– Тогда почему ты считаешь, что лучше поехать моим мальчишкам?

– Потому, что они уже не мальчишки, Гарольд. Гарет – отличный воин, он прошел несколько войн, от оруженосца и знаменосца датского короля, до рыцаря. Гэбриэл – драконоборец и герой, пока что Поймы и части Юга, но если они вдвоем победят Корнелия, они станут героями всего Нордланда. И ты это прекрасно понимаешь. Это изменит расклад сил так, что нашим врагам не останется ничего, кроме как и дальше сидеть и копить бессильную злобу. Не забывай, с ними буду я. И мои гвардейцы. Твое отсутствие никоим образом не послужит во вред делу – все знают о твоей болезни, и никто не осудит тебя за то, что ты остаешься. Теперь о марьяже Гарета…

– С Софией Эльдебринк?

– Я хотел бы этой свадьбы, не скрою. – Признался кардинал. – Мне не безразлична судьба Софии, я люблю ее всем сердцем. И не только потому… Ты знаешь, почему. Нет, она прекрасная девочка, умная, пылкая, чистая, верная. И чем больше я наблюдаю за Гаретом и узнаю его, тем сильнее мое желание, чтобы именно он стал мужем Софи. Но есть и еще варианты, и именно здесь, в Нордланде, а не в Англии и Германии, как полагает королева. Например, Анна Бронсон… Или Фиби Еннер. Теперь, после того, что случилось с Лайнелом и Луизой, царствие им небесное, ее брак с Гаретом полюбит весь Остров. Это будет великолепный политический ход. Они станут героями всего Нордланда… О них будут петь на улицах. Главное – спасти девушку. Боюсь, Гарри спасти уже не удастся. Но я молюсь о нем каждый день.

– Я тоже. Это ведь мой крестник. – Тяжело вздохнул принц. – А их младшенькую, Флер, я и не видел… Господи! Спаси хотя бы девочек! Друг мой, нужно отправляться туда, как можно скорее, и попытаться спасти хотя бы дочерей Лайнела! Я возьму на себя опеку над ними и позабочусь об их будущем.

– Конечно. Я написал нужным людям в Фьёсангервене и Хорсвилле, и если только есть хоть малейший шанс спасти Гарри, если он все-таки избежал ловушки, его спасут и спрячут до нашего появления. А девочек… Кто бы ни устроил эту чудовищную аферу, девочки нужны ему, как воздух и соль. Мои гвардейцы подойдут к Блумсберри уже через неделю, и можно будет отправляться в Лионес.

– У меня на душе неспокойно. – Пожаловался принц. – Вроде, все верно, и шансы на победу высоки… Но я бы не относился к нашим врагам так оптимистично. Бергстрем хитер и безжалостен, и мы по-прежнему не знаем, чего ждать от руссов и эльфов… Кстати, ты не прав: нет шаха королю. Посмотри-ка на моего слона и на своего ферзя.

Амалия так настойчиво приглашала Гэбриэла поздно вечером в сад, что он просто не мог не пойти, хоть давно дал себе слово избегать красавицы-испанки. Или кто она там была? Узнав от Лодо, что она еще и шпионка инквизиции, Гэбриэл и вовсе потерял малейшее желание иметь с нею хоть какие-то общие дела, хотя Гарет, напротив, признался, что охотно с нею закрутил бы опасную интрижку. Гарету хотелось острых ощущений, а Гэбриэл опасался проблем с Солнышком. Вот и сегодня, отправляясь в сад, где в этот час обычно никого уже не было, – рыцари и дамы опасались вечерней росы, которая могла повредить их роскошной обуви, – Гэбриэл попросил брата и Иво подстраховать его.

– Вы того, – попросил он, – не показывайтесь, но если что, будьте рядом. Я этой дамочке не доверяю. С нее станется, какую-нибудь фигню учинить, а Солнышку потом не докажешь ведь ничего!

– Ты не Солнышка, ты ее мужа бойся. – Серьезно заметил Гарет. – Они потому на тебя и нацелились, что даже дон Фернандо понимает: со мной ему справиться будет куда сложнее, чем с тобой. Не сверкай глазами, пока это так. Хоть, должен признать, успехи твои даже меня впечатляют. – Он потрепал брата по плечу. – Давай, Младший, дерзай! Я бы на твоем месте ее все-таки поимел… Но ты ж верный жених.

Гэбриэл вышел в Золотой сад, в этот час благоухающий раскрывающейся ночной фиалкой и вечерней свежестью, наполненный умиротворяющим стрекотом цикад и мягкими отголосками голосов из-за окон и внутренних стен. Амалия сидела на краешке солнечных часов и пила вино. Гэбриэл вынужден был признать: женщина красивая, и подать себя умеет. Сидела она именно так, чтобы гибкость ее тела, красота рук и шеи видны были особенно отчетливо. Засмеялась при виде него, искусно имитируя легкое опьянение:

– Вот и мой бука граф! – И акцент ее, что ни говори, был очарователен. – Не бойтесь! Я не стану вас провоцировать. Вы уезжаете, я тоже, и вот… решила напоследок поговорить с вами. Присядете? – Она широким жестом указала на солнечные часы возле себя. – Конечно, нет! Вы такой… правильный. Суровый, сдержанный, с ума сойти! Удивляюсь, как вы снизошли к просьбе женщины? Неужели ваше сердце не настолько каменное, как кажется?

– Я, сударыня… – Гэбриэл коротким кашлем заглушил предательское «это», в минуты волнения или, как сейчас, смущения так и рвущееся наружу не смотря ни на что, – не научен всякой куртуазной… – Снова «кхм», – ну, вы знаете.

– Знаю. – Амалия снова сделала изящный крохотный глоток, теперь в самом выгодном свете подчеркнув чувственность и некую… умелость своих губ. – Вы в самом деле не догадываетесь, как это действует на женское сердце? И это не умелая игра?

– Игра? – Нахмурился Гэбриэл.

– Куртуазные манеры действуют на молоденьких девочек или непуганых монашек. – Пояснила с веселой улыбкой Амалия. – А на искушенных и охладевших к любовной игре женщин действует вот такая… суровая сдержанность и нарочитое презрение к условностям. Вкупе с подвигами. Убийством дракона, например. Впервые в жизни я увидела настоящего дракона, убитого рыцарем! Вот номер! – Она рассмеялась. Смеялась она красиво, словно какая-то веселая птичка выводила непринужденную музыкальную трель. – Я с ранней юности слышу от мужчин, что они убили того, другого монстра, завалили огромного медведя, страшного тигра, лютого барса! Но вот досада, чучело сделать не удалось! Не смогли доставить трофей домой! Когда я услышала про вашего дракона, я посмеялась в душе и поаплодировала вам и вашему брату: браво! – Воскликнула я в своем сердце. Браво, Хлоринги! Что там лютые барсы и огромные львы?! Дракон! И девица, обязательно должна быть девица! – Она неожиданно перестала смеяться, уставилась прямо в глаза Гэбриэлу своими чудными лучистыми южными глазами, и Гэбриэл невольно сглотнул. Хороша. Черт, хороша ведь! И что-то такое в ней есть, что роднит ее, саму чуточку, с Алисой, которая когда-то изумила и покорила его именно вот такой же артистичной непосредственностью и странностью.

– Но вы привезли и девочку, и дракона. Настоящего дракона. И я не смеюсь. В моем сердце нет смеха. Только зависть и печаль. Я завидую вашей невесте! Вы так смотрите на нее, как никогда и никто не смотрел на меня. Я не собираюсь отбирать вас у нее, я понимаю, насколько это нереально. Уже поняла. Но мне так хочется… хоть немного вас. Немного вашего внимания. Немного вашего присутствия, со мной, наедине. Это немного. Совсем немного! Давайте, просто, посидим… Поговорим. Выпьем вина. Вы расскажете мне что-нибудь о ваших подвигах… Или еще что-нибудь. Только, умоляю, ни слова про вашу невесту! Мы просто немного побудем наедине. Умоляю, граф! Это все, чего я теперь осмеливаюсь хотеть. Вы так чертовски хороши, так недосягаемы и прекрасны, что мое сердце впервые в жизни обливается кровью… Все эти дни в вашем замке я училась смирению и умению принять поражение. Я хорошая ученица! – Голос ее задрожал, обретя такие искренние и нежные нотки, что сердце Гэбриэла, отнюдь не каменное, дрогнуло и смягчилось. – Я проиграла… Но не жалею. Проиграть такому мужчине, как вы – мечта любой женщины, которая считает себя сильной, и чья сила выстудила и опустошила ее сердце. Я хочу немного побыть слабой, глупой и влюбленной. Завтра это будет уже не так. Я стану снова самой собой. Но сейчас… неужели вы откажете мне в такой малости?.. Обещаю, что даже не прикоснусь к вам! Не надо меня сегодня бояться!

– да я… – Смущенно выдавил из себя Гэбриэл, которому было и приятно, и неловко, и как-то не по себе, – не боюсь, вообще-то. – Подошел и присел на другой край часов. – Мне просто… (кхм), – не доводилось еще так… Лучше вы сами, того – расскажите чего там.