Я обернулся и уточнил:

– Ты Петербург любишь?

София сонно глядела на меня. Растрепанные волосы и сексуальный, ничего не понимающий взгляд.

Она осторожно качнула головой.

– Я даже не знаю. Папа меня туда еще не возил.

Я поджал губы, схватив с полки сигареты. На все ответы есть аргумент – папа. Что такого в Петербурге, что папа не возил? Если он обычный мужик, ему и его дочке там ничего не грозило. Если необычный, то есть определенные риски.

Но ничего, мы с Ринатом себе место выбили. Бабло делаем и людям помогаем. Правда, бабло делаем на тех, кому это не сильно нравится. Наша деятельность мешала нескольким лицам в городе, вот и копать стали.

– Спи. Я пойду покурю.

Девочка что-то пробормотала и тут же уснула. Надо решать вопрос, и очень быстро. Забирать силой или вернуть домой. Или София сама поедет со мной, что маловероятно. Папа там рулит крепко.

Я затянулся у окна. За панорамой стояла кромешная тьма, туристы еще спали. Телефон снова завибрировал. Незнакомые номера приходилось брать из-за специфики работы.

– Да.

– Эмиль, это я… Лиза. Не злись, я твой номер у мамы взяла.

Я сжал сигарету зубами.

– Чего надо? На время смотрела?

– Я помешала тебе? – Голос у нее виноватый. – У меня, вообще-то, для тебя новость. Не телефонный разговор, приходи.

Как же я хорошо знаю тебя, лживая сука.

– Лиз, если тебе потрахаться не с кем, это твои проблемы. Не еби мне мозг.

– Это касается твоей… девчонки, – с ненавистью сказала она.

Вот и твое истинное лицо, Лиза. Так лучше, нехер притворяться.

– Лиз, что за херню ты несешь? – устало вздохнул я и потянулся за второй сигаретой. Еще день не начался, я уже на никотиновой игле. Еще и проблемы в Петербурге. И София, которую домой ни хрена возвращать не хочется.

– Я всю ночь не спала, вспоминая, где могла видеть твою Софию. И вспомнила. Прямо сейчас. Знаешь, очень странно, что она меня сама не узнала. Мы с ней часто пересекались на светских вечерах, она непростая девушка.

– Ну, и? – Я нетерпеливо затянулся.

– И ты в курсе, где меня найти. Если, конечно, хочешь узнать, какую змею пригрел в своей постели.

Лиза сбросила звонок. Стерва. За змею я заставлю ее ответить.

Докурив, я оделся и выбрался из гостиницы. Лиза ждала с открытой дверью.

Я зашел внутрь туристического дома и поджал губы. Ну конечно. Откровенный топ, короткие шорты. Раньше захотелось бы трахнуть, сейчас противно.

– Говори.

– Проходи, я налила чай, – призывно улыбнулась она, пытаясь уцепить меня за руку.

Я холодно посмотрел на длинные пальцы, обхватившие мое запястье. Лиза вздрогнула и отступила. Знала, на что я способен в гневе. Из постели папика я ее вытаскивал силой. Сам себя не помнил. Я тогда еще не поднялся, только приехал в Петербург. Завлек ее итальянской кровью, а Лизе денег и роскоши надо было.

Сука. Сейчас все остыло. Осталась неприязнь.

– Говори, – повторил громче. – И прекрати думать, что нужна мне. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу твое голое блядское тело и выбитые зубы того придурка.

Лиза схватилась за горло и побледнела.

– Ты же знаешь меня, блд. Знаешь, что я прямолинейный, а все еще таскаешься за мной. В Америке побогаче не нашла никого?

– Ты… ты бы лучше с ней так обращался, ведь она заслуживает этого больше, чем я!

Я брезгливо морщусь от ее истерики. Хорошая игра. Лживые слезы, на которые я больше не поведусь.

– Пустые слова. Найди себе другой кошелек, Лиза, – бросил холодно и развернулся. Какого черта я приперся? У нее на уме одни бабки. Секс и бабки.

– А я бы никогда не подумала, что ты такой мягкотелый! – бросила она в спину. – Ко мне даже не притрагиваешься, а дочь Шаха за все грехи прощаешь?

Я замер. Лиза плевалась ядом – ее истинное лицо. Этот яд попал мне в спину и парализовал.

– Что ты сказала?

– У тебя в номере дочь Эмина Шаха. Фу! – скривилась Лиза. – Поздравляю, твоя святоша тебе солгала. Тоже. В ней течет кровь ублюдка, который убил твою мать.

– Умолкни, Лиза, – невнятно пробормотал я. Язык занемел. К небу прилип. Я пожалел, что когда-то рассказал Лизе про мать. Любил, наверное. Сука.

Я молча ушел. Сцепил зубы, чтобы держать тело в напряжении, держать себя под контролем. В таком состоянии я добрался до гостиницы, потом – до номера. Внутри было тихо.

Перед глазами стояло лицо Шаха. В интернете нет фотографий его дочери. Только имя – Шах София Эминовна. Из прессы удалены фотографии дочери влиятельного ублюдка. Ни единой, мать его, фотографии. Вот как папашка ее бережет.

Точно. Портрет. Дед просил забрать подарок для невестки. Я достал картину, разорвал подарочную упаковку с подписью Арслана.

Это насмешка судьбы. На полотне – лицо Софии. Моей Софии. Той, что спит в моей кровати. Дочери человека, которого я хочу растоптать. Сломать, уничтожить.

Я потер подбородок и лоб. Это не помогло, перед глазами упорно стоял Шах. И последний день, когда я видел мать. Убитый горем отец. И лицо Софии. Теперь оно неизменно напоминало Шаха.

Я толком не помнил, куда швырнул портрет. Не помнил, как задел столик – он рухнул, расколовшись на осколки. Плазма, стулья, кресло, на котором я переодевал ее после гор…

Сука.

Внутри раскачивалась ветряная мельница, которую и самому дьяволу не остановить. Я молился лишь об одном: не дай бог она проснется. Не дай бог она выйдет сюда.

Потому что я за себя больше не ручаюсь.

София

Что-то разбилось. Там, за дверьми моей спальни. Раздался страшный грохот.

Я резко открыла глаза и закрыть их больше не смогла. Что-то безумно тяжелое сперва ударилось об стену, а затем упало на пол.

Я подскочила на постели, сердце бешено колотилось. Влажными ладонями отыскала рубашку, набросила ее на себя и поспешила к дверям. Позже поняла – зря. Нельзя было выходить на звон битого стекла. Любая бы пересидела, переждала, а не шла вулкану навстречу.

Эмиль был вулканом. В его глазах поселился сам дьявол.

– Доброе утро… Эмиль.

Мой взгляд зацепился за разбитый столик, за плазму с дырой в середине. Все было разрушено. Здесь вулкан извергся, не иначе.

– Не думаю, – с трудом ответил Эмиль.

Это был нечеловеческий голос. Встретившись с Эмилем глазами, я тяжело сглотнула и поплотнее закрылась рубашкой.

– Эмиль, что происходит?

Я обвела взглядом гостиную. Стеклянный столик разлетелся на тысячу осколков, все остальное было перевернуто, как в аду. Конечно, Эмиль все возместит, но пугало не это.

Эмиль поранился, на его костяшках была свежая кровь.

– У нас же есть аптечка, да? Я помогу тебе.

Я зачем-то улыбнулась, будто не поняла, что Эмиль зол на меня. Будто не заметила, как напряжены его скулы. Плечи поднял и зверем смотрит.

– Лучше не подходи, – процедил он.

– Да что случилось? Я ничего не сделала! – Я осторожно шагнула назад. – С тобой была. Никуда не ходила. Даже ночью не просыпалась.

– Ты не назвала свою фамилию, – хрипло и тихо сказал он.

Я непонимающе качнула головой.

– И что?

Эмиль подошел, и я только силой заставила себя не отступить. Он дернул меня на себя. Я охнула и врезалась в его торс. Напряженный. Стальной.

– Лучше бы ты осталась в комнате, София.

Грудь болезненно заныла. Еще и хватка его – дикая, зверская. Я беспомощно посмотрела в его глаза, запястье заныло. Тихо всхлипнула:

– Мне больно!

– Мне тоже когда-то было.

«Что?» – хотелось спросить, но этот взгляд… Эмиль изменился. Это все, о чем я могла думать. Рядом с ним становилось страшно. Как дома – никогда не знаешь, когда взорвется.

Эмиль ослабил хватку, и я отшатнулась. Лопатками врезалась в стену. Наверняка останутся синяки. Ничего не понимаю. Хочется плакать. Я предложила ему самое ценное, что у меня было, а он смотрит на меня так, будто ненавидит весь мой род.