«Данная информация адресована Александре Романовой,

если ее читают неразлучники, то покорно прошу передать записку адресату.

если ее читают сторонние лица, то прошу вернуть записку на свое место во избежание скорой и мучительной смерти.

Спасибо за понимание!»

Я дрожащей рукой перевернула листок.

«Дорогая Алекс,

Тебе не следовало уходить с того поезда, полагаю, ты и сама уже поняла. То, что с тобой произошло — чудо, но чудо страшное, кровавое! Твоя жизнь должна была окончиться с честью, которой ты безусловно достойна, но ты позволила «спасти» себя парочке психопатов, прислуживающих тиранам.

Смерть сегодня все равно случится. Пусть не с тобой, но с теми, кто тебе дорог. Считай, что это кровавая отсрочка, которую ты по трусости заплатила.

Мы все равно придем, но ты погибнешь уже бесславно.

А пока живи и помни, что проживаешь чужую жизнь.

Искренне,

С. Н.

P.S. Неразлучникам: как вы находите новый плакат?»

— Алекс? — заподозрив неладное, юноша сделал шаг вперед, — Все нормально?

— Угрожают, — я ощутила, что пол готов уйти у меня из-под ног, и прислонилась к двери, — Просто угрожают, ведь так?

Я с надеждой на него взглянула, но лицо Эдварда лишь напряглось. Пробежав глазами по аккуратным строкам, он выругался. Полез в карман и протянул мне ключи на стальном колечке — явно от нашей квартиры, вот только я не видела такого комплекта. Взяв их из рук Эдварда, я попыталась открыть дверь. Ключ почему-то застрял в замке.

— Спокойно, — Эдвард выхватил меч, — Отойди, — он вонзил меч в металлическую дверь. Без видимо усилия, словно чистил спелое яблоко, вырезал вокруг замка отверстие, слегка задев стену. Тяжелый шмат металла с грохотом упал на коврик, следом посыпалась штукатурка и бетонная крошка. Эдвард пнул дверь, та распахнулась.

Я стояла в метре от двери, но даже до меня донеслась кислая, терпкая вонь. Повеяло чем-то жутким. А ещё в квартире стояла зловещая красноватая полутьма, будто свет выключили, а шторы задёрнули.

— Мама? — в сознании будто что-то щелкнуло, и я все поняла. Я рванулась вперед, но Эдвард схватил меня за плечи и оттащил в сторону, — Мамочка!

— Алекс, там опасно, — юноша крепко держал меня, — Рейн, возьми ее!

Ноги мои сами подогнулись, и я опустилась на пол. Откуда ни возьмись появилась Рейн, схватила меня в охапку и подняла, но я снова осела — ноги были точно ватные, голова гудела, в глазах стоял туман.

— Ждите здесь, — Эдвард вбежал в квартиру.

Через секунду, или минуту, или час — время будто исчезло, — из квартиры донеслась его ругань.

— Рейн, нет смысла ждать второй смены! — в коридоре показался Эдвард, прикрывая нос рукой, неестественно бледный и озлобленный.

— Почему? — Рейн все еще поддерживала меня, но, на удивление, еще ни разу не подколола и не обозвалась. Повлияла ли на это пощечина Эдварда или записка, оставленная твидовым — не знаю.

— Они здесь. Все четверо мертвы, вместе с эолами — Миротворец не докричался ни до кого. Через лимфу сюда залезла целая стая, но вторая смена либо ждала в засаде, либо шла следом — и завязался бой. Там потроха и кровь. Кровь и потроха. Врагов… и наших.

Эдвард прикрыл дверь.

— Следует направить сюда специалистов, они поймут больше. Пока оставим все как есть.

— Если люди увидят?

— Убегут.

Я схватила Эдварда за плечо и выкрикнула:

— Где моя мама? Она там? Она жива?

Эдвард посмотрел на меня и тихо ответил:

— Она там. Не надо тебе её видеть, Алекс.

Я всё поняла, конечно. И оцепенела, будто вновь болталась в ледяной лимфе…

— Куда теперь? — услышала я голос Рейн, — Теперь нам не на кого ее оставить!

— Шестой закон, — ответил Эдварда, — Анкер должен быть доставлен в Фокус, если протекторы не могут защитить его в слое…

— Эд, шестой не применялся уже много лет…

— Что поделать. Сердцу будет не до нас, когда свалится новость о гибели четверых протекторов.

Собрав все силы, я выпрямилась, попыталась рвануться к двери, но вырваться из хватки Рейн было невозможно.

— Я хочу увидеть маму! — закричала я так громко, что меня, наверное, услышал весь подъезд, с первого по двенадцатый этаж. — Да пусти ты меня, пусти!

— Алекс! — Эдвард потряс меня за плечи. — Нет! Там может ждать засада, которая пропустила меня, но…

— Если бы я оставила засаду, — неожиданно сказала Рейн, — то не в этой квартире.

Они с Эдвардом уставились друг на друга. Потом дружно посмотрели на дверь противоположной квартиры.

— Чёрт, — сказал Эдвард.

В тот же миг Рейн швырнула меня на пол. Я невольно начала отползать в угол, понимая, что надвигается новая бойня.

И та не заставила себя долго ждать.

Дверь соседей распахнулась, и оттуда выскочили двое, на вид самые обычные люди. Джинсы, рубашки, поверх — бронежилеты, на головах чёрные балаклавы…

А в руках автоматы, и стрелять они начали сразу же, как распахнулась дверь. То ли меня уже не собирались брать в плен, то ли сочли, что на полу я уцелею.

Рейн среагировала быстрее Эда: прижала лезвие к груди, опустила голову и бросилась вперед, на наемников. В неё стреляли в упор, но то ли промахивались, то ли ей это было нипочём. Сверкнул меч и один из стрелков с воплем рухнул, во все стороны брызнула кровь. Второй теперь стрелял в упор: Рейн пошатнулась, но продолжала идти на него. Между ней и стрелком на пол с мягким стуком сыпались пули.

У неё что, тоже бронежилет?

Эдвард атаковать не спешил, стоя прямо передо мной: поглядывая то вперед, на напавших, то назад, в мою квартиру. Подозревает что-то?

Да, у людей, которые пытались меня убить, не было ни клыков, ни когтей, ни дополнительной пары рук — но у них было огнестрельное оружие. Разве может быть что-нибудь смертоноснее?

Рейн нанесла удар, отскочила, заслонившись мечом. Второй стрелок упал, голова у него как-то неестественно вывернулась набок, опять ударила кровь. Рейн шагнула за порог.

А в глубине квартиры (вообще-то её снимала молодая пара, я лишь надеялась, что они ещё не вернулись с работы) стоял ещё один человек в бронежилете и балаклаве. У него был лишь пистолет, но он держал его очень уверенно, двумя руками и целился Рейн в голову.

И едва второй автоматчик упал, он начал стрелять.

Рейн остановилась, а пули, все до одной, ударили в дверь, обрисовав контур её головы. Словно стрелок выступал в цирке и демонстрировал свою меткость, не попадая в девушку-ассистентку.

Да как у нее это получается? Нечеловеческая реакция или что-то не так с мечом?

— Сдохни! — человек отбросил пистолет, выхватил откуда-то нож и бросился на Рейн. Удар, неуловимое движение — и человек упал, с рукоятью собственного ножа, торчащей из глазницы, повалив при этом Рейн. Она рывком сбросила с себя тело, вскочила на ноги.

— Всё? — я тряслась, как в лихорадке, судорожно вцепившись в штанину своего протектора. — Это были…

— Вторую проверь! — крикнув это, Рейн бросилась вглубь квартиры, служившей местом засады. Там опять загрохотал автомат, но я уже не сомневалась, что плохо придётся стрелку. Эдвард тем временем сгрёб меня с пола и перебросил через порог квартиры, которую зачищала Рейн, над ещё вздрагивающими телами наёмников.

Сам протектор вновь прижал руку к лезвию, провел по нему, оставляя на лезвии капли крови. И шагнул на площадку.

Автоматный грохот на кухне прекратился, зазвенела бьющаяся посуда, раздался короткий крик.

— Оставайся здесь, — Эдвард мельком глянул на меня и выскочил на площадку. Я услышала, как стукнула дверь третьей квартиры… там жил одинокий пожилой мужчина, я даже не помнила, когда он возвращается домой…

Эдвард, которого я видела в раскрытую дверь, прижал меч к щеке, словно в замахе, что-то шепнул… и метнул меч. Не раздалось ни крика, ни выстрела, но что-то тяжелое упало на пол. Эдвард тем временем схватился за сердце и, спотыкаясь и оседая, словно его ранило, кинулся в квартиру.