— И что об этом сказала бы Марш Арто?

— Сказала бы что ты мудак, — Арто пожала плечами, а потом вспомнила, что визуализирует себя в соседней комнате.

Подключилась к транслятору Клавдия, снова пожала плечами и села на пол у стены.

— А почему ты не говоришь?

— Потому что я перестала понимать, как быть Марш, — легко призналась она. — Тут вроде не в мудаке дело, хотя, если хочешь, то ты, конечно, он и есть.

— Ты ведь знаешь, чье это лицо? — глухо спросил Клавдий. — И Поль знает, верно?

Арто еще раз просканировала лицо аватара. Она пропустила момент, когда Клавдий переключил эмоцию. Теперь вместо расслабленного равнодушия лицо комкало горькое, удушающее раскаяние. Сползало на шею, спазмом сводило щеки. Арто видела, что на лице не появилось очень много линий, которые появились бы у настоящего человека — мелких морщин, жилок и напряженных мышц. Лицу не хватало жизни. Какого-нибудь тика, а может, влажности слез. И линий, конечно ему не хватало линий.

Для сетевого аватара, которому просто нужно преодолеть машинную не-жизнь этого было достаточно. Для лица, которое должно выглядеть человеческим, деталей было слишком мало.

Конечно, проще было использовать оцифрованные лица. Такие, как у Марш. Но тогда кто угодно мог запустить поиск в сети и найти настоящего человека, которому когда-то принадлежало это лицо. Это нарушало правило эфирной иллюзии.

— Я знаю. И Поль знает, — согласилась Марш. — Это лицо человека, которого казнят за взрыв в центре Лоры Брессон, если не найдут настоящего подрывника в ближайшую неделю. Поль хочет знать, как выглядит аватар, чтобы убедиться, что карабинеры это дело закрыли. Что они не решили казнить настоящего человека для разнообразия. Почему ты согласился на этот заказ?

— Не вижу смысла отказываться.

— Ты делаешь лицо для человека, который мог убить твою дочь. От тебя даже не пытались скрыть, что не будут его искать. Неужели кто-то другой не мог сделать этот аватар?

Клавдий молча добавлял ресницы в уголок правого глаза. Арто просчитала возможную реакцию Рихарда на эту новость — он наверняка бы посмеялся, а потом уехал домой, решив, что этот мир еще более дерьмовый, чем тот, из которого он сбежал, и нужно взять от него лучшее. Сыр, окна и доступ к музыкальной библиотеке. Все равно больше ничего хорошего он бы в этом мире не нашел.

Лучше пока не говорить Рихарду. Когда-нибудь потом, и они вместе посмеются.

— Я начинал как ретушь-терапевт, — тихо сказал Клавдий, вытаскивая из синего тумана расплывчатую родинку. — Мои работы до сих пор выставляются в нескольких галереях, но без моей подписи. Теперь я делаю все наоборот.

— Я не знаю, что такое ретушь-терапевт. — Арто не вкладывала в слова ни сожаления, ни интереса. Марш никогда не интересовалась ничем, что требовало соседства слов «выставляться» и «галерея». — Это что-то вроде арт-терапевта? Рисовать нереализованный стресс, но осторожно, чтобы не схлопотать репорт за создание шок-контент?

— Не совсем, — усмехнулся Клавдий. Отложил иглу, провел ладонью по глазам. Поморщился, стянул прозрачную перчатку и снова закрыл глаза рукой.

Арто его не торопила. Смотрела на недоделанное лицо, которое он составлял из чужих черт и проводила расчет. Понимает ли Клавдий, что человек, которого казнят за взрыв, похож на него? Пожилой, рыжий, некрасивый — а все-таки похожий. Все различия были контрастными, словно Клавдий пытался подчеркнуть, что ничего общего у них нет. Или пытался отвлечь зрителя?

Другой нос. Линия скул, другие губы, жесткие волосы, другой тип кожи, слишком белые зубные импланты — дешевые, серийные, не подходящие челюсти. Если бы Арто была человеком, то решила бы, что сходство ей мерещится. Но Арто анализировала видела больше, чем человек. Сходство в контрасте — если сделать это лицо наоборот, получится лицо Клавдия?

Вероятность 4 %. Слишком много для бесконечного количества вариантов.

— Хочешь — пойдем посмотрим, — наконец предложил Клавдий. — Все равно работать не могу, глаза болят. Оставил дома капли, представляешь?..

Арто почти выбрала отказ, потому что могла посмотреть сама любую ретушь-галерею и у нее ушла бы на это пара секунд, но потом выбрала молчание. Это была игра не для нее. Это Клавдию нужно было влезть в аватар и постоять в холодном виртуальном пространстве, читая ей лекции о новом искусстве. Арто было не интересно, но ей и не могло быть интересно. В конце концов она — индивидуальный помощник, и Клавдий ее установил. Значит можно пойти и постоять рядом в собственном аватаре.

Да, этот вариант давал благоприятные прогнозы. Он выговорится и пойдет работать, а закончив работу над аватаром пойдет искать путь в Младшие города. И тогда все наконец-то сложится как она хотела.

А утром она приведет Питера к Полю, и Клавдию не будут мешать мысли о расследовании теракта. Все складывалось как надо.

Она смотрела, как он снимает с глаз защитную пленку, которая больше не прячет потускневшую темноту сузившегося зрачка и воспаленные сосуды. Снимает вторую перчатку, закрывает программу, надевает очки — переносные, но с полным спектром подключения. Датчики в глазах, ушах, в носу, тонкие щупы, тянущиеся из-под линз к уголкам губ.

Арто сгенерировала мысль о том, что раньше она как будто была в гостях в реальности, а теперь Клавдий идет к ней. Но озвучивать ее не стала, просто позволила ему выбрать конвент и оплатить разовый получасовой доступ.

Для одного. Мертвецам и индивидуальным помощникам не нужны билеты.

В фойе виртуальной галереи все белые линии были правильными. Колонны, лестницы и двери, своды потолка — какое-то дикое смешение стилей, которые Арто идентифицировала как метабарокко с постготическими элементами. Можно было не идентифицировать, Марш все равно таких слов не знала и знать не хотела, но Арто зачем-то нашла эту информацию. Наверное для того чтобы поддержать разговор, если потребуется.

Марш бы точно не понравилась вся эта завитая в каменные и стальные кудряшки белизна, по которой ползли черные и золотые пятна. Пятна без формы, разного размера — кляксы, потеки, брызги, рваные линии и небрежные спирали.

Конфликт цветов, подчеркнутый конфликтом форм пожалуй, мог бы вызвать физический дискомфорт, но Арто, конечно, никакого дискомфорта не испытывала.

Клавдий стоял рядом и терпеливо ждал, когда она пойдет дальше. Она рассчитала, что он скорее всего выберет парадный аватар — тот, с птичьей головой, самый сложный и помпезный из всей сложной и помпезной коллекции его аватаров. Но перед ней стоял неожиданно невзрачный человек — Арто не узнала его лица, не нашла соответствий в сети. Скорее всего Клавдий его сам придумал, собрал из чужих лиц и своих страхов. Человек был невысоким, щуплым, с тонкими светлыми волосами, мягко касающимися воротника черного шелкового халата.

— Чье это лицо? — Для этой реплики она выбрала улыбку.

— Человека, который выполнил ретушь, которую я хочу показать. — А голос Клавдий не поменял.

Арто зафиксировала, что он надел очки так, чтобы использовать весь спектр их возможностей, даже вставил в рот проводники, но не изменил аватару голос, даже через простой модулятор не пропустил.

Клавдий становился небрежным и непоследовательным. Это проблема.

— В каком зале работы этого человека? — спросила она. Имени Клавдий не сказал, а анализировать почти три сотни блоков с различным контентом ей не хотелось.

— В двести третьем, — усмехнулся он. А потом пошел.

Арто несколько секунд стояла, глядя ему в спину. Она знала, что в этот момент ее глаза медленно синеют, наполняясь пустотой стартового окна любой программы без визуальных модуляций, но внешность внезапно уползла в приоритетах за сотую строчку.

Клавдий собирался гулять по галерее? В реальном времени?

Арто опомнилась, даже изобразила сомнение. Походка у аватара Клавдия была тяжелой, будто он с трудом тащил это тщедушное тельце, завернутое в шелковый халат. Даже о походке позаботился, а голос оставил. Это замечание зафиксировалось в ее памяти и растаяло. Нужно было решать, идти ли с Клавдием, или уговорить его просто перейти в нужный зал.