В один из вечеров Элли, вернувшись из магазина, застала сестру в задумчивости на диване. Кэт сидела с отрешенным видом и смотрела в одну точку. Иногда у Кэт настолько заканчивались силы, что не было возможности сдвинуться с места.

– Эй, Кэт, – Элли потрясла её за плечо. – Ты как? Совсем устала?

– Да, что-то я выдохлась и морально, и физически, нужно идти спать, но просто мне кажется, что я стала как животное – каждый день инстинктивное выживание, понимаешь?

– Я знаю, мы все так существуем изо дня в день, это нормально, в жизни не всегда получаешь то, что хочешь, чаще только то, что имеется.

– Неужели это так? Вот таким образом пройдет моя жизнь? Это же мрак.

– Выбора нет, – Элли понуро посмотрела себе под ноги.

– Мне кажется, если я проживу в этом ритме ещё хоть день, я сойду с ума. Но потом я сохраняю свой рассудок, хотя кажется, что душа умирает по кусочку. Я разбита. Я полностью потеряна. Я теряю связь с жизнью, я теряю связь с Богом.

– О, Кэт…

– Да, я знаю, сегодня что-то я совсем расклеилась, просто увидела одного человека и вспомнила не самый лучший, или, точнее, не самый правильный эпизод своей жизни.

– Какого человека? – Элли посмотрела на сестру.

Кэт задумалась: «Рассказать ли Элли про тот случай?». Но этот эпизод её жизни, во-первых, смущал её, а во-вторых, уже не был так значим, просто лишь, как лакмусовая бумажка, проявлял негативную сторону низших каст, их абсолютную функциональность и обыденность, лишенную чувств и положительных эмоций.

– Неважно. Просто стало обидно, что мы словно мертвые. О, Элли.

Я могу любить, но вокруг меня никто не может.

Я могу создавать, но вокруг меня это никому не нужно.

Я хочу чего-то настоящего, но вокруг лишь фальшивка.

– Просто наш мир пуст, так и было задумано, мы лишь рабочие механизмы, призванные обеспечить жизнь высшей касте. Мы живем, чтобы функционировать, и функционируем, чтобы прожить еще один пустой день. Мы боимся смерти, но и эта жизнь не жизнь.

– И где же настоящая жизнь?

– Где-то очень далеко от нас…

– Мы так и не увидим её, верно?

– Не знаю, наверное, нет. Кто-то встречает её отголоски и здесь, может быть, повезёт и нам когда-нибудь…

– Всё кажется бессмысленным, дурацким, неправильным. Кажется, я не справлюсь сама, но и помочь некому. Что же делать? Что? И как плохо, просто сил нет, как плохо.

– Мы же помогаем друг другу…

– Да, я имела в виду, что никому из нас не вытащить другого из этой ямы мрака и тьмы.

– Это так, мы беспомощны что-либо сделать, чтобы изменить ход вещей.

– Тогда зачем всё это? Как выжить в мире, где нет будущего?

«Сколько? Сколько до конца рабочего дня?» – постоянно вертелось у Кэт в голове, она очень устала, девушке казалось, что еще мгновение – и она свалится с ног. Было одиннадцать часов утра. «Нееет… – кричал организм. – Я очень устал!». Но Кэт знала: другого выхода не было, нужно было продолжать эту пытку под названием работа. «Что же придумать, чтобы вытерпеть?» – Кэт не знала ответа. Сейчас девушке казалось, что выхода больше нет.

Из раздумий её вывел голос начальника. Он с недовольным видом тряс какими-то бумагами. Кэт постаралась сосредоточиться. Он постоянно ругался. «Да, – подумала она, – как я умудряюсь притягивать плохих людей». На этой работе все готовы были сожрать друг друга за любую мелочь. Она трудилась здесь уже пять лет, превратившиеся в вечность. Её босс был недалеким, ленивым человеком, однако ему покровительствовала его тетушка, занимавшая место в управлении их компании. Кэт знала, что он давно состоит на учете в психиатрической клиники и, не будь у него денег и влиятельных знакомых, он бы уже пускал слюни на койке. Но его снабжали дорогими лекарствами и даже посадили на место начальника, где он с упоением играл свою небольшую, но казавшуюся ему такой значительной роль. «Да-а, – подумала Кэт. – Даже в низшей касте есть свои короли помойки, которым тут отлично живется». Она посмотрела в его безумные глаза, на искаженное яростной гримасой лицо и с презрением отвернулась, погрузившись в работу.

Вечером того же дня усталая Кэт продолжала работу, когда её внимание привлек один инцидент. Недалеко от её стола руководитель их отдела беседовал с одним из коллег Кэт – усталым мужчиной со слезящимися глазами, работавшим в этой компании двадцать лет.

Кэт слышала, как он уговаривал её коллегу поработать в единственный выходной.

– Я и так работаю без продыху! Я устал, я болен, я больше не могу. Я работаю каждый день по пятнадцать-двадцать часов, мне нужна передышка!

– Это хорошо, что в такое непростое время у Вас есть работа. У Вас же может её не быть и чем тогда Вы будете кормить семью?

– Но я больше не могу, мне нужен этот выходной! Я падаю от усталости.

– Вам нужна эта работа? Или Вам нужен выходной?

Мужчина понуро опустил голову.

Кэт содрогнулась от того, насколько они загнаны в угол и бесправны. Почти как рабы. Или даже без «почти».

Иногда Кэт с содроганием смотрела, куда катится всё их общество, да и вообще весь мир. Поощрение деградации дошло до абсурда и было очевидно, что вечно так продолжаться не может, человечество просто сгинет под гнётом непотизма и бесправия. Она часто наблюдала, как по телевизору показывали назначение очередного заместителя генерального директора крупного предприятия по какому-либо направлению и выходил молодой человек с той же фамилией, пустыми глазами и слегка приоткрытым ртом, что свидетельствовало о легком умственном отклонении, но не мешало ему стоять рядом с отцом во всех смыслах этого слова. Такие вот руководители решали судьбы многих своих подчиненных, когда просто были не способны на это. Кэт не хотела, чтобы её жизнью управляли подобные им…

Смотрящие ртом люди, чья единственная заслуга – это удачное рождение.

В низшей касте, внутри этой выгребной ямы, тоже были деления на сегменты. Свои «короли» помойки. Мелкие руководители заурядных заводов, которые сажали своих сынков на подготовленные места. А те в свою очередь приводили своих людей. В компании, где работала Кэт, также процветала семейственность. Здесь кругом были чьи-то жены, дети, племянники и любовницы. И неважно, что кто-то нес чушь или отлынивал от работы, если это была потаскушка кого-то занимающего определенную должность, то всё ей сходило с рук.

Раболепство также распускалось буйным цветом на просторах предприятия Кэт. Многим было вовсе не противно считать себя прислугой для других рабов, получивших немного власти. Рядом с Кэт в соседнем кабинете работала женщина, заискивающая перед всеми, кто стоял выше её на иерархической лестнице их компании. Она старалась выслужиться как могла, засиживалась допоздна, старательно кивала в такт указаниям, бежала бегом за поручениями, неуклюже скользя каблуками старых туфель по кафелю и преданно смотрела в рот своему руководству. Она знала, кто кому кем приходится, и не забывала пресмыкаться даже перед бывшими любовницами всех начальников отделов. При этом она с ненавистью относилась к своим коллегам, кто не превышал её по полномочиям. Огрызалась, вредничала и пакостила как могла. И самое дикое, что ей безумно нравилось существовать в качестве червя. Это был мир, созданный для таких людей, полностью устраивающий их. Именно к формированию такого общества стремилась высшая каста. Тупая, безликая масса, стадо, которое всё слушает и всему повинуется, безропотно веря в любую установку, сказанную правительством и транслируемую через средства массовой информации. Поддерживая чужие мысли и не имея своих, такая толпа рьяно защищала внушенное им безумство. Если бы этой женщине сказали, что нужно ходить с ведром на голове, она уже бросилась бы его примерять. К ужасу Кэт, таких людей становилось всё больше.

Элли с Кэт только что закончили ужинать, и Кэт мыла посуду. Был вечер выходного дня. Вдруг во входную дверь неистово начали стучать. Кэт вздрогнула от неожиданности. Элли передёрнуло, глаза округлились.