улыбается.

На самом деле улыбается, как будто я его искренне позабавила — вспышка ровных белых зубов, эта улыбка, которая врывается прямо в мое бьющееся сердце. Затем, не говоря ни слова, он откидывается на спинку кресла, наклоняет голову и закрывает глаза.

Очевидно, он закончил этот разговор.

Закончил со мной.

Я не знаю, почему это так удивляет меня.

Я не знаю, почему это оставляет меня странно разочарованной.

Я не знаю, почему я чувствую себя такой пустой, теперь, когда я выпустила все эти гневные слова в воздух, между нами.

Тяжело сглатывая, я смотрю вперед и пытаюсь напомнить себе, что сейчас есть куда более важные дела. А именно, тот факт, что я все еще заперта на заднем сиденье внедорожника, мчащегося по неизвестной дороге посреди ночи.

Или ты забыла, что тебя забрали против твоей воли? Что твоего лучшего друга ударили пистолетом по голове и оставили истекать кровью в темном переулке? Что, как бы тебе ни хотелось это отрицать, у тебя есть подозрение, что ты точно знаешь, кто приказал этим людям забрать тебя из твоей жизни в машине, которая стоит больше, чем твое годовое обучение?

Сосредоточься на этом, Эмилия.

И… забудь о нем.

МЫ ДОЛГО ехали в полной тишине.

Вскоре я обнаруживаю, что не так-то просто игнорировать человека, сидящего рядом со мной в

темноте. Я прижимаюсь к дверной панели, максимально далеко от него, насколько это физически возможно, но все равно кажется, что он занимает все пространство в машине. Его присутствие неизгладимо. Как будто он изменил химический состав каждой молекулы воздуха, попадающего в мои легкие, завладел моими глазами и ушами, пока он не стал единственным веществом, которое могут воспринимать мои органы чувств.

Не будь смешной, Эмилия.

С большим усилием я заставляю себя прекратить воспроизводить наш странный жаркий разговор. Направить свои мысли на то, что имеет значение — а именно, выбраться отсюда и получить ответы. Не обязательно в таком порядке.

Может быть… Я оглядываюсь и вижу, что его глаза все еще закрыты. Интересно, не потерял ли он сознание? Может быть, он что-то знает…

Я вздрагиваю при одной мысли о том, чтобы попытаться еще раз поговорить с ним, учитывая, что наш последний разговор прошел так же гладко, как наждачная бумага. И все же, мои возможности ограничены. Он может быть полным засранцем, но он также единственный союзник, который у меня сейчас есть. Единственный, кто попал в эту безумную ситуацию вместе со мной. Поэтому, как бы мне ни хотелось игнорировать его до конца вечности… если есть хоть малейший шанс, что он что-то знает…

Я должна спросить.

Проходит еще несколько минут в тишине, прежде чем я наконец набираюсь смелости и говорю. Я слегка прочищаю горло, чтобы нарушить тишину.

— Слушай, очевидно, что мы встали не с той ноги…

Он фыркнул.

Хорошо. Определенно не отключился.

— Слушай, нам не нужно быть друзьями, но…

— Ого, — уныло говорит он. — Как мне жаль. Глубоко жаль.