Стоило мне об этом подумать — и поведение моего кота стало странным образом меняться: он вдруг приподнял голову, вытаращил глаза. Потом оглянулся — направо, налево. Потом выгнул спину и зашипел. Он шипел так яростно и так громко, как будто это был не кот, а паровая машина! Никогда в жизни не слышал, чтобы коты так шипели. Потом он стал пятиться. Повернулся вокруг своей оси. Ещё раз зашипел, даже зарычал — и глаза его стали абсолютно круглыми и ярко-жёлтыми.

Что с ним случилось-то, Господи?

Я перевёл глаза в ту сторону, куда он смотрел, — и чуть не выронил флейту. Судите сами: наш двор со всех концов наполнялся крысами! Они лезли отовсюду: из подворотни, из дома, из-за кустов смородины, пролезали сквозь щели в заборе. Некоторые как будто принюхивались к чему-то, некоторые становились на задние лапки и застывали в этой позе, как загипнотизированные. На кота они не обращали никакого внимания. Но я-то хорошо представлял себе, что творилось в его кошачьей душе; у меня было чувство, что ещё немного — и он окончательно взбесится.

И точно — сделав какой-то странный прыжок вверх, мой кот заорал дурным голосом, кинулся к ближайшему дереву и через пять секунд уже был на верхней ветке…

Я не осуждаю моего Амадея. Положа руку на сердце — разве вы не сделали бы на его месте то же самое? Между нами, я очень пожалел, что не могу быть сейчас рядом с ним… Надо было как-то выходить из положения.

Очень осторожно, не переставая играть, я направился к калитке, а вся крысиная рать — за мной. Легенда о Гамельнском крысолове, к моему восторгу и ужасу, выходила чистой правдой… Но куда же я их поведу? Крысолов из легенды завёл их в реку, но как же я их поведу на глазах у всего города? «Ну, ладно, — думаю. — Лишь бы увести их от дома подальше».

И вот я направился по улице, продолжая играть всё тот же этюд ми минор. Я доигрывал его до конца и начинал опять, не помню уж, сколько раз. Улочка была, к счастью, пуста, но как мне быть, если появятся люди? Сколько будет перепуганных детей! Сколько женских обмороков! Что мне дальше-то делать с этими тварями, ну, что?!

Одним словом, я растерялся не меньше моего кота.

Избавление сошло ко мне с небес — в полном смысле этого слова. Непонятно, каким образом, — ведь был же такой ясный, такой безоблачный день, — на небе собрались тучи, ударил гром, и вокруг застучал бешеный ливень, что-то невероятное! Мне показалось, на город обрушился водопад. Я спрятал флейту под рубаху-и бегом, бегом домой. По пути я старался не наступать на хвостатых тварей (почему-то они не торопились спасаться от дождя: быть может, наслушавшись одних и тех же этюдов в ми миноре, они теперь мечтали утонуть).

Конечно, я вымок до нитки. Дома на моей постели меня ждал мой несчастный друг, глядевший безумными глазами. Мне стало его жаль.

— Всё нормально, Амадей, — успокоил я его. — Главное, мы с тобой нашли, что искали… Не беда, что пришлось вымокнуть. Пойдём-ка, дружок, на кухню, я дам тебе рыбу. Ты хочешь рыбу?

Вовка теперь каждый день пристаёт ко мне, чтобы я ему читала бумаги деда. Елисей Егорович для него — всё равно, что герой легенды или сказки. О, если бы они могли познакомиться! Они быстро нашли бы общий язык. Наш дед, судя по его собственноручным записям, был такой же необузданный фантазёр, как мой неугомонный Вовка. Я, конечно, с удовольствием отдала бы брату эти бумаги — пусть разбирался бы сам, но усидчивость никогда не была в числе Вовкиных добродетелей. Он спросил меня однажды:

— Машенька! Если плохо играть на волшебном инструменте-что тогда будет?

— Ничего не будет. Всё это выдумки твоего деда, — отвечала я, — Волшебных инструментов я ещё ни разу не видела. Есть инструменты с очень хорошим звуком. Но особых секретов здесь нет.

Вовка в негодовании забегал по комнате:

— Как это нет! Мой дедушка всю жизнь искал эти секреты! Он ничего не выдумывал! Он говорил только правду!

Ничего я не стала возражать Вовке… Зачем? Это бесполезно. Ему нравится сказка, значит, пусть это будет сказка. Я взяла тетрадь деда Елисея. Полистала её.

— Смотри, Вовка, здесь наш дед записал ещё одну интересную легенду. Хочешь, я тебе прочту?

— А о чём она?

— Тут есть название:

ЧЁРНЫЙ ФЛЕЙТИСТ ИЗ РУССИЛЬОНА

«В графстве Руссильон, что граничит с Каталонией и Нарбонной, жил трубадур по имени Гильом. Он был отважный рыцарь, пригож собой и столь превосходно владел своей флейтой, что на состязаниях трубадуров всегда одерживал верх. Он искусен был также в сочинении песен, многие из которых до сего дня пользуются любовью на его родине.

Соперником Гильома в музыкальной игре и в ратном деле был, как говорят, рыцарь Табольд, также славный и знаменитый трубадур. Он всегда был мрачен и носил только чёрную одежду. Никто никогда не видел улыбки на его лице. Оба рыцаря любили одну даму по имени Соремонда. Тайно вздыхая о ней, они не упускали случая блеснуть перед дамой своего сердца игрой и пением. Соремонда весьма благосклонно относилась к искусству обоих трубадуров, но в конце концов все стали замечать, что рыцарь Гильом пользуется её особым вниманием. Дело было не только в мастерстве, которым Гильом, несомненно, превосходил всех, но и в его необычайной флейте. Эта флейта досталась ему по наследству от его отца, доблестного рыцаря, добывшего её в одном из крестовых походов. Одной мелодии, сыгранной на этой флейте, было довольно, чтобы умолкали окрестные птицы и останавливался ветер. В народе даже ходил слух, что флейта когда-то принадлежала самому Орфею.

Убедившись, что Соремонда отвечает Гильому взаимностью, Табольд возненавидел своего соперника лютой ненавистью и с тех пор искал случая погубить его. Он вызвал Гильома на состязание и предложил ему сыграть мелодию песни, которую когда-то он услышал от заезжего факира. Это была музыка смерти. Музыкант, сыгравший её на флейте Орфея, должен был неизлечимо заболеть, что и произошло. Несчастный Гильом, сыграв эту музыку на множество ладов, одержал очередную победу над соперником, но это стоило ему жизни.

После смерти трубадура коварный Табольд завладел его флейтой. Когда прекрасная Соремонда увидела эту флейту в руках Табольда, она прогнала его прочь. Полная великой скорби о кончине любезного её сердцу Гильома, она последние годы своей жизни провела в монастыре. И никто, ни один человек во всём графстве, не подозревал о злодействе Чёрного Флейтиста! Но Божья кара, которой, как известно, не дано избежать никому из смертных, настигла его в своё время, к произошло это так. Погубив своего соперника, Табольд начал мечтать о такой же славе, какую имел рыцарь Гильом. Он выступал со своей игрой и песнями везде, где к этому представлялась возможность. Но результат был всегда обратный тому, на который он рассчитывал. Флейта в руках Табольда не только потеряла былое своё волшебство, но и производила обыкновенно действия весьма неприятные, а иногда и просто бедственные. Там, где играл Табольд на флейте Гильома, всегда случалось что-нибудь ужасное: то слеталась саранча и пожирала всё вокруг, то начинались болезни, поражавшие старых и малых, иногда же поднимался ветер и бушевала гроза. О флейте и её хозяине пошла недобрая молва. Едва только чёрный рыцарь появлялся на городской площади — люди разбегались кто куда и предпочитали за благо сидеть взаперти в своих домах.

Скоро про Табольда пошла молва, будто он продался дьяволу и заколдовал свою флейту. Благородные рыцари Прованса решили не допускать его к своим турнирам. Отныне ворота замков и двери домов закрывались перед ним. Та-больд, как прокажённый, бродил вдали от людей один, и лишь по ночам слышались скорбные звуки его флейты, внушавшие ужас запоздалым прохожим.

Спустя какое-то время он вообще перестал показываться на людях. За стенами своего родового замка он посвящал дни и ночи алхимии и чёрной магии. К флейте он решил больше не прикасаться, ибо ясно стало, что она могла служить только её истинному хозяину. Табольд решил, что флейта заколдована, и вызвал к себе на помощь Духа Тьмы. Дух явился к нему и спросил: «Чего ты хочешь?»