— Слышь, а это кто такая? — слышу недовольный голос Димы.

Выныриваю из своих мыслей и прослеживаю взгляд друга. Заведомо знаю, на кого именно он пялится. На Алину. Пацан пускает на неё слюни уже второй год, вот только подойти элементарно ссыкует. Напоминает мне меня. Каждый раз ухмыляюсь, вспоминая, как сам боялся заговорить с Настей.

Настя. Будто кто-то мысли мои услышал. Та девчонка, что стояла рядом с Алиной, определённо была Макаровой. Чуть повзрослевшей. Округлившейся. Более уверенной в себе, но моей Макаровой.

Её я узнаю всегда, в этом я уверен. Уложенные темные волосы, которые отросли немного и теперь достают до лопаток. Сжал пальцы, вспоминая, как любил пропускать пряди, расчесывая их. Те же узкие плечики. Я знаю, что на правом три родинки, которые складываются в треугольник. И охренительная ладная попка. Сглотнул тяжело. Потому что до одури сильно, почти неконтролируемо сильно захотелось подойти и сжать её ягодицы ладонями.

Таким знакомым до боли в груди, до зудения в солнечном сплетении жестом девчонка волосы за ушки заправила. Проколола уши. Но это ни каплю не портило. Серьги визуально делали шейку Насти ещё длиннее. Сглотнул вязкую слюну и быстро облизнул пересохшие губы. Чёрт. В ушах зазвучал её тихий стеснительный стон, когда я губами проводил по шелковистой коже шейки. Она всегда особо остро реагировала, когда я целовал её шею. Пальчиками вцеплялась в плечи, сильнее запрокидывая голову назад, чтобы предоставить мне больше места для жадных поцелуев. И в тот момент я чётко осознал в какой я заднице. Чувства не прошли. Не-е-е-т. Я чётко осознал, что болен этой девчонкой. Именно болен. Потому что любовь к ней приносила мне невыносимую боль. Я хотел её. Я желал обладать ей. Хотел скрыть её от заинтересованных глаз всех пацанов. Хотел скрыть её от всего мира. И при этом хотел её придушить. Причинить как можно больше боли. Душевной боли. Чтобы она почувствовала всё то, что чувствовал я, когда смотрел фото, где она сосётся с другим.

Будто почувствовав мой взгляд, девчонка голову повернула. Знакомое чувство, когда земля уходит из-под ног, а невидимый кулак под дых прилетает. Эти чёрные глазища. Эти пухлые губки. Этот вздёрнутый носик. Всё такое любимое. По-прежнему любимое. И ненавистное. Ненавистное от того, что забыть так и не смог. От того, что она была моей слабостью. Рядом с ней я был слабаком.

Собрав скудный запас сил в кулак, прикладываю пальцы к виску и насмешливо усмехаюсь. Девчонка показывает фак и отворачивается. Семенит следом за блондинкой. Всё та же походка. Плавное покачивание бёдер. И волосы, которые подпрыгивают при каждом шаге.

— И? Что это за красотка? — спрашивает Дима, больно ударяя меня локтем в живот. Зашипел и дал другу пподхатыльник.

— Моя бывшая.

— Судя по твоей роже, ты не рад тому, что она стала бывшей, — я промолчал. — Не хочешь вечером ко мне завалиться? У меня друг Джек стоит на полке.

— Не буду возражать, — усмехнулся криво, понимая, что вечером по любому напьюсь. Лучше это делать с другом, которому можно излить душу, чем одному, когда мысли будут терзать и рвать на части.

— Погнали на пару, — Дима хлопнул меня по плечу, ловко переводя тему разговора.

На паре не могу смотреть никуда кроме девчонки. Я не могу оторвать взгляда от её лица. От тонких ключиц. От дрожащих пальцев. И стройных ног, которые она вытянула под партой. Сглатываю вязкую слюну который раз за день, прилипнув взглядом к её коленям. Всегда испытывал к ним особую слабость. Я всегда любил их целовать, когда девчонка закидывала ноги на мои, читая книгу.

Совершенно не к месту вспоминаю мем, который с утра увидел в паблике. Прыскаю в кулак и показываю картинку другу. Димыч ржать начинает. И снова быстрый взгляд на Алину кидает. Влюблённый придурок. Усмехаюсь и на Настю смотрю. Она сидит вся белая. Даже губки побледнели. Прошибает пониманием, что девчонка испугалась. Решила, что я Димычу её фотки показываю. Усмехаюсь криво.

Судьба точно решила поиздеваться, когда преподша меня с ней в пару поставила. Хрен знает зачем я кинулся догонять девчонку, когда она убежала из кабинета, едва закончилась пара. Так спешил, что остановиться вовремя не успел. Макарова носом впечаталась в мою грудь. Застонала и нос рукой прикрыла. Дёрнулся, чтобы убедиться, что она не ушиблась. Одёрнул себя. Сжал кулаки и спрятал в карманы. Так соблазн дотронуться до неё в разы меньше. А пахнет она так же нереально. Так же крышесносно. И по-прежнему ненавидит духи.

Девчонка кидает громкие обвинения в мой адрес, тыкает тонким пальчиком в мою грудь. Она смеётся? Не знает, что Жмуркин мне всё рассказал? Прикидывается невинной овечкой и строит из себя оскорблённую? Почему мне хочется ей поверить? Почему так сильно хочется её догнать и вытрясти из неё правду? Но кто правду скажет? Она мне изменила, я её опозорил. Каждый считает виноватым другого. Смысл о чём-то разговаривать?

С Димой тем вечером мы набухались в хлам. После моего рассказа о прошлом друг долго молчала, пристально смотря на меня.

— Ты ублюдок, Серебряков. Реально, братан. Ты должен был готов, что Жмуркин стоять в стороне не будет и тоже будет предпринимать попытки соблазнить твою девчонку. И ты уверен, что они спали? — я отрицательно машу головой, чувствуя горечь во рту. — Никому не нравится проигрывать, Макар. Жмуркин хитрожопый. Думаешь, что он не мог всё подстроить?

— Я не знаю, — я психанул. Все эти вопросы бесили. Потому что я никогда не любил признавать, что был неправ. — Закрыли тему.

Дима хмыкнул, но тему разговора поменял.

В субботу в универ шёл с гудящей головой. Ни на минуту не покидали мысли о малышке. Я вновь и вновь прокручивал в голове моменты с девчонкой. И с*ка, как много их было. Счастливых. Греющих душу даже сейчас. Заставляющих грустно улыбнуться.

— Серебряков! — услышал голос, который заставил скривиться. Обернулся. Жмуркин. Какого хера ему от меня нужно? — Здорово, — протягивает руку, которую  я нехотя пожимаю.

— Чего тебе?

— Да так. Хотел вспомнить старые времена. Поссорились из-за бабы, — я сжимаю зубы и собираюсь его послать, когда в поле зрения появляется Димыч. Друг, как всегда, разряжает обстановку своими шутками, вклиниваясь между нами. Увлекает в столовую, закинув руку на плечо. Едва войдя в зал, где пахнет едой, глазами выхватил фигурку Макаровой. Девчонка что-то сосредоточенно писала в ноутбуке. Через некоторое время будто взгляд почувствовав, Настя напряглась и осторожно голову повернула. Жмуркина увидела и побледнела. И этот урод её заметил:

— Слышь, братан, мне кажется или это швабра?

Только рука Димыча, с силой сжавшая плечо, останавливает меня от того, чтобы снова расквасить лицо уроду.

— Удивительное преображение гадкого утёнка в прекрасного лебедя, — присвистнул он. — Я бы не отказался сейчас увидеть её фоточки, а то два года назад там ещё ничего не выросло. А сейчас вроде ничё так. Сочненькая.  Не хочешь повторить, Серебряков? Только в этот раз уже до конца. Ведь в прошлый раз доказательств точных не было.

— Что ты имеешь в виду? — голос звенит от ярости. Мне кажется, что из ушей валит пар.

— Макар, — предупреждающе говорит Дима, когда я привстаю, чтобы вмазать Жмуркину.

— Слабо снова её затащить в постель?

Я кидаю взгляд на Настю. БЛ*ТЬ. Она всё слышала. Девчонка напряглась и стала белой, как стена. Она не знала о споре. Становится херово. Снова сердце ноет. И совесть грызть начинает. Если даже он с ней переспал, то… Угораздило девчонке двух подонков встретить.

— Закрой свой рот, — рычание из груди.

— Чё, слабо? — гнилая ухмылка. Мразь. Мстить пытается. Тварь. Устраивает спектакль для девчонки. Знает прекрасно, что я её любил.

— Слушай сюда, п**рил, мне уже не шестнадцать лет, чтобы брать меня на слабо. Такие забавы давно не вызывают у меня интереса. Оставь это для школьников или таких дегенератов, как ты, — пожалуй, поддержу твой спектакль. Говорю спокойно, чем вызыва одобрительный смешок со стороны Димы.