– Прости, – выдавил сквозь зубы.

Я обхватил ее голову руками, заставляя смотреть на себя.

Красные щеки. Взволнованный взгляд. Расплывчатый, будто она в том же тумане, что я. Хоть и боится меня.

София уткнулась мне в шею, тяжело дыша. Не в себе будто.

Раздвинув коленом ее ноги, я прижался к ней. И рубашка задралась, как я хотел. Абсолютно ненужная вещь – я в шаге от того, чтобы сорвать ее на хрен.

– Чувствуешь, как сильно я тебя хочу?

София напряглась. Она не контролирует ничего. Связалась с мужчиной, который на грани того, чтобы взять ее силой.

Я убрал руку с упругой груди, ненароком задев напряженный сосок. Царапает сквозь рубашку. Тихий выдох из ее губ, и София обмякла в моих руках. Чуть надави – и делай с ней что хочешь.

Взгляд рассеянный, голова одурманена страхом и возбуждением.

– Иди в бассейн. Я скоро подойду, – хрипло велел я.

– Да.

Я резко ударил в дверь позади нас. Она открылась, впуская холодный воздух, и я заставил себя выпустить Софию из рук. Блд, это, оказывается, тяжело. Не получалось, пока София не сбежала сама.

Когда я вышел из парилки, Софии у бассейна уже не было. Ее полотенца тоже, как и карты от номера.

Сбежала.

Я стиснул челюсти – так даже лучше. С разбега залетел в прохладный бассейн, остужая тело и каменный член. Позже вернулся в номер и взялся за напиток покрепче. Софии нигде не было, только свет горел в ее спальне и изредка раздавались аккуратные шаги.

Я ухмыльнулся. Сейчас эта девочка не выйдет ко мне даже под дулом пистолета. Наверное.

Немного остыв, я все же позвал Софию к себе. Когда она вышла, я не повернулся. От греха подальше.

– Да? – раздался робкий голос из-за спины.

– В моей спальне возьми новую рубашку для сна. Какая тебе больше понравится.

– Хорошо, спасибо.

Через несколько минут София вернулась. Слышал только по шагам. Сидел с бокалом и с закрытыми глазами.

– Не пей много, – попросила она перед сном.

Я поднялся с дивана, но дверь уже хлопнула. Девочка сбежала. Второй раз за вечер.

Я приблизился к двери и поднял руку. Постучать, позвать. Уложить рядом с собой. Хотелось этого просто дико.

– Завтра. Дождись завтра, Эмиль, – пообещал я себе.

София

Мне не спалось.

Я мысленно отсчитывала время, отведенное мне с Эмилем, и со страхом думала о возвращении в отцовский дом.

Наказание будет страшным. Я сбежала, чтобы показать характер. Показать, что он у меня есть. Хотела доказать папе и братьям, что со мной нужно считаться.

Но что в итоге?

После наказания, которое непременно последует, помолвка все равно состоится. И весной меня выдадут замуж. Все пролитые слезы будут напрасны, если не совершить одну пагубную ошибку. Ошибку, после которой папа не сможет выдать меня замуж.

Девушка, которой коснулся другой, уже не годится в жены. Мама так рассказывала.

Я свесила ноги с кровати и мельком взглянула на себя в зеркало, что стояло напротив. Мне всего двадцать, а по ощущениям – моя жизнь уже разрушена. Мятая мужская рубашка, взъерошенные волосы и блестящие на губах капельки крови. Я их все искусала – если Эмиль заметит, мне несдобровать.

– София Шах, – прошептала я. Единственная дочь Эмина Шаха, самого крупного бизнесмена не только в Волгограде. Послушная дочь, умница, красавица. Папина гордость.

Теперь – нет.

Наступило утро тридцать первого декабря. Я больше не занималась йогой по утрам – по крайней мере, не при Эмиле. В этот раз мы позавтракали, и Эмиль велел собираться в магазин – я хотела приготовить что-нибудь особенное.

Чтобы не привлекать к себе внимания, я закрыла лицо шарфом и шапкой. Эмиль тихо посмеивался – ведь он не знал, кто мой отец.

– Вот это сегодня снегопад! – Я с волнением смотрела в автомобильное окно. Эмиль сосредоточенно управлял автомобилем, дворники работали на полную.

В супермаркете мы купили все необходимое. Мясо, муку, масло и кое-что еще для выпечки, которую мы с мамой часто готовили. Все было хорошо.

Но к вечеру все изменилось.

– Мне нужно позвонить, – предупредил Эмиль.

Он принес на кухню все сумки, дав мне добро сделать выпечку к столу, и сел на диван спиной ко мне. Плечи его были напряжены.

– Привет, малой. С днем рождения.

Стало ясно: звонил брату. Но разговор был коротким и лишенным тепла – Эмиль холодно пообещал, что скоро приедет, и попрощался, отключив телефон.

Он тяжело поднялся с дивана.

– София, к восьми вечера принесут еду из ресторана. Я позаботился об этом. Много не готовь.

– А ты куда?

Эмиль не ответил. Подошел к окну за моей спиной и молча стоял минут пять.

– Снегопад не прекращается. – Я развернулась к нему. – Уже машины почти не видно.

– Последний раз так мело четырнадцать лет назад.

Эмиль повернулся и неожиданно погладил меня по щеке. Я затаила дыхание, выдерживая его пронзительный взгляд.

– Грех такой девочке достаться какому-нибудь уроду.

Эмиль ушел, а перед этим – поцеловал меня в висок. Я коснулась того места, что еще горело от его прикосновения.

Одернув себя, вернулась на кухню. Приготовление выпечки заняло несколько часов, и в конце по всему номеру витал вкусный аромат. Вскоре к нему примешался дым никотина. Я сразу почувствовала его – он сочился сквозь дверь, за которой находился Эмиль.

– Эмиль? – осторожно позвала я.

Он не откликнулся. Набравшись смелости, я дернула дверь его спальни на себя.

Эмиль курил прямо в спальне, лежа на кровати. Не моргая, смотрел на потолок.

– Что ты делаешь? – возмутилась я.

– Выйди.

Тихий приказ. Хриплый. Пугающий.

Эмиль затянулся. Из его рта выходили клубы дыма. Красиво, но слишком чуждо для меня. Что с ним случилось?

– Не уйду, – ответила твердо.

Я распахнула окна, впуская в спальню морозный свежий воздух. И резко отдернула шторы, чтобы воздух сменял дым сигарет.

– Ты мне последние рубашки отдал? Или почему ты раздет? – Я прикипела взглядом к его обнаженной груди.

– София, лучше уйди. По-хорошему, – глухое предупреждение.

– По-плохому силой вытащишь?

– По-плохому кое-что другое сделаю.

Не просто слова – обещание.

Я замерла, разглядывая Эмиля. В правой руке сигарета, на белой простыне – пепельница. Алкоголя нет. Эмиль им не злоупотребляет, и это радовало.

– Что-то случилось?

– Я забыл, что не люблю тридцать первое декабря, – хмыкнул Эмиль. – А сейчас вспомнил.

Я поежилась. Морозный воздух постепенно заполнял пространство, а Эмиль не одет. Я взяла плед, он лежал рядом, и укрыла его обнаженный торс. Опустив глаза, напоролась взглядом на металлическую пряжку ремня.

Меня передернуло. Дыхание сбилось. Я знала, как больно бьет именно эта пряжка, когда случайно заденет кожу. Такое позволял себе только один человек в нашей семье, и это был не отец…

– Знаешь, ты можешь угрожать мне, но я тебя не оставлю. – С этими словами я села на постель. На самый краешек. Осторожно. Так, чтобы в случае чего иметь возможность сбежать. Такие мужчины, как Эмиль, не шутят. Я пошла на осознанный риск.

– А ты храбрая, – шевельнул губами он.

– Мне хочется тебе помочь. У тебя что-то болит? – спросила тихо.

Эмиль часто дышал. Грудь тяжело поднималась и опускалась. У него было спортивное телосложение, а на руках много вен – они расползались до запястий и напрягались каждый раз, когда Эмиль подносил сигарету ко рту.

– Душа болит… – Его губы искривились.

Я положила ладонь поверх его руки, которой он до этого держал сигарету, сжала и поднесла ее к своему лицу. Туман в спальне застилал глаза. А туман в голове опьянял разум.

– Что ты делаешь, София?

Я вдохнула запах на его пальцах. Никотин. Он стал для меня запахом свободы.

– Когда я сбежала из дома и села в твою машину, то первым, что я почувствовала, был никотин. Я его ненавижу, но сейчас понимаю, что ты неразделим с этим запахом.