Итак, у меня был след. Шансов, что он уцелел, ничтожно мало, но оставить это дело безнаказанным я не собирался.

Выяснив все, что можно, я помог Мартину Гросбарту замкнуть двойной сплошной контур вокруг тела нищенки, после чего обвесил его охранными заклинаниями, заодно опечатав и остальные найденные тела. Заодно разобрался со второй жуткой находкой. Здесь все оказалось намного прозаичнее – это был самоубийца, полезший в петлю от страха перед завтрашним днем. Обычно таких людей хоронят на перекрестках дорог, но этого решили без лишних церемоний просто выкинуть на свалку. Я считал с его тела остатки ауры, слепил кое-какой «портрет» достаточный для того, чтобы с его помощью потом отыскать тех, кто притащил сюда труп и выяснить личность удавленника, после чего поставил сигнальные маячки над каждым телом. Разбросанные на значительной территории – коровы, свинья и кошка ближе к краю, человеческие останки в глубине – они, таким образом, осквернили будущее кладбище. Придется либо проводить обряд очищения, захоронив тела, как положено, либо просить город выделить для нового кладбища другое место.

Занятый мысленным составлением отчета для отцов-инквизиторов и заодно текста прошения лично великому магистру Бруно Черному, я подошел к сгрудившимся у входа студентам, и одного взгляда на их вытянутые напряженные лица оказалось достаточным, чтобы все мысли покинули мою бедную голову.

Их было только девять человек. Десятый исчез.

ГЛАВА 7.

- Ну, и как прикажете это понимать? Я дал вам простейшее задание, с которым справится даже ребенок. Надо просто пойти и взять одну вещь. Одну маленькую вещь! Вот такую! Ее в кармане унести можно! А вы…

- Простите, наставник… Я… больше не буду!

- Разумеется, вы больше не будете. Вы ничего больше не будете делать…

- Нет!

- Не будете. Я сказал. На вас нельзя положиться. Вы ни на что не способны. Даже принести одну маленькую вещь! Одну крохотную косточку…

- Но там был этот… новый преподаватель… Если бы вы знали, что я почувствовал, находясь рядом с ним! Если б вы только знали…

- Представь себе, знаю. Сталкивался уже.

- Его аура… она просто не дала мне… Я не смог. В его присутствии… Я не знаю, что чувствовали другие, но я… он меня просто спеленал.

- Скажи сразу, что струсил и потерял голову. Неужели ты не мог вернуться потом? Тебе достаточно было нескольких ударов ножа. Ключица самоубийцы…

- Я не смог! Простите. Он… он там все запечатал. Идите и проверьте сами, если вы мне не верите!

- Пойду. И проверю. И горе тебе, если ты мне солгал.

Пропавшего студента искали наутро чуть ли не всем колледжем. Да-да, студент-третьекурсник Ной Гусиньский не вернулся с практического занятия. Такое иногда случалось – чересчур впечатлительные парни и девушки, бывало, удирали втихомолку, не в силах выносить «жестокое зрелище». Одни после этого, стыдясь минутной слабости, спешили наверстать упущенное, другие забирали документы и уезжали к родителям. Однажды мне самому пришлось смыться с практики. В свое оправдание скажу, что удрал я не один – мой тогдашний приятель Родольф Панда, струсил не только того, что предстоит сделать в городском морге, но и сбежать в одиночку. И подбил меня составить ему компанию – мол, вместе не так страшно, а ответственность пополам. Обоих потом заставили отрабатывать – седьмицу мыть в этом самом морге полы. Родольф после этого чуть документы свои не забрал.

Но это дела прошлые. А что же произошло сейчас? Куда делся Гусиньский? Судя по его характеристике, парень, хоть звезд с неба не хватал, но и слабаком не был. Наоборот, вечно рвался доказать, что достоин большего, всегда к чему-то стремился. Что он пытался доказать своим поступком? В районе нового кладбища в эфире не было зафиксировано ни одной вспышки насилия или всплеск эмоций. Значит, о разбойном нападении речи не шло. Такое впечатление, что Гусиньский просто-напросто воспользовался темнотой и ушел сам в неизвестном направлении. Да он даже не находился рядом с телами – ему, насколько помнится, достался участок у самой реки. Но это не повод, чтобы топиться! Или…

Я сидел в своей комнате, склонившись над недописанным отчетом пра Михарю, а мысли крутились не вокруг страшной смерти ни в чем не повинной нищенки, а вокруг пропавшего студента. Оба этих дела не могли быть объединены в одно. Или могли? Нет, я не верил в то, что Ной Гусиньский убийца. Нищенку убили прошлой ночью. У Ноя на тот раз было алиби – вся группа гуляла в «Петухе и скрипке», отмечая чье-то рождение.

Стоп. «Петух и скрипка». Единственный в Зверине кабачок, который обслуживает только студентов и преподавателей. Нищенку тоже кто-то заманил в тепло и уют… кабачка. А что, если Ной Гусинький случайно увидел, как некто спаивает беременную женщину и потом уводит ее за собой. Так-то это не интересный факт – многие шлюхи соглашаются на «работу» только после того, как выпьют глоточек вина или стакан медовухи. Их иногда даже заводят в кабачки, а большинство поджидает своих клиентов сразу у стойки – кто закажет выпивку, с тем и пойдет. Гусиньский мог оказаться свидетелем и, наткнувшись на выпотрошенное тело, перепугался, запаниковал и…

Версия хорошая. Хорошая настолько, что я решительно отложил недописанный отчет и стал сочинять новый. Все складывалось замечательно. Осталось проверить одну вещь – видел ли студент тело на земле? И когда он его увидел? До распределения или сразу после, когда все разошлись по своим местам. А мастер Кунц? Распределял участки он. Не подходил ли к нему Ной Гусиньский с каким-либо вопросом?

Все эти мысли я скрупулезно выписывал на отдельный листок, чтобы при случае задать их мастеру Кунцу и остальным студентам, когда в дверь торопливо постучали:

- Дяденька Згаш? Вы здесь?

Только один человек мог и имел право так меня называть, и я вскочил, распахивая дверь перед Динкой.

Девушка вскрикнула, переступив порог, и повисла на моей шее:

- Дядя Згаш! Наконец-то я вас нашла!

Я невольно обнял ее стройное тело. Нет, поймите меня правильно, я вовсе не монах, хотя ношу рясу и живу в монастыре, подчиняясь всем его уставам – расписание молитв, посты, служение горожанам, помощь ближнему и все такое прочее. Даже то, что меня официально именуют «отец Груви» - и то не играет большой роли. Как у пра Михаря, инквизитор для меня – только профессия, а не образ жизни. Я – некромант, обладающий определенным магическим даром. Я был членом Гильдии некромантов, у меня до сих пор есть знак принадлежности к ней. И я – Супруг Смерти, как-никак. Поэтому я…м-м… как бы вам сказать… Ну, совсем не против того, чтобы меня обнимали красивые девушки. Другое дело – Динка. В какой-то мере я ее воспитатель.

Поэтому я, скрепя сердце, отстранил вздрагивающую девушку и поспешил усадить ее на единственный стул, прикрыв за нами дверь. Потом налил вина. Поколебавшись, предложил сделать глоток, чтобы успокоиться.

Поблагодарив, девушка двумя руками вцепилась в кубок и осушила его в несколько глотков. Однако!

- Спасибо, дядя Згаш. Я так переволновалась…

- А я-то как переволновался, - заявил я, забирая кубок. – Но мое волнение ничто перед тем, что почувствует твой опекун. Мэтр Куббик будет… мягко говоря, удивлен тому, что ты так пьешь.

- А, - отмахнулась девушка, - пара глотков. Но если бы вы знали, дядя Згаш…- обхватив себя руками за плечи, она поёжилась.

- Что с тобой случилось? – отставив кубок, провел ладонью над ее головой, обрисовывая контуры ауры. Целители и некроманты умеют ее чувствовать. Зачастую состояние ауры указывает не только на время и причины смерти, но и на душевное и физическое состояние ее обладателя – все зависит от того, куда и как смотреть. Аура девушки действительно полыхала всеми цветами радуги, но красно-рыжего цвета тревоги было больше.