Предложение было дельным, и я его принял. Поэтому из особняка мы выехали на бронированном внедорожнике, немного понарушали скоростной режим, потратили лишние десять минут на парковку и ожидание разъездной машины, из-за чего немного выбились из графика. Но «пожелание доброго утра» все еще действовало, поэтому нисколько не расстроились — выбрались из автомобиля возле арендованного «Стрижа», поприветствовали экипаж, построившийся рядом с трапом, и «переиграли» свои планы:
— Летим в Абакан.
— Это не так про-… — начал, было, второй пилот, но я жестом попросил его не перебивать и закончил объяснения:
— Обновите полетный план или свяжитесь с начальством: мы только что отослали в головной офис вашей компании все необходимые документы и разрешения.
На самом деле все необходимые документы и разрешения прилетели в их головной офис из соответствующего отдела службы обеспечения Е.И.В Конвоя, но экипажа самолета эта информация не касалась, вот я и озвучил вариант, предложенный Язвой. Как и следовало ожидать, с изменением маршрута проблем не возникло, так что ровно в половине пятого борт плавно тронулся с места и покатил к взлетно-посадочной полосе. А еще минут через двадцать-двадцать пять мы попадали на кровать, «собранную» стюардессой из дивана и всех шести кресел, закрыли глаза и отключились…
…Коллеги Шаховой, прибывшие в Абакан еще в субботу, сработали, как часы, поэтому, спустившись на бетонку небольшого частного аэродрома, мы прошли пешком всего метров сорок и влезли в десантный салон военно-транспортного вертолета «Скиф», уже вовсю молотившего винтами. Салон этой машины оказался куда комфортабельнее обычных, но роль стюардессы выполняли двое неулыбчивых мужчин с характерной выправкой и в строгих костюмах, так что я сделал морду кирпичом, следом за дамами добрался до последнего ряда кресел и устроился на оставленном персонально для меня.
Как только откинулся на спинку, вытянул ноги и вгляделся взором в пистолеты сопровождающих, обнаружившиеся в кобурах скрытого ношения, «Скиф» и сразу два «Урагана» сопровождения поднялись в воздух, заложили небольшой вираж и на сверхмалой высоте полетели куда-то на север.
В Хакассии я никогда не бывал, его столицу видел только на картинках во время подготовки к этому мероприятию, но понимал, что в таком режиме полета ничего особенного не замечу, даже если переберусь к иллюминатору. А казаться «стюардам» деревенщиной не хотелось, вот я и расслабился — закрыл глаза, начал сканировать окрестности чувством леса, благо, леса под нами было предостаточно, и через щупы прислушался к эмоциям своих женщин. Из этой «прострации» вышел только тогда, когда Язва предложила полюбоваться Енисеем, и увидел серое «море», обнаружившееся под нами. А еще минут через пять-шесть оно вдруг «оборвалось», и наша вертушка, лихо спикировав к земле, замерла на краю посадочной площадки довольно приличных размеров.
«Императорский охотничий домик в Лебяжьем…» — напомнил себе я, выбираясь к выходу из салона, спрыгнул на бетонку, проследил за взглядом одного из провожатых и мысленно хмыкнул: «домик», обнаружившийся в поле зрения, был ненамного меньше дворцового комплекса Дагомыса! Не скажу, что сильно удивился, но подал руку Язве с небольшим запозданием. Зато не тупил, помогая Бестии, и сопровождая дам к дожидавшемуся нас «Тигру». А по пути к въезду в подземный гараж основного здания заставил себя перейти в боевой режим и задвинул куда подальше все лишние мысли. В результате от машины до лифта и от лифта до кабинета, в котором нас уже ждал будущий государь, шел, сосредоточившись на картинке с чувства леса. То есть, вместо того, чтобы пялиться на трофеи нескольких поколений Долгоруких, любоваться картинами на охотничью тему и облизываться на старинное оружие, развешанное на стенах, впечатывал в память траекторию движения, взаимное расположение силуэтов, местонахождение артефактных сканеров и так далее. А потом «как-то сразу» оказался перед массивным столом, увидел хмурого Владислава Мстиславовича, начавшего подниматься с кресла, краем сознания узнал щелчок дверного замка и изобразил учтивый поклон.
— Вы быстро. И это радует… — без какой-либо радости в голосе заявил новый хозяин «домика», обнял Дашу, пожал мне руку и приветливо кивнул Язве. Потом потребовал обходиться без чинов — качнулся с носка на пятку и обратно, поиграл желваками и повел рукой, приглашая нас усаживаться в кресла. А сам взял стул, развернул его задом наперед, сел «верхом», сложил на спинку руки, пристроил сверху гладко выбритый подбородок и мрачно вздохнул:
— Мам, я был вынужден отправить Кирилла в Серые Казематы…
— А кто его играл, выяснил? — ничуть не удивившись этому сообщению, деловито спросила Бестия.
— Да. И арестовал. Но факт того, что мой родной брат мог повестись на сладкие обещания и поднять на меня руку, дико бесит!
Тут Долгорукий потемнел взглядом еще сильнее и желчно усмехнулся:
— Хотя о чем это я? Стоит вспомнить, чем жил и как ушел из жизни мой батюшка, как…
— Лучше вспомни положительные черты его характера! — неожиданно посоветовала Дарья. — Да, по отношению ко мне Мстислав вел себя, как конченный ублюдок, но правил намного лучше, чем его отец, дед и прадед…
Тут я потерял дар речи, ибо знал, насколько сильно эта женщина ненавидела своего мужа, и первые несколько мгновений искал в ее глазах хоть какой-то намек на сарказм, издевку или другой какой-нибудь негатив. Но не нашел и зауважал Долгорукую еще больше. За то, что она умела видеть хорошее даже в отъявленных негодяях, не позволяла личным отношениям мешать делам и неявно учила тому же самому сына.
А она все не замолкала:
— В вопросах управления государством ты дока. Но в данный момент необходимо сосредоточиться на более важных вопросах: взять в свои руки ВСЮ власть и задавить на корню ВСЕ инакомыслие. Причем максимально жестоко, чтобы даже мысль о возможном наказании пугала потенциальных заговорщиков до заикания!
Эта часть советов матери сыну помогла увидеть Дарью Ростиславовну еще с одной стороны и вынудила вспомнить о том, что она, собственно, все еще остается Императрицей. А значит, ставит государство во главе угла и не боится проливать кровь ради того, чтобы не допустить смуты!
Пока я анализировал ее слова, Долгорукий вслушивался в каждое произносимое слово, смотрел в пол и играл желваками. А после того, как его матушка замолчала, поднял голову, поймал ее взгляд и угрюмо спросил, что, по ее мнению, надо делать с братом и другими родичами.
Дарья добавила в голос закаленной стали:
— Наказывать. По всей строгости закона.
— Боюсь, что придется казнить слишком многих!
Женщина равнодушно пожала плечами:
— Те, кто способен бить в спину даже родичей, примут милосердие за слабость и обязательно ударят снова. Не тебя, так тех, кто тебе дорог. А оно нам надо?
Долгорукий отрицательно помотал головой, с хрустом сжал кулаки и решительно тряхнул волосами, благо, они у него были:
— Верно: справедливость ОДНА, а заговорщики знали, на что идут.
— Чуть подробнее расскажешь? — спросила его матушка, шарахнув меня через щуп злым удовлетворением.
Мужчина посмотрел на экран комма и пожал плечами:
— Лю Фань уже на подлете, так что да, расскажу, но без подробностей. Родной братец моего ублюдочного папаши и твоего вконец охреневшего муженька решил, что трон — его. По праву умного, сильного, хитрого и далее по списку, ограниченному лишь его неуемной фантазией. Исполнителем первого этапа — убийства законного наследника — де-юре должен был стать Кирюша и его шайка-лейка…
— …дабы было кого обвинить в братоубийстве и казнить?
— Ага! Вот братик меня в свою гостиную и заманивал. Спокойно, расчетливо и с предвкушением. Через Мишаньку. Но под предлогом, давно набившим оскомину всем обитателям дворца…
— …успокоить напившегося и разбуянившегося Великого Князя?
— Точно! — вздохнул Владислав Мстиславович. — Над этим помещением заблаговременно поработали артефакторы Борислава, и их ловушки должны были меня испепелить. А в случае какой-либо осечки в смежных комнатах засело четыре Гранда, имелись группы подстраховки, зачистки, эвакуации и так далее…
