Да и устроено братство волка было по другому принципу. Если «видящие» задания получали централизованно, из монастырей и шли, куда прикажет иеромонах, то волкодавы могли бродить вовсе бесцельно по княжествам да королевствам. Они не были неприкасаемыми, как уничтожители душ, да и не стремились к этому, частенько становясь героями трактирных драк и поножовщины. Привыкшие к риску и смерти волкодавы и отрывались лихо, отчаянно. Пропивали заработанные куны, да творили безобразия. За то частенько сиживали в казематах. Потом их выкупали братья, и те вновь шли искать приключения и нежить. И вновь рисковали головой за куны.

Большая часть тех, кто приходил в братство, погибали в течение года. Либо бежали из братства. Те же, кто выживал и задерживался на более долгий срок, становились профессионалами лютыми. Такими, что любая гвардия князей позавидовала бы. Вот и Хват обмолвился, что команда их уже шестой год работает, значит, по всему – опытные. Вот и интересно было Стере на их работу посмотреть. И посмотреть оказалось на что. Смуглянка Вея оказалась лучницей. И по тому, как натягивала тетиву, как оглаживала плечо лука и положила стрелу на полочку, как послюнявила пальцы, чтобы определить силу и направление ветра – лучницей не просто хорошей, а исключительной. Жито же достал палицу и перекинул огромный щит со спины вперёд, укрепив на левой руке. Хват расчехлил длинное копьё, сверкнувшее серебряным наконечником, а Дредай достал из заплечного мешка сеть с грузилами по краям. Буеслав оказался двоеруким бойцом, достав два клинка и изящно махнув ими крест-накрест.

Да и по тактике группа действовала интересно и слажено. Когда отряд приблизился к берлоге, где засел Аука, Вея тут же встала с луком в двух десятках саженей от входа. Достала полдюжины стрел и воткнула возле себя в землю, чтобы удобнее было хватать и стрелять на скорость. Жито обосновался чуть впереди и левее от Веи. Упёр нижнюю часть щита в землю, отвёл назад палицу и стал играть роль заградотряда для лучницы. Хват и Буеслав выдвинулись к берлоге, а за ними сторожко шёл Дредай с сетью наизготовку. Аука днём был не так активен, как ночью, но мог и на солнце беды наделать. Огромный, как жеребец, с длинными передними лапами, заканчивающимися острыми, как сабли, когтями, Аука в бою мог одоспешенную дружину в дюжину бойцов какого-нибудь дворянина покрошить за раз. А тут – всего пятеро людишек. На один зуб, считай!

Примерно так Аука и думал, когда вальяжно выбрался из берлоги. Даже не подумал, что на него охота – себя охотником представлял. И тут же схлопотал первую стрелу. А Стера, который стоял сразу за Веей, понял, почему девушка стала левее, а остальные бойцы подбирались справа – чтобы траекторию и обзор не закрывать. Стрела Веи вонзилась нежити в брюхо – чуть ниже груди, и Аука завыл-заорал дурным голосом, когтями пытался вырвать стрелу и располосовал себе живот. В это время Дредай метнул сеть, и та накрыла нежить. Вместо того, чтобы разорвать тоненькую паутинку, Аука заорал ещё громче, скорчился под тонкими нитями, и Хват подскочил бегом и с разгону всадил копьё в чудовище. Пробил брюхо насквозь, пригвоздив нежить к земле. Упёрся в древко, пытаясь удержать бьющуюся тварь. А Буеслав подскочил, и как только нежить одной лапой прорвала всё-таки сетку, взмахнул клинком, и покатилась в траву отрубленная конечность.

Рёв Ауки захлебнулся, превратился в бульканье, а Дредай замахнулся вторым копьём и ударил чудище в грудь. К земле не пригвоздил, но пробил нежить почти насквозь, и заворочал копьём с посеребрённым наконечником внутри. А Буеслав изловчился, сдёрнул сетку и замахал клинками, кроша нежить. Взмах! И полетела в траву вторая лапа, ещё взмах! И на груди образовался огромный порез. Ещё! И покатилась голова нежити, а тело задёргалось, засучило необрубленными лапами по зелёной траве.

– Держи! – заорал Хват, упираясь в древко, пытаясь удержать агонизирующее тело. И Дредай тоже навалился на своё копьё, проткнув, наконец, нежить, и пригвоздив к земле. А Буеслав бегал вокруг и рубил, рубил. И уже через пару минут остался лишь обрубок, прибитый к земле двумя копьями.

Стера увидел, что Вея деловито снимает тетиву с плечей лука, сматывает её и засовывает в кожаный мешочек. Из земли достаёт стрелы, тщательно вытирает наконечники и складывает их одну за другой в колчан. Жито положил щит, зацепил на пояс булаву и поволок к нежити мешок с дровами, который всё это время тащили на себе волкодавы. Хват быстренько развёл костёр, Буеслав и Дредай надели толстые кожаные варежки и стали кидать куски нежити в костёр.

– А варежки зачем? – почему-то шёпотом спросил Стера у девушки.

Вея глянула на парня с удивлением, но потом вспомнила, что он не волкодав, и ответила терпеливо:

– Нежить всякая бывает. Часто – ядовитая. Взялся рукой и пошли волдыри. Хорошо, если поболеешь, да просто кожа слезет. А так – и умереть можно.

Девушка помолчала и добавила:

– Мучительно, – она спрятала последнюю стрелу в колчан: – В прошлом годе один из наших схватился сдуру за Багу. Гнить изнутри начал. Умирал долго и плохо. Не один месяц. И всё это время пекло его изнутри, и он внутренности выхаркивал.

В это время остальные волкодавы уже покидали в костёр все части нежити, кроме головы. Башку Ауки с помощью всё тех же варежек Буеслав закинул в деревянную торбу и захлопнул крышку.

– Готово, командир! – провозгласил он, и Хват кивнул отстранённо:

– Хорошо, собирайтесь, за наградой пойдём.

Потом он повернулся к Стере и спросил:

– Тебе в какую сторону, видящий?

– Мне в волостное село Подзор, – развёл руками Стера, и Хват улыбнулся краем губ:

– Тогда нам по пути. Хочешь – пойдём вместе. Всё веселее будет!

Стера кивнул согласно и смотрел, как волкодавы собирают свои немудрённые пожитки, оставленные за половину версты от берлоги. А потом компания вышла на дорогу и пошла на восток. Вначале шли молча, а потом Хват сказал:

– Хорошо бы монахам из братства видящих с нами объединиться, а? – и повернулся к соратникам.

– Конечно, хорошо, – Дредай вытер пот со лба: – Мы месяцами ищем, а тут час времени, и мы уже знаем, где Аука укрылся. Он за три недели четверых путников сожрал. За месяц ещё больше бы было.

Стера пропустил мимо ушей разговоры об объединении, потому как слышал их великое множество раз от видящих, и посчитал нужным ответить только на одно высказывание:

– Мы не монахи!

Вея мучительно покраснела при словах Стеры, впрочем, её соратники деликатно промолчали. А вот Буеслав удивился вдруг:

– Как не монахи? Вы ж в монастырях живёте?

– В монастырях, – кивнул Стера, – И учимся в монастырях. А потом, как и вы, по свету бродим. Но только мы не монахи. Нас не постригают.

– Это как? – вновь недоумевал Буеслав.

– А так, – хмыкнул Хват: – Не все ж, кто в лесу живёт – волки?

Волкодавы забрали из рощи своих лошадок и навьючили на них весь свой скарб. Предложили и Стере закинуть заплечный мешок на спину лошади, да Стера заупрямился. Сказал, что привык свою ношу сам нести. Да и Уголёк предпочитал сидеть на заплечном мешке, когда не носился, как угорелый, вокруг тронувшейся в путь компании. А компания шла не быстро. Спешить было некуда, потому мышцы чрезмерно натружать надобности не было. Поначалу выдвинулись молча, да опосля охота узнать друг о друге побольше пересилила ленивую немоту. Заговорил первым Дредай, картинно играя бровями, да потряхивая головой, отчего серьга в ухе покачивалась:

– А зачем вас в монастыре тренируют, ежели вы монахами не становитесь? – спросил он Стеру. Видящий неопределённо пожал плечами и проговорил смущённо:

– Не знаю я. Так повелось, видимо, – белобрысый парень посмотрел вдаль и произнёс: – Первый видящий был монахом. При монастыре и образовал братство.

– Ну, братство волка тоже при монастыре образовали, – качнул головой Буеслав, – Однакож никто из нас по монастырям не живёт и не учится.