— Напоминаю, что к нам приставят сотрудника ФБР. Скорее всего он будет знать русский язык, так что держите язык за зубами. В первую очередь это касается тебя, Незлобин.

— А что я? — вяло откликнулся Огонек. После перелета его разморило, плюс подействовала бутылка вина на двоих. Хотя что там было пить двум крупным мужикам? Так, губы смочили…

— Мата много, вот что. Какое впечатление вы произведете все на американцев?

— И что же делать? — поинтересовался Ильясов

— Запоминайте — выдал я инструкцию, которую составлял в голове в ходе полета — Охуеть. Я поражен.

Громовцы заулыбались, Вилорик тяжело вздохнул, но промолчал.

— Блядь — меня переполняют эмоции. Что за хуйня? — мне кажется тут какая-то ошибка.

— А если кто-то заебал в доску? — спросил Незлобин

Я показал кулак Вениамину — Простите, но вы слишком назойливы.

Потом слово взял Вилорик и опять начал вдувать про бдительность, провокации и ходить по трое.

Я посмотрел на часы, пора было прекращать эту говорильню — Нам пора.

На паспортном контроле проблем не было, даже не спросили о цели визита. А вот на таможне начались вопросы. Привезли опечатанные тюки, ящики с нашим оружием и амуницией, у американцев полезли глаза на лоб. Пошли телефонные звонки, поднялась беготня. Все разрешилось, когда к нам запустили советского консула и представительницу ФБР. Выглядели они комично — толстый, лысеющий “вини-пух” и стройная, длинноногая мулатка в белом брючном костюме и солнцезащитных очках.

— Я Синтия, специальный агент Бюро — представилась женщина, взмахнув удостоверением — Мне сказали, что вы говорите по-английски?

— Говорю — согласился я — Но не очень хорошо. Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее…

Последнее я почти пропел, разглядывая женщину.

— Простите что?

Синтия сняла очки и под ними оказались глаза как у лани, с длинными ресницами, карие. Вообще, конечно, бомба. Пухлые красные губы, высокие скулы, точеная шея, под пиджаком и блузкой — пышная грудь.

— Простите что? — тут уже ступил я.

— Вы что-то пропели про коней.

— Ах да, это из одной песни. Говорите со мной медленно и я все пойму.

— Товарищ Орлов? — к нам присоединился пухляш — Атташе Говоров.

Мы пожали руки, я пожаловался на таможенников. Синтия тут же ушла решать возникшую проблему, а Говоров вытащил платок, начал, глядя вслед фэбэровке, вытирать шею и заодно меня инструктировать:

— Поселить в нашей гостинице мы не могли — консульство закрыто с 48-го года после дела Касенкиной. Американцы выкупили для Грома целый этаж в гостинице Плаза. Скандал конечно.

— В чем скандал? — к нам подошел Вилорик с Незлобиным

— Очень шикарный отель — вздохнул Говоров — Похоже на провокацию.

А я тем временем вспоминал про дело Касенкиной. Что-то было об этом в ходе инструктажа на Лубянке.

Советская учительница работал в консульской школе. В 48-м году Москва приказал закрыть заведение и эвакуировать в Союз весь персонал. После чего Касенкина “выбирает свободу”. Женщина просит политического убежища, ее селят к эмигрантам на ферму Толстовского фонда. Живется ей там не сладко — работает посудмойкой, страдает. “Воздух свободы” совсем не пьянит. В итоге женщина пишет письмо советскому консулу, что хочет вернуться домой. Тот приезжает за ней, забирает с фермы. Разумеется, тут же начинается громкий скандал. Американская общественность не верит, что Оксана действует добровольно, требует ее выдачи. Консульство осаждают журналисты. Давление нарастает, женщина не выдерживает, прыгает из окна третьего этажа. Похоже с суицидальными намерениями. Никаких заявлений о стремлении получить политическое убежище не было. Заявлений тоже не делает.

Разумеется, ее начинают обрабатывать — благо она пострадала от падения не сильно и находится в сознании. Сотрудникам советского консульства не разрешают навестить Касенкину в больнице, а средствах массовой информации учительницу представляют как героиню, совершившую “прыжок к свободе”. Просто воздуха уже мало.

Чтобы советские дипломаты не ломились в больницу, Госдеп принимает решение о закрытии консульства в Нью-Йорке, самого консула Ломакина объявляют персоной non-grata, на том основании, что он похитил женщину, искавшую политического убежища в США и держал её в заключении против её воли. Скандал набирает обороты и все это происходит на фоне кризиса вокруг Берлина. В ответ правительство СССР незамедлительно закрывает консульства США в Ленинграде и Владивостоке.

Ситуацию усугубляет то, что Ломакин имеет статус официального представителя ООН, согласно которому его пребывание в США не подчиняется ни Госдепу, ни президенту США. И вполне может не уезжать из Штатов, кладя болт на статус non-grata. Американцы нервничают, наши тоже. А ну как на Ломакина кто-нибудь нападет? В Нью-Йорке полно антисоветских элементов. Есть даже бывшие белогвардейцы, власовцы… В итоге Ломакин уезжает на пароходе и из этого отъезда СМИ тоже делают прямо реалити-шоу.

— … снимем другой отель? — Вилорик обращается ко мне и я понимаю, что прослушал всю состоявшуюся дискуссию

— Не получится — пожимает плечами Говоров — Начался туристический сезон, свободных номеров нет.

— Не могут же жить советские граждане в отеле для миллионеров! — возражает цэковец морщась

Очень даже могут. Но я лучше промолчу. Интересно, а 2-е управление уже кого-то вербануло в Громе? Наверняка кто-то барабанит — не могли нас без этого отпустить за границу, да еще сразу в США. Тут я задумался о другом. А не порвет ли крышу у кого-нибудь из бойцов от американской роскоши?

Синтия быстро все порешала, вывела нас нагруженных на стоянку аэропорта. По голове ударила нью-йоркская жара, я тут же покрылся потом. Надо обзовестись бейсболкой.

— Это все нам?

На парковке уже ждал автобус, несколько легковых автомобилей и… лимузин. Черный Mercedes-Benz W100.

— Подарок от Госдепартамента господину Орлову — пояснила Синтия — За спасение дипломатического сотрудника в московском посольстве. Прошу

Агент открыла мне дверцу и я на глазах посольского, бойцов отряда, Вилорика полез в шикарное, кожаное нутро. Ну сейчас мне кости то перетрут! Икать не переикать.

Синтия села рядом, захлопнула дверь и задернула шторку на окне. Блядь! Тут есть шторки?!

— Хани трэп? — спросил я, немного отодвигаясь. От девушки пахло приятными духами, пухлые губки так и манили.

— Медовая ловушка?? — Синтия засмеялась — О нет, мы таким не занимаемся. Тем более с публичными лицами

— Я не публичное лицо.

— О вас много пишут СМИ. Вот позавчера — мулатка открыла женскую сумочку, достала газетную вырезку — Опять брали интервью у Нэнси Гилмор

— Так она Гилмор? — я посмотрел на знакомую блондинку на фотографии — В посольстве она была совсем другой. Прическа, ну и вообще

— Женщинам свойственно меняться — фыркнула Синтия — Особенно после стрессовых ситуаций. У нас семейные психологи советуют сразу после развода идти к парикмахеру.

Мы тронулись и поехали по эстакаде аэропорта.

— Я смотрю повсюду много копов

На въезде стояло несколько полицейских машин, стражи порядка выборочно досматривали автомобили. В наличии была даже служебная собака.

— Убили Роберта Кеннеди. Большая трагедия.

— Уже известно, кто убийца? — я открыл дверцу мини-бара напротив, исследовал содержимое. Да тут богато. Виски, коньяк, бутылки с вином…

— Угощайтесь! Правительство платит

— Спасибо, слишком жарко.

Синтия пощелкала тумблерами и на нас подул холодный воздух. Да тут есть кондиционер. Я вообще забыл об их существовании.

Через тоннель под Гудзоном, мы въехали на Уолл-Стрит и сразу попали в длинную пробку. Я увидел огромное здание Нью-Йоркской биржи, быка с отполированными яйцами. Вот он центр мирового финансового капитализма. Тут, вот в этих небоскребах, сидят главные воротилы, которые составляют основную мощь Штатов. Нет, не стратосферные бомбардировщики, и не авианосцы, а вот эти прилизанные клерки в строгих костюмах с галстуками устанавливают правила во всем мире. Через доллар, через чудовищные махинации, которые разрушают экономики целых стран…