Экспресс завис прямо над головой, заслонив рассветное небо серебристым рыбьим брюхом. Опустил лопасти, тяжело вздохнул, обдав Клавдия сухим нагретым воздухом.

— «Лучший внутригородской перевозчик — быстрее ваших желаний», — усмехнулся он. Подкинул мелкий камешек, метя в одну из чешуек брони.

Камешек не долетел и беззвучно упал в воду.

— Эй! — негромко окликнули его с реки.

Клавдий обернулся. Синяя абра с навесом из зеркальной пленки стояла у самого берега. Миловидная девчонка с синими волосами, повязанными белым платком, стояла по колено в воде и хмуро смотрела на зависший экспресс.

— Залезай, — мрачно сказала она не поворачиваясь.

Клавдий хотел было сказать, что лодку можно пришвартовать, и тогда не придется лезть в воду, а потом решил, что ему все равно.

— А ты с претензией, да? — с неприязнью сказала девчонка, глядя, как он подворачивает брюки.

Клавдий ничего не ответил. Бросил в лодку пиджак и ботинки, забрался под навес.

— Незачем создавать себе лишние проблемы, — наконец сказал Клавдий, когда она села напротив.

— Знаешь, куда едешь? — фыркнула она.

— Если меня арестуют, в мокрых брюках я буду выглядеть еще глупее, — пожал плечами он. — Как тебя зовут?

— Грейс. А тебя — Клавдий.

Сообщив это, Грейс замолчала и отвернулась. Клавдий не пытался ее разговорить. Он смотрел на воду и пытался заставить себя нервничать. Потому что он едет совершать, возможно, самую большую ошибку в жизни. Которая может привести его к алому креслу в пятничном эфире, может забрать весь накопленный на соблюдении мелких рекомендаций рейтинг — но нервничать не получалось.

В рекомендациях содержался пункт о сведении к минимуму бытового стресса.

Оставалось только понять, считается ли собеседование у Поля Волански бытовым стрессом. Пожалуй, да. Это будет оптимальный алгоритм.

— Поль — хороший, — вдруг сказала Грейс, не глядя на Клавдия. — Он о нас заботится. Проблемы решает. И твои решит, если договоритесь.

— Чем он занимается, ты мне, конечно, не скажешь? — он слабо улыбнулся.

Грейс нервно оглядывалась и то замирала в нарочито скучающей позе, то начинала ерзать и бросать тревожные взгляды на застывший экспресс. Клавдий хотел бы как-то ее успокоить, но понимал, что идея бестолковая.

— Мы — коммуна, — неожиданно сказала Грейс, довольно улыбаясь. — Живем за куполом, изучаем способы адаптироваться к нефильтрованному излучению и необработанной пище.

— Вы едите сырую рыбу, ходите в ямы и не пользуетесь солнечными фильтрами? — настороженно спросил Клавдий.

Улыбаться сразу расхотелось.

Не может быть. Не может такого быть, чтобы Поль Волански оказался простым фанатиком из тех, кто пытается доказать, что можно пить речную воду и не усраться насмерть.

И под привычным равнодушием, под выверенным рекомендованным дружелюбием очнулось нечто совсем другое — синее, бездонное, полное слепых камер и глухих микрофонов. В синем бездонном и свободном прошлом все было совсем по-другому.

— Эй, Клавдий! — встревоженно окликнула его Грейс. — Ну и рожу ты состряпал!

— Все хорошо, — сказал он и даже поверил. — Я задумался.

— Я Полю скажу, что ты маньяк, — заявила она. — Ты что, с курсов по управлению гневом сбежал, не дослушав?!

— Я всех там загрыз, — серьезно сказал Клавдий.

Грейс побледнела и отвернулась, но он мог поклясться, что слышал, как кто-то фыркнул. Клавдий только вздохнул. Эмма тоже не любила, когда он так шутил. И говорила, что ей бывает страшно, когда он на нее смотрит, хотя ни разу, когда Эмма так говорила, Клавдий на нее не смотрел.

Тамара понимала такие шутки. И никогда его не боялась.

Зато Клавдий окончательно убедился, что нервничать не нужно. Если подчиненные Волански так переживают из-за взглядов и шуток — значит, бояться нечего.

— Что там с рыбой и выгребными ямами? — напомнил он.

— С ямами?..

— Коммуна Волански в последние четыре года числится в реестрах, как лицензированное предприятие, изучающее возможности улучшения экологической обстановки города, — раздалось из динамиков под навесом. — Коммуна проходит регулярные проверки, каждый из участников посещает обязательные медицинские осмотры раз в месяц, чтобы следить за влиянием солнца и воздуха на здоровье. Каждый подписывает бумаги, которые ему дают и, если требуется, заучивает ответы для интервью. Карта «Хороший дом».

Голос был женский, сиплый и, пожалуй, неприятный. Клавдий понимал, что в абре больше никого нет, и все же зачем-то огляделся.

— Это наш помощник, — мрачно пояснила Грейс. — Поль ее очень любит… какого-то хрена.

Клавдий рассеянно кивнул. Рябь, растекающаяся за бортом, уже не была рассветно-розовой. Солнце начинало ощутимо припекать, и стоило озаботиться фильтрами, но ему было не до того.

Карта «Хороший дом» — значит, нет никакой коммуны. Они пьют сырую воду и ходят в ямы только в отчетах.

— За городом случаются разрывы соединения с сетью, — в голосе явственно слышалось злорадство. — Мы пишем заявки во все центры. Дафна иногда виснет на несколько секунд, можете себе представить?

Сначала Клавдий увидел, как неприязненно скривилась и отодвинулась к борту Грейс, и только потом заметил рядом с ней едва различимый в ярком солнечном свете силуэт.

Слабые трансляторы не справлялись с визуализацией, изображение выходило почти прозрачным, и все же Клавдий смог рассмотреть помощника Волански.

Рядом с Грейс сидела женщина в черной куртке.

Клавдий несколько секунд завороженно наблюдал за ней, забыв о коммуне и о том, зачем он туда едет.

Она щурилась на свет, в коротких волосах путался ветер, Клавдий даже разглядел солнечные блики в алых глазах. Это была изумительная работа — идеально синхронизированный с окружающим миром аватар, с проработанной мимикой и живым лицом, со всеми его недостатками. И это при явном недостатке камер, на которые она могла опираться при синхронизации!

Наверняка ведь ее создатель использовал оцифрованный материал. Интересно, кем ему была эта женщина, если он пошел на такой спорный поступок?

— Надеюсь, мы подружимся… дорогуша, — равнодушно сказала она.

Прежде, чем Клавдий успел ответить, лодка начала замедляться.

Он обернулся и увидел первую платформу.

…

Рихард не мог уснуть. Утром ему удалось задремать в кресле на террасе, за пару часов до рассвета, но потом ожил визгом экспрессов и аэрокэбов город, ожили жирной пудровой духотой соседские розы, ожили двери и окна — они распахивались, хлопали и стучали, выпуская на улицы людей, живых и отвратительно говорливых. Пришлось спасаться в стерильном, прохладном полумраке спальни, пропитанном безликим ароматизатором «жилой дом». В Среднем Эддаберге меньше пользовались домашней парфюмерией, но Рихард не мог избавиться от этой привычки — пусть невидимые диффузоры раз в полчаса выдыхают облака лживой композиции с приглушенным запахом выпечки, стираной ткани, паркетного лака и чайной заварки.

Но этим утром запах раздражал. Раздражали холодные простыни, раздражала тишина, музыка, звуки из открытых окон. Раздражало снотворное, которое никак не действовало.

К ночи сил на раздражение не осталось. Он промаялся весь день, ходил по городу оглушенный, как в первые дни, и не понимал, где находится и почему.

Ему пришел ответ из центра устройства. Его зачитала Дафна — она зачем-то визуализировалась, чтобы это сделать. Рихард никогда не просил ее показываться. Еще с Аби он ненавидел смотреть помощнику в глаза, а теперь ему хватало Марш.

Но на этот раз Дафна, не спросив разрешения, появилась в его доме, села в кресло у окна, и глядя снизу вверх, улыбаясь, улыбаясь — мало ему было одной вечно ухмыляющейся паскуды! — сказала, что ему предложено место младшего ассистента медиабайера без возможности карьерного роста. В фирме, отвечающей за рекламное пространство в Семнадцатом секторе Среднего Эддаберга.