— Погодите минуточку, Питер, — безмятежно попросил Рихард, отключая камеру и микрофон. — Ну и какого хрена?

— Прости, — неожиданно сказала Марш. — Ты сказал не брать твои деньги, я выбрала такой алгоритм как самый вероятный.

Ну еще бы, она выбрала вариант, при котором у него точно будут проблемы. Вот если бы Рихарда все еще волновало его положение в городе. Если бы ему не предлагали должность младшего помощника медиабайера, если бы не ждали от него, что он будет радоваться подачкам с социального дна их благополучного мирка. Вины Питера, конечно, в этом не было — Рихард сам выбрал мечту о социальном дне. Только вот это не значило, что он будет и дальше за эту мечту цепляться.

Рихард закатил глаза и включил камеру.

— Я очень рад, что вы нашли время со мной поговорить, господин Гершелл, — процедил Питер. Рихард отвлеченно смотрел, как он сжимает кулаки. Между пальцев виднелись светлые пряди выдранных волос.

Видимо, за такую выходку подопечных полагался серьезный штраф. Рихард должен был злиться, но ощущал только веселое злорадство. Подопечные Рихарда были куда изобретательнее, и он не то что ни одного волоса не выдрал — ни разу укладку из-за них не испортил. Много чести.

— Ваша сеть сильно отличается от той, что была в Младшем Эддаберге, Питер, — улыбнулся он. — Сожалею, я действительно забрел не туда. И не сразу понял, куда попал.

— Поэтому вы четыре часа пытались взломать доступ?

— Я думал, это конвент с котятами. Общение с котиками в конвентах снижает уровень стресса на 46 %, вы знали?

— Там были выпотрошенные котики, господин Гершелл, — выдохнул Питер.

— Такой уж у меня стресс, Питер. Переезд, адаптация, травмирующие воспоминания, связанные со взрывом — сами понимаете, — пожал плечами Рихард. — В сети Младших городов не было запрещенных конвентов, только закрытые возрастной цензурой. Кстати, а вы не должны были провести какие-нибудь мероприятия, связанные с ликвидацией стресса после моего столкновения с воспоминаниями о травматическом переживании?

— Если что-то нужно вскрывать четыре часа — значит, это запрещено. То есть не запрещено напрямую, но очень, понимаете, очень остро не рекомендуется. Это почти одно и то же, это я вам точно объяснял. — Питер выглядел злым и растерянным. На вопрос он отвечать не стал.

Рихарду даже стало его жаль. Он уже знал, что мальчишка в первый раз взялся за адаптацию, и явно понадеялся на хорошие характеристики, возраст и профессию. Думал, что пожилой мужчина, посвятивший жизнь реабилитации оступившихся, не станет ломиться в конвенты с выпотрошенными зверушками и запрещенной порнографией. И пытаться работать без лицензии. Рихард бросил быстрый взгляд на незастегнутый чемодан и снова улыбнулся.

— Хотите, я запишу объяснительную для вашего начальства? — миролюбиво предложил он. — Могу вас заверить, никакого умысла у меня не было. Даже скажу, что вы провели все мероприятия по борьбе со стрессом, только вы опишите, что мне врать.

Питер судорожно вздохнул. Пес вдруг взвился и глухо зарычал у Рихарда за спиной.

«Ничего себе у мальчишки невербальная агрессия, даже собака чувствует», — лениво подумал Рихард.

Ему все еще было все равно. Потому что теперь Питер напоминал пациентов «Сада», и потому что Рихард больше не хотел становиться частью общества.

— Если вам в следующий раз понадобятся потрошенные трупы — напишите, я пришлю вам экспресс-доставкой. — Экран погас раньше, чем Питер успел договорить.

— Аве, Дафна. Репорт, — вздохнул Рихард. — За нарушение субординации, травмирующую критику пристрастий…

— За угрозы психическому здоровью и эстетической стабильности, а также за возможную угрозу нанесения несовместимых с жизнью травм животным и — или — людям, — подсказала Марш.

— А его не обнулят? — засомневался Рихард.

— Нет, но пока будут таскать по проверкам — ему будет не до тебя.

— За угрозы психическому здоровью и эстетической стабильности, а также за возможную угрозу нанесения несовместимых с жизнью травм животным и — или — людям, — повторил Рихард. — Оставление подопечного в стрессовой ситуации по халатности, оставление в стрессовой ситуации после прямого указания на стрессовую ситуацию, и…

— Не боишься, что он потом от тебя вообще не отстанет? — Марш приподняла бровь и сморщила нос.

— И все, — закончил Рихард. — А теперь скажи мне, что тебе понадобилось в запрещенных треш-конвентах.

Нет, дога точно придется брать с собой. Пес лежал, вытянувшись вдоль дивана, и вяло стучал хвостом.

А Марш молчала.

Он подождал еще несколько секунд — отвечать она явно не собиралась.

— Слышишь, аве-Арто? На кой тебе дохлые котики?

— Не котики, — наконец ответила она. И снова замолчала.

Рихард глубоко вдохнул. Застегнул чемодан, проверил ошейник Вафи, а потом задал другой вопрос:

— Если бы у тебя были деньги — ты смогла бы анонимно получить доступ?

— Да.

— Ты такая умная, Марш, — вздохнул он. — Чуть меня не подставила тогда, дома. Но иногда ведешь себя как на всю башку волшебная дура. Бери деньги и смотри своих котов.

Он отвернулся.

Мебель была закрыта серебристыми шуршащими чехлами — Рихард не знал, когда вернется. Если он и любил что-то в Среднем Эддаберге хоть немного — это дом. Большую кухню, темную спальню и торжественно-белую гостиную. И ему не хотелось, чтобы его диваны и столешницы покрывала пыль.

Экспресс должен был прийти через полтора часа. Пожалуй, он поторопился.

Марш невозмутимо уселась прямо на чехол и включила главный экран. Его Рихард уже заклеил голубой отражающей пленкой, и картинка блюрилась совсем как в повязке у Марш.

— Ты смотреть собралась? А не можешь по кадрам пробежаться и найти, что тебе там надо?

— Я выключу, — глухо сказала она. — Можешь идти.

Он раздраженно вздохнул и выдвинул ручку чемодана. Рихард чувствовал, что заигрался, и ему не нравилось это чувство — он даже не подумал, что можно оставить ее, потому что дверь открывалась только его браслетом.

Постояв несколько секунд, он отпустил ручку и сел рядом с ней. Чехол зашуршал, и Марш едва заметно поморщилась — она забыла добавить звуковой эффект, когда садилась.

— Смотри, — бесцветно сказала она. — Эта подписка стоила тебе четырех пособий. Самый дорогой контент во всем Среднем сегменте.

Рихард посмотрел. Ничего интересного он на экране не увидел: собаки ели труп. Морды у собак были грустные, труп наполовину укрывал бурый мох. Рихард готов был поспорить, что труп тоже был не особенно рад.

— Оно того не стоило, — заметил он.

Несколько минут они равнодушно смотрели за меняющимися записями — обычная порнография, порно с животными, видеоотчет о развитии сепсиса после приема нелегальных эйфоринов, мужик в белом поварском кителе протараторил под запись, что голубей нашел уже давно дохлыми, а потом принялся варить из них суп. Рихарду было скучно, он не хотел опаздывать на экспресс и ощущал легкую досаду от того, что ему совсем не любопытно, станет ли мужик этот суп жрать. Раньше он был как-то больше открыт миру и новым впечатлениям.

— Марш, на кой хрен мы это смотрим? — не выдержал он.

Мужик на экране переливал суп в пластиковую супницу, имитирующую фарфор. Самым увлекательным для Рихарда были рейтинги — каждая запись снабжалась пояснительным табло с количеством зрителей. Он быстро вычислял, сколько процентов зрителей выразили бы одобрение, сколько не пожалели бы денег на полноценный донат, переводил значения в баллы — правда привычные, из Младшего сегмента — и тоскливо думал, что у него таких успешных эфиров никогда не было. И быть не могло.

— Это местные рейтинги, — глухо сказала Марш. — Люди, которые это делают, нихрена не получают от этих просмотров.

— Почему?

Мужик с супом наконец-то сменился разлагающимся оленем и женщиной в пышном розовом платье. Рихард не сразу понял, что она собирается делать, а когда понял решил, что идея с глазом была вполне ничего. Стильно, сдержанно, утилитарно.