– А ты, Санек, часом не вышибалой в каком-нибудь частном заведении работаешь или, что более реально, телохранителем? Сейчас ведь это сверхмодно, – перебил я его, отмечая все более нарастающий интерес к своему новому знакомому.

– А вот сейчас мимо ушло, – усмехнулся Сашка. – Не выношу разруливать чьи-то проблемы, особенно если это в обязаловку, да ещё за деньги.

– Тогда ты в боксе преуспел и, наверняка, какой-нибудь чемпион, – не унимался я, вызывая парня на откровенный разговор.

Водителя мой последний вопрос зацепил точно. Больше минуты он что-то молча обдумывал, затем, вероятно, взвесив все за и против, на секунду оторвался от дороги и внимательно посмотрел мне в глаза. – Для меня, кореш, это больная тема, но, если тебе так интересно, могу кое-чем поделиться, а там делай выводы сам.

– Мне было четырнадцать, когда наша дворовая пацанва затащила меня в зал классической, а как сейчас говорят греко-римской борьбы, – неспешно повёл свой рассказ Сашка, не отрывая свой взгляд от дороги. – Добросовестно отдав этому виду спорта два полных года, я успел зарекомендовать себя как довольно перспективный спортсмен с хорошим будущим. Возможно, так бы оно и случилось, но однажды в нашем зале обосновалась секция бокса. Тренера, не очень довольные таким соседством, тут же поделили помещение надвое и заключили устный договор, по которому боксёры не должны вступать на наш ковёр, а мы не должны прессовать их мешки и груши. И вот тут во мне словно бес проснулся. Кулаки Санька не просто чесались, а натурально горели огнём при одном виде этих кожаных боксёрских снарядов. Сдерживал я себя ровно две недели, а потом сломался. Решение проблемы пришло быстро. Как-то после очередной тренировки я предложил своему наставнику делать перед каждым занятием влажную уборку спортзала. В результате чего вместе со шваброй и ведром я без труда заполучил второй комплект дверных ключей от помещения.

С того дня нарушитель конвенции стал регулярно, просто с каким-то диким азартом истязать запрещённые договором боксёрские снаряды. И если начистоту, то без всякого зазрения совести. При этом, с каждым последующим занятием гул от моих корявых ударов гулял по залу всё более громко и выразительно. Однако партизанщине этой, уже через месяц пришёл конец. В один из зимних вечеров, в самый разгар очередного поединка с тяжёлым боксёрским мешком, у меня за спиной неожиданно прозвучал спокойный, но с оттенками металла голос.

– Вот мы и выяснили, что за крендель такой треплет наш спортивный инвентарь.

Оглянувшись назад, я в жутком смущении встретил взгляд тренера боксёрской секции. Та неожиданность, с какой последний появился в зале, и его абсолютный авторитет среди парней заставил меня на время онеметь и поменять цвет физиономии на более яркий.

К моему удивлению, вместо ожидаемого и вполне заслуженного разноса, Олег Семёнович прямиком направился к большому железному шкафу, выуживая на ходу из кармана спортивной куртки небольшую связку ключей.

– Раз так пошло, давай показывай, чего успел здесь наработать, – с нескрываемой иронией и в тоже время с интересом, неожиданно выдал тренер, возвращаясь ко мне со стандартной боксёрской лапой.

Долго просить и уговаривать нарушителя конвекции не пришлось. Окрылённый всем происходящим, я трижды всадил свой правый кулак в эту, уже конкретно потёртую бойцами кожаную мишень. И если судить потому, как рука Семёныча довольно откровенно пошла вниз, а лицо заметно посерело, дебют мой в боксе удался. Между тем тренер, не сказав ни слова, развернулся и вновь направился к сейфу. Покопавшись в нем, он вернулся назад, но уже с парой новеньких боксёрских перчаток.

Натянув их на мои кулаки, он подвёл меня к большому, в рост человека, зеркалу, и, взяв за локти несколько раз, медленно показал правильное движение рук для проведения прямых ударов. Затем уже самостоятельно, контролируя себя в отражении, я повторил этот свой первый урок не менее двухсот раз.

– Кулак – это снаряд, летящий по кратчайшей траектории к цели, – наставлял Семёныч, наблюдая за моими стараниями. – Всё остальное, с пальцев на ногах и до макушки головы, – есть пусковой механизм. И чем резче и слаженней он сработает, тем больший урон сопернику принесёт выброшенная тобой рука.

Пройдя этот своеобразный курс молодого бойца, мы вновь вернулись к работе на лапах. По всему было видно, что тренер, ничуть не меньше своего ученика увлёкся этим занятием. Наша пара так азартно взялась за дело, что даже не заметила, как в зале нарисовалось ещё одно, далеко не равнодушное ко всему происходящему лицо. Вежливо попросив меня удалиться в раздевалку, тренеры остались выяснять отношения один на один. В результате этих недолгих, но эмоциональных переговоров мне было предложено сделать выбор, который, после короткого колебания выпал на бокс.

Зима того года пролетела как никогда быстро. За те четыре месяца, что я провёл в своём новом статусе, коллектив меня, так за своего и не принял. Виной тому, возможно, было особое внимание тренера к сей новоявленной персоне. Ведь как ни крути, а половину всего отпущенного на тренировочной процесс времени он целенаправленно отдавал именно мне. Хотя парням, возможно, не понравился мой независимый характер. Впрочем, Сашке на всё это было глубоко плевать, главное, что чувствовал я себя в зале достаточно уверенно и комфортно.

Сказать правду, на том ограниченном стенами пространстве, ежедневно присутствовал один человек, душа которого была открыта для каждого. Он с кем угодно легко находил общий язык и тему для беседы. Ему симпатизировали все: как школьные учителя, так и уличная, прожжённая жизнью братва. Кстати, фамилия у него была более чем знаменитая, Разин. Был он старше меня всего на год, но уже успел прожить в боксе четыре полных сезона и по праву считался одним из самых успешных спортсменов нашего города. Особенно от Борьки были без ума девчонки. Однако симпатяга и весельчак парень, никому из них не отдавал предпочтения, и в то же время никому не позволял усомниться в их реальных шансах на его сердце. Если честно, я не могу припомнить ни одного случая, когда бы здороваясь при встрече, Боб дружески мне не улыбался.

И надо было такому случиться, чтобы в самый разгар весны, на моем первом в жизни соревновании, жребий свёл в поединке именно нас.

Накануне боя, вопреки логике, я не испытывал каких-либо сильных эмоций. Во мне, скажу честно, не было даже намёка на волнение, а тем более страха.

В то памятное, обещающее хороший день утро я никуда не спеша брёл по залитым ярким весенним солнцем улицам, с радостью отмечая стремительное пробуждение уставшей от зимы природы. Когда до Дворца спорта оставалось пройти менее трети пути, мой слух вдруг резанул лихой хулиганский свист, возникший из-за спины. Я бы, наверняка, на него не отреагировал, если бы точно не знал, чьё именно это творение. Терпеливо дождавшись, когда две знакомые мне с детства фигуры подойдут поближе, вполне законно интересуюсь, отчего у тех сегодня такие счастливые рожи и куда закадычные друзья Генка и Витёк держат путь.

Получив от приятелей встречный вопрос, объясняю им коротко, что к чему и как. За что тут же получаю законную порцию обвинений и упрёков по поводу своей беспонтовой, по их мнению, партизанщине.

Вполне искренне покаявшись и заверив друзей, что впредь такое не повторится, я повёл неразлучную и, наверняка, самую преданную мне пару болельщиков в зал.

Всю дорогу друзья юморили и смеялись, чем заметно подняли моё не совсем весёлое настроение. Наверно, им по жизни суждено было быть больше клоунами, чем обычными слесарями. Ведь где бы ни появлялся долговязый и невероятно худой Витек и низкорослый, резкий, как пружина Генка, там всегда был смех, шутки да всевозможные приколы. Вот и сейчас, добив на ходу початую бутылку портвейна, друзья просто блистали своим черным юмором. Типа:

– Если тебя вырубят, то не просто падай на пол ринга, а исполни этот процесс красиво, чтобы, как в кино, как в Голливуде, всё смотрелось достойно.