На поясе зачирикал комлинк, подавая сигнал утреннего сбора. Пора заканчивать занятия, возвращаться на пост охраны, отмечаться и получать новое задание. Некоторые охранники считали дурацкой его привычку запросто общаться с заключенными – ведь когда отделяешься от каре, в которое выстраивается взвод солдат, нельзя иметь при себе ни бластер, ни даже шоковую дубинку – из опасения, что заключенные могут напасть и отнять оружие. Но Нову это не волновало. Даже самые отвратительные личности здесь знали, что не стоит сходиться с ним врукопашную; а если они вырубят его дубиной или брошенным камнем, у них появится прекрасный шанс умереть еще до рассвета. Солдаты, служившие в охране, заботились о себе, и нападение на одного означало нападение сразу на всех. Они защищали друг друга, но и здесь имелись пределы – во имя общего блага. Если захватишь сотрудника охраны в заложники и попытаешься использовать его в своих целях, и ты, и он, и все, кто находится на расстоянии менее сотни метров, превратятся в дымящийся кратер. Ни переговоров, ни соглашений – из лагеря охраны просто выстрелят по тебе мощной терморакетой. И тебе не спрятаться, потому что ракета наводится на имплант охранника, который нельзя ни отключить, ни уничтожить, пока не будешь знать точно, где он – а он находился в разных местах у каждого солдата на планете. Чтобы его найти, с солдата надо практически заживо содрать кожу. Это отнюдь не смутило бы большинство обитателей Безнадеги – скорее, некоторые получили бы от этого удовольствие, – вся штука заключалась в том, что, даже если убить охранника, имплант продолжал работать и сообщал, что его обладатель мертв. При этом ракета стартовала автоматически, и даже флитабиста с горящим хвостом уже не успела бы вовремя выбежать за пределы зоны поражения.

Планета, конечно, велика, но не настолько, чтобы тебя не смогли найти. Все это держало в узде самых жестоких преступников. И поэтому, даже если не учитывать его собственные, весьма впечатляющие боевые навыки, сержанта Нову Стила вовсе не волновало, что он разгуливает среди отребья. Разумные существа способны оценить друг друга, а глядя на него, никто не счел бы его легкой добычей.

И, кроме всего этого, у него имелись «вспышки».

Снова чирикнул комлинк.

– Стил? – раздался голос начальства.

– Да, сэр.

– Ты весь день будешь играть в ладушки с болотными жуками или все-таки вернешься на базу?

– Уже иду, лейтенант.

Дарт Вейдер стоял на мостике боевого корабля, глядя в носовой иллюминатор на калейдоскопический хаос гиперпространства. Даже когда находишься на борту летящего с относительно небольшой скоростью звездного разрушителя, кажется, что падаешь в бесконечный колодец среди бесформенных огней. Для совершающего гиперпрыжок корабля звездный свет и пятна туманностей превращались в импрессионистские цветовые кляксы. Он знал, что даже опытные космолетчики и флотские служаки обычно опасались на них заглядываться. Инструкции предписывали во время полета через многомерное пространство держать иллюминаторы непрозрачными. В гиперпространстве наличествовало нечто неправильное – наверняка оттого, что в нем присутствовало более трех пространственных и одного временного измерения, к которым привыкло большинство разумных существ. Если слишком долго вглядываться в гиперпространство, можно сойти с ума – об этом рассказывалось немало различных историй. Он не знал ни одного случая заболевания «гиперпространственным исступлением», как это называлось. Но легенды все же существовали.

Вейдеру нравилось смотреть на гиперпространство. Последние несколько минут он следил за звуком своего дыхания, ритмично пульсирующего в респираторе шлема. Прибор, помогавший ему выжить, был в высшей степени эффективен, и он часто забывал о нем. Однако время от времени, особенно в такие моменты погружения в тишину и созерцание, респиратор напоминал о себе, не давая Вейдеру забыть, что волею своего господина он превратился в того, кем является сейчас. Он имел так много и столько потерял.

С другой стороны, и приобрел немало…

Разработка и создание доспехов велись в спешке: искалеченный и обгоревший кусок плоти, бывший когда-то Энакином Скайуокером, умирал и долго не протянул бы даже в бакта-камере. Не хватало времени точно подогнать под его нужды все системы жизнеобеспечения. Многие функции доспехов работали на основании видоизмененных старых технологий – например, разработок, сделанных за два десятилетия до того для генерала-киборга Гривуса. Вейдер знал, что сейчас их можно и переделать, сделав намного лучше, удобнее и мощнее. Имелась только одна проблема: полностью снять доспехи, даже на некоторое время, равносильно самоубийству. Ничто – ни безопасность гипербарической камеры, ни даже власть над темной стороной Силы – не смогло бы надежно защитить его во время этой процедуры.

Нравилось ему или нет, он и доспехи были едины, отныне и навсегда.

– Повелитель Вейдер, – позвал его капитан «Опустошителя». В голосе прозвучал лишь крошечный намек на страх, но даже такая малость хорошо заметна тому, кто пропитан темной стороной Силы. Вейдер чувствовал страх как ледяную дрожь в капитанских нервах, заунывный аккорд, слышимый только ему, вспышку молнии посреди мрачной равнины. Он любил страх – в других.

– Да?

– С минуты на минуту выходим в обычное пространство.

Вейдер развернулся и пристально посмотрел на офицера:

– И?

Капитан Пишор сглотнул.

– Эт-то все, повелитель. Я просто хотел поставить вас в известность.

– Благодарю вас, капитан. Я уже знаю.

– Да, повелитель.

Капитан склонился и попятился назад.

Вейдер улыбнулся под шлемом, хотя это доставило ему боль. Но боль всегда сопровождала его – то, что она стала немного сильнее, ничего не значило. Чтобы ее унять, даже не надо призывать темную сторону. Достаточно усилия воли.

Улыбка погасла, когда он подумал о ближайшем будущем. Он чувствовал, что эта поездка вовсе не являлась необходимой. Губернатор Уилхафф Таркин – «гранд-мофф Таркин» (на эту должность его недавно назначили; нелепое название, с точки зрения Вейдера) – знал, в чем заключаются его обязанности. Император дал ему задание построить это страшилище, как предполагалось, чтобы вселить страх в сердца повстанцев, и он понимал, что произойдет, если обмануть доверие Императора. Идея Таркина разумна: страх действительно являлся полезным инструментом. И боевая станция, вне всякого сомнения, полезна, хотя мощь всего оружия и боевых кораблей, которыми она оснащена, жалка по сравнению с могуществом Силы. Но таково желание Императора – значит, так и будет.

Но потом начались затруднения – несчастные случаи, вредительство, задержки – и это беспокоило Палпатина. Он дал Вейдеру задание: передать, что Император недоволен постоянными проблемами любимого проекта Таркина, и посоветовать – настоятельно посоветовать – гранд-моффу изыскать пути, чтобы избежать подобного в будущем.

Таркин не дурак. Он поймет послание: «Если не справишься, пожалеешь».

«Опустошитель» вырвался из галлюциногенного хаоса в неизменное обычное пространство. Вейдер отвернулся от иллюминатора, плащ за спиной взметнулся. Теперь, когда они приближались к пункту назначения, появилась возможность провести несколько часов в гипербарической камере, освободившись хотя бы от шлема. Пришло время перебрать воспоминания, позволить нарасти гневу и ярости и освободить его от нескончаемой боли. Однако полное исцеление не придет никогда. Лечение невозможно проводить долго, даже в пределах гипербарической камеры. Как только гнев проходил, а концентрация терялась, он вновь становился тем, кем был – тем, во что превратил его Оби-Ван Кеноби, его бывший учитель-джедай.

Ныне почти все джедаи уничтожены. И все же некоторые, самые главные, уцелели. Некоторым удалось бежать, в том числе Йоде. Это беспокоило. Старая зеленая кочерыжка с ворчливым голосом все еще может представлять опасность.