— И часто… — голос сорвался. — Часто вы на людей спорили?

— Первый раз, — плечами пожимает.

— Тогда… Тогда зачем, Денис? Какой смысл во всём этом?

— Я давно хотел тачку Макара. Предложил ему спор. Он согласился. К тому же скучно было.

— Что выиграл Серебряков? — я обхватила себя руками за плечи, чуть согнувшись. Так боль в груди ощущалась чуть меньше. Будто острые иглы не так глубоко впивались во внутренности.

— Байк мой.

— Иди вон, Жмуркин, — я вскидываю злой взгляд на лицо парня.

Не знаю, что парень видит на моём лице, но он молча разворачивается и уходит. Но всё же останавливается на лестнице и бросает, даже не оборачиваясь:

— В этот раз ставки выше, Макарова. И в этот раз победителем буду я.

Настя

На следующий день в университет я не пошла. Морально не была готова встретиться с Макаром и этим придурком Денисом. Поэтому укутавшись в одеяло по самую макушку, включила слезливую мелодраму. От тяжести в груди никак не получалось избавиться. И стоило только вспомнить вчерашние события, глаза вновь увлажнялись. Даже не заметила, как закончился фильм, в сюжет которого я не особо вникала, потому что мысли вновь и вновь возвращались к Макару и к словам Дениса о споре. Неужели новый спор? И снова Макар решил брать быка за рога? Решил сразу сделать меня своей невестой, шантажируя?

Прикусила губы, на которых не осталось живого места. Отчего-то я ему не верила.

Мои хаотично скачущие мысли прервал резкий звонок в дверь. Нехотя встала с кровати и поплелась открывать, даже не глянув в глазок. Сегодня должна приехать мама и привезти судочки с едой. Вот только за дверью стоял тот, кого я меньше всего на свете хотела видеть (лгу, конечно). Тот, о ком я думаю каждый день на протяжении двух лет. Хоть раз в день. Не зависимо от желания. С каждым днём мне становится сложнее врать самой себе о том, что мне наплевать на Макара. Что я разлюбила его. Потому что вопреки доводам разума, вопреки всем тем словам и поступкам, что он делает, мои чувства крепнут. И от этого корёжит. В бараний рог сворачивает. Потому что тянет к нему. Не магнитом, нет. Какой-то чудовищной силой, которую законы природы и законы физики не способны описать.

— Макар… — я выдыхаю, переступая с ноги на ногу и ёжась, когда прохладный воздух из подъезда огладил обнажённые плечи. — Зачем ты снова здесь?

— Нужно поговорить, Макарова, — голос у него спокойный и будто ласковый. Особенно в тот момент, когда фамилию мою называет. Не ожидая от самой себя, вспыхиваю и заливаюсь жаркой краской. Смущаюсь так, как смущалась, когда он впервые мне сказал, что моя фамилия это знак. Что я Макарова девочка. Его девочка. Мне казалось это до ужаса романтичным. Слукавлю, если сейчас не вздрагиваю украдкой, когда мою фамилию называют. Потому что каждый раз в голове его тёплый взгляд невероятных по цвету глаз, изогнутые в ласковой улыбке пухлые губы и горячие ладони на моих щеках.

— О чём? — я не двигаюсь с места, когда парень шаг в квартиру делает. Встаю на пороге, преграждая ему путь.

— О нас, — лба касается его дыхание. Ресницы тут же начинают трепетать, а низ живота наливается приятным и таким знакомым томлением. А Макар даже не коснулся меня. А я уже с ума схожу.

— Нет никаких нас, Макар, — я поднимаю красные от слёз глаза на переносицу любимого парня. — И никогда не было, как я понимаю. Я вчера говорила с Денисом. Он мне рассказал всё о споре.

Парень молчит. Дышать только начинает тяжелее. Резко подаётся вперёд, двумя руками за талию обхватывает и внутрь квартиры заносит. На комод усаживает и возвращается к входной двери, чтобы её захлопнуть и ко мне обернуться, опершись о неё спиной.

— И как байк, Макар? — кружева шорт хорошо отрываются, оказывается, если их чуть сильнее потянуть. — Быстро ездит?

— Я его не взял, — складывает руки на груди и смотрит пронизывающем до костей взглядом в моё лицо. Нет, я по-прежнему взгляда его избегаю, но чувствую его щекой. Чувствую каким-то шестым чувством. Именно тем, что физика объяснить не может.

— Отчего же? Совесть замучила? — я пальцами пытаюсь совместить оторванные кружева с тканью ночных шортиков. — Или вспомнил вдруг, что в постель ты меня так и не затащил? Чего же ты молчишь, Макар? Ты ведь о нас поговорить пришёл. Разве нет? — поднимаю на него глаза.

И всё. Пропадаю. Теряюсь в его взгляде, как путник в пустыне, который мираж увидел. Потому что мерещится мне нечто совершенно невероятное и мною до жжения в груди желанное. Мерещится, что в зеленых глазах щемящая нежность промелькивает. Такая, что поджилки трястись начинают и бабочки в животе вновь медленно оживают.

Пальчики дрогнули и послышался громкий треск ткани. Кружево окончательно оторвалось. Соскользнуло по ноге на пол. Черные ресницы парня дрогнули, скрывая на пару мгновений его взгляд, который, едва он глаза открыл, к моим ногам прилип. Прошёлся от стопы до самых бёдрах. Особо долго задержался на моих дрожащих пальцев у кромки шортов.

Я поклясться могу, что увидела, как он тяжело сглотнул. Как дрогнул кадык на сильной шее. И как язык пробежался по пухлым губам. А ведь я до сих пор помню их твёрдость. И чувство полёта, стоило парню меня поцеловать. Интересно, я так же остро буду реагировать на каждый его поцелуй, как и раньше?

— Так о чём ты хотел поговорить? — тихо спросила я, сумев совладать с собой и оторвать взгляд от его лица. Так стало легче справляться со своими эмоциями. Гораздо легче.

— О нашем уговоре, — чёрт. Я чуть снова глаза на него не вскинула, желая убедиться, что этот хриплый и до дрожи чувственный голос принадлежит ему.

— О нашем уговоре? — хмыкнула я, спрыгивая с комода и направляясь на кухню. — Мне кажется, что ты вчера чётко мне дал понять, что если я не соглашусь, то ты выложишь мои фотографии в интернет. Свой шантаж ты уговором называешь, Серебряков? — ставлю чайник на плиту. — Тебе чёрные с двумя ложками сахара? — на автомате спрашиваю я, открывая ящичек и доставая банку с чёрным чаем.

— До сих пор помнишь? — голос парня раздаётся над самым ухом. Мне стоит огромных усилий, чтобы не вздрогнуть и не задрожать от близости парня. я вновь тепло его тела чувствую. Он не касается меня. Но батареи не обязательно касаться, чтобы тепло почувствовать. по Спине бегут мурашки, сосредотачиваясь на затылке. Я всё же вздрагиваю, когда пальцы Макара проводят по впадинке под кромкой волос. Мне даже мерещится, что он губами прикасается к моей шее. Но не успеваю осознать, потому что парень отходит. Снова дразнит. Снова вывести меня из себя намеревается.

Чайник закипает. Ставлю полную чашку с чаем на стол перед Серебряковым, чересчур громко ударив ей о стол и расплескав половину на поверхность.

— Я тебя внимательно слушаю, — уселась за стол, скрестив руки на груди.

— Бабуле остался месяц, — парень отпил из кружки. Макар мигом стал серьёзным. А так, как этого парня я любила до безумия, то я видела, что ему сейчас больно.

— Мне очень жаль, — не задумываясь, положила руку на его крепко сжатый кулак на столе. — Я… Почему? Она больна?

— Рак, — кивает парень, переворачивая руку и обхватывая мою ладонь. Будто цеплялся за меня, чтобы не утонуть в своей печали.

— О Боже, — я ахнула, рукой прикрыв рот. — Я… Мне жаль, Макар.

Парень кивнул, вперившись взглядом в стол.

— Ты знаешь, что она тоже… — осекся. И вздрогнул. — Ты знаешь, как она к тебе относилась всегда, Насть, — говорит тихо, не поднимая головы. — Она не знает, что мы расстались.

— А мы встречались? — не удаётся не вставить свои пять копеек и не уколоть парня. — Я сейчас уже не уверена в этом…

— Ты можешь заткнуться, хоть на пять минут? — он поднимает на меня злой взгляд.

— Если тебе нужна покладистая и молчаливая, я тебя не держу, — выдёргиваю руку из его ладони и вскакиваю из-за стола, хватая с края раковины тряпку и вытирая лужу сладкого чая со стола. — Вали на все четыре стороны. Избавь меня от своего присутствия.