- Пра, - обратился я к дознавателю, - а по какой причине студентку Куббикову доставили сюда?

- По известной. Ведьма, преступившая закон, - пожал тот плечами. – Кем бы она вам ни приходилась, она ведьма. А закон одинаков для всех.

- Но девочка только свидетельница и… возможная соучастница. Степень ее вины не доказана…

- Вот этим мы и займемся.

- Но это моя работа! Меня послали в Колледж Некромагии, чтобы я следил за… за творящимися там делами…

- Вот вы и проследили, брат Груви, - был ответ.

В молчании мы дошли до входа в тюрьму. Проникнуть туда можно было двумя способами – через главный вход, куда доставляли преступников, и откуда они, если и выходили, то только на казнь – и через внутренние двери, по коридору, соединявшему оба корпуса. Как гостя, меня провели через главные ворота, давая, так сказать, оценить и проникнуться впечатлениями. Я и проникся, припомнив, как сам несколько раз попадал сюда – всякий раз в качестве профилактики, под чутким руководством своего наставника пра Михаря. Когда-то аналогичная тюрьма находилась и на территории Колледжа, и я сам навещал там Брашко Любечанина. Но с недавних пор ее ликвидировали, а освободившиеся помещения переделали под лаборатории и комнаты для занятий на кафедре алхимии и ведовства.

Все тюрьмы устроены одинаково – ряды камер и с двух сторон большие комнаты, в которых ведутся допрос и пытки. К ним примыкают небольшие каморки, где после работы отдыхают палачи и дознаватели. Если тюрьма большая и имеет несколько этажей, в том числе и подземные, наверху располагаются кухни и кабинет начальника тюрьмы, а также комната стражи. Так что для меня не было ничего удивительного.

Мы с пра дознавателем прошли в допросную, где секретарь уже раскладывал на столе бумагу, перья и расставлял чернильницы, а также свечи, амулеты в коробочках и прочее. Он с неудовольствием покосился на меня, не узнавая под капюшоном.

- Сегодня обычный допрос или…

- Пока обычный, - ответил пра дознаватель, усаживаясь. – Попросите кого-нибудь позвать сюда палача и смотрителя.

«Палач!» Я невольно вздрогнул. Неужели Динку будут пытать? Это могло случиться, если обязательное ознакомление с орудиями пыток: «Смотрите, юная девушка! Это вот клещи. Ими вырывают ногти. Ваша рука кладется вот сюда, потом палец заживают в тиски и…» Нет, сегодня еще к ней могли не применять ни дыбу, ни каленое железо, ни тем более клещи. Но вот усадить на жесткий стул с торчащими колышками, которые будут вонзаться в кожу, вполне могут. И пару раз ударить кнутом, пока просто привязав за руки к торчащему в потолке кольцу, тоже могут. И раздеть догола, чтобы осмотреть все ее тело и попытаться проверить на чувствительность некоторые подозрительные родинки, вонзая в них иголки – тоже… Прежде мне как-то раз довелось быть зрителем пыток – все будущие инквизиторы обязаны при этом присутствовать! – и не скажу, что мне так уж нравилось подобное зрелище. Правда, щадя чувства слушателей, наставники нарочно выбирали самых старых и уродливых ведьм, да еще тех, чья вина уже была доказана. Эти старухи материли и проклинали нас, призывая бесов из Преисподней. А одна так даже ухитрилась навести на помощника дознавателя порчу, и его стошнило прямо на протокол допроса чем-то черным. Да и с черными колдунами мне сталкиваться доводилось, так что опыт был. Но это вовсе не значило, что я получал от этого удовольствие. И тем более не мог радоваться тому, что скоро сюда приведут Динку. Какое счастье, что ни госпожа Гражина, ни мэтр Куббик не знают, что случилось с их приемной дочерью. Вот это был бы для них удар!

Я стиснул кулаки, вгоняя ногти в ладони. Иголки под ногти. Их тоже можно ждать в первый день допроса. Тоже, знаете ли… не хотелось бы мне при этом присутствовать. Некоторые дознаватели вообще, говорят, выходят из камеры, пока палач делает свою работу. Их зовут, лишь когда жертва начинает давать показания. Чтобы слушал и задавал наводящие вопросы.

Ходивший по поручению секретарь вернулся быстро.

- Палач говорит, что ведьма не готова, - сказал он.

- Что?

- У нее это… ну… с нею не все хорошо, - он замялся.

- В каком это смысле?

- Она больна, - секретарь пошел красными пятнами.

Я поспешил вмешаться прежде, чем пра дознаватель продолжил:

- Извините, но я немного осведомлен о причине ее недуга. Это… м-м… временные явления, обычные для всех женщин… определенного возраста. Девочка просто перенервничала. Для нее, знаете ли, пребывание в бедняцкой тюрьме… скажем так, непривычно.

- Понятно, - помолчав, сказал мой собеседник. – Это несколько меняет дело. Передайте палачу, что допрос откладывается…до завтра. Идемте, брат Груви! Жаль, что вам пришлось прогуляться без толку, но…ничего не поделаешь.

Мне бы радоваться, что судьба выторговала для меня и Динки еще один день – день, которого я не намеревался терять, если хотел добиться правды – но настроение было далеко не радужное.

- Я бы все-таки хотел переговорить с девушкой.

- Сейчас? Не вижу оснований.

- Я ее исповедник…

- И все равно. Это противоречит закону.

- Почему? Она имеет право…

- Она будет иметь такое право, но только после того, как ей предъявят официальное обвинение. Согласно протоколу, это произойдет в первый день допроса. После того, как ее… осмотрят три свидетеля, дабы убедиться, что, во-первых, на ее теле есть ведьмина метка, а во-вторых, что обвиняемая…

- Подозреваемая! – взвился я.

- … подозреваемая, - пра дознаватель сохранял спокойствие, - не прячет в каких-нибудь труднодоступных местах амулетов или на ее теле нет защитных знаков, рун, оберегов и так далее, что позволит ей не чувствовать боли во время пыток. И только после этого ей предложат облегчить свою совесть чистосердечным признанием… позвав исповедника! И если ведьма не собирается признаваться добром, начинаются пытки… длящиеся до тех пор, пока она не признает своей вины.

Это было что-то новое. Помнится, когда я был учеником, пра Михарь говорил мне немного другое.

- А если она вину признает?

- Следствие, сопоставив степень вины, добровольность или принудительность признания, причиненный вред и его последствия, а также возможное сотрудничество со следствием – иногда ведьмы, чтобы себя обелить, сами выдают тайники – мол, я хотела навести порчу на соседа и закопала под порогом отрезанный коровий сосок… В общем, сопоставив все факты, суд определяет соответствующее наказание. Либо пожизненное заключение в монастыре, либо смертная казнь… которая тоже может быть разной – быстрой и легкой или долгой и мучительной.

- А если будет установлено, что ведьма не виновата? – вырвалось у меня.

Мой собеседник рассмеялся:

- Брат Груви, вы меня поражаете! Скажите, вы действительно инквизитор?

- Я… - в последний момент прикусил язык, понимая, что ступаю не просто на скользкую дорожку, но рискую собой во всех смыслах слова, - я учитель. И под подозрением моя ученица. Я, как и все мои коллеги, приняли на себя ответственность за ее жизнь и здоровье. В Колледже уже пострадали двое молодых людей… пострадали… серьезно. И я не могу допустить, чтобы случилась еще и эта… беда.

- Вот как, - на меня посмотрели весьма странно. – Что ж…я это учту.

- Если вам будет угодно, я готов дать показания… ну, чтобы уж не совсем безрезультатно было мое посещение. Дело в том, что мне кое-что известно о происходящих в Колледже событиях. То, что не может сказать Динка Куббикова.

- И это имеет отношение к…

- Да. Самое прямое.

- Пройдемте, брат Груви! – дознаватель крепко взял меня за локоть. – Побеседуем.

Ох, что-то мне не понравилось, как он в меня вцепился! Сразу почувствовал себя арестованным. Но делать нечего.

Пришлось все рассказать.

- Значит, по-вашему, в Коллежде есть что-то вроде инициативной группы, которая…м-м… что-то готовит? И все последние события в Зверине имеет к этому отношение?

- Да. Более того. Я сам был свидетелем весьма странных событий. Вы в курсе, что город хочет основать новое кладбище? Два старых в центре города и почти закрыты, третье не справляется, нужно четвертое. Нашли место, но… оно оказалось осквернено. Причем характер осквернения…