– Мы решим это все, младший. – Пообещал Гарет, когда они остались в его покоях, чтобы поговорить и перекусить. – На волю судьбы мы все это не оставим, будь уверен. – Подошел к карте Нордланда, уставился на озеро Зеркальное и вытекающие из него реки. – Обещаю, не убедившись, что оставляем за спиной крепкий тыл, мы не уедем.

Гэбриэл подошел к нему.

– Это и есть Междуречье?

– да. – Гарет погладил ладонью Зеркальное. – Древний Дуэ Альвалар. Эльфы говорят, что сначала из океана поднялась огнедышащая гора, и лишь затем возник Остров. А потом с неба упала звезда, прямо сюда, – он отнял руку и указал на остров посреди озера. – Удар был так силен, что возникло озеро. А остров, на котором потом возник Альвалар, столица эльфов Ол Донна – это и есть остывшая звезда. Там стоят пять башен, по одной для королей пяти народов Острова. Белая башня – Таэр. Ол Таэр – это и есть эльфы Белой Башни. Башня Перворожденных, так же: башня Силы. Красная Башня – башня Огня, башня эльфов Элодис. Изумрудная башня – башня Разума, башня эльфов Фанна. Нефритовая башня – башня Духа, башня фей… И черная – башня драконов… Но она по сей день запечатана.

– Почему?

– А это, собственно, и есть причина войны эльфов и драконов, что бы там эльфы не говорили по этому поводу. Драконы считали себя равным эльфам и феям народом, эльфы же считали, и считают теперь, что они – младший народ, как дриады, русалки, элвины и прочие малые народцы. В качестве доказательства драконы указывали на черную башню, но эльфы утверждали, что драконьей ее называет суеверие, на самом деле никакого отношения к драконам черная башня не имеет. И при этом не позволяли драконам даже приблизиться к ней.

– Не честно, нет? – Задумчиво произнес Гэбриэл. – А что в них такого важного, в башнях этих?

– Распечатавший башню станет королем Старших Народов. На сегодняшний день распечатаны две: Белая и Нефритовая. Поэтому Ол Таэр – короли, а феи – королевы. Красная и Изумрудная сожжены драконами до основания. И Черная – все еще стоит. Ждет своего короля.

– Блин, ничего не понял. – Признался Гэбриэл, подумав. – А Кину, когда о войне рассказывал, о башнях не упомянул… Типа, драконы воевали потому, что злобные твари. А они боролись за свое, как умели, нет?

– Возможно. – Пожал Гарет плечами. – Но какие-то резоны у эльфов так поступать были. Наверное. – Он помолчал. Скользнул пальцем по реке Лав.– Вот это Лавбург, там сейчас обретаются оба Бергстрема, наши с тобой главные враги в Междуречье.

– Я помню. – Стиснул челюсти Гэбриэл.

– Здесь Брэдрик. – палец Гарета скользил по карте. – Здесь – Фьесангервен и Северная Звезда. Далеко забрался этот чертов поп… Чем он людей берет, интересно? Не сказками же про развратных баб?..

– Мы отправляемся туда?

– Нет. В Лионес. – Палец Гарета вернулся к Фьяллару, указал на большой остров посреди Великой реки. – Там будет тинг. Он там всегда собирается. Это город на острове посреди Фьяллара, четко между Элодисом, Далвеганом и Анвалоном. С правами вольного города, так что хозяев у него нет. – Гарет помолчал. – Самый красивый город Острова… И самый романтичный. Его заложил Карл Великий для Дрейдре после победы над драконами, потом он отошел к Анвалону, и вновь был захвачен Карлом Хлорингом, на этот раз – Карлом Вторым, будущим Основателем, и вновь подарен любимой жене… И здесь венчались Генрих Великий и его возлюбленная, эльфа Изелина. Я в юности думал, что если женюсь, то обязательно в Лионесе, чтобы мой брак был освящен моими предками и их личным счастьем.

– Женишься еще.

– Не хочу больше. – Отвернулся от карты Гарет. – В смысле, в Лионесе жениться не хочу. Раз придется, то в Элиоте, торжественно, при всех регалиях… – Он неожиданно засмеялся, стряхнув серьезность:

– Если, конечно, мы уцелеем во всей этой междуреченской авантюре!..

– Ты этой своей… Софии написал?

– Нет. – Улыбка исчезла с лица Гарета мгновенно.

– А думаешь?

– Что думаю?

– Писать?

– да. – Гарет вернулся к столу, не садясь, налил портвейн себе и брату.

– И в чем проблема?

– Во всем. – Посмаковав вино, признался Гарет. – Я не хочу жениться на англичанке, как требует королева, ничего против Англии я не имею, там у меня друг живет, все нормально, просто… Девчонка молоденькая совсем, пока переговоры, пока свадьба, пока она сможет наследника родить… У нас нет такого времени, у нас и так-то его нет. Я давно, еще весной, решил, что женюсь на Софии. Она мне идеальная пара, и по расчету, и так – она… хорошая девушка. Я даже какое-то время думал, что влюблен в нее. Она будет мне идеальной женой.

– И?

– Я тогда же решил, что не буду делать предложение так, как есть. – Признался Гарет. И, в отличие от кардинала, брат понял его мгновенно. Гэбриэл тоже не хотел бы свататься к девушке из безысходности, только ради того, чтобы обрести союзников и упрочить свое положение. Ну, по крайней мере, чтобы…

– Чтобы она всю жизнь потом думала, что стала всего лишь фигуркой на доске наших игрищ поганых? – Озвучил эту мысль Гарет. – Она этого не заслужила, Гэйб. Она заслуживает красивого сватовства, настоящей свадьбы, и, мать его, настоящего счастья. Даже если я этого всего не заслужил, пусть хоть кто-то в нашей нелепой семье будет счастлив.

Повисла тишина. Гарет знал, что сейчас творится в голове Гэбриэла, и тот знал, что Гарет это знает. И потому слова были не нужны. Гэбриэл неторопливо допил вино и тоже встал.

– Ну, так садись, и пиши. Вот это самое и напиши. Что не хотел жениться, словно с ножом у горла. Хотел, чтобы так: добровольно и как бы сам, в силе и славе. Пообещай ей это. Вот увидишь, ЭТОГО счастья ей хватит на всю остальную жизнь. Даже если мы сгинем к чертям, она помнить это будет, а не то, что ты удрал от нее, даже не попрощавшись.

– Не хочу, чтобы она меня жалела.

– Да-да. Пусть лучше себя жалеет, и от любого нового жениха шарахается, как от карга вонючего. – Фыркнул Гэбриэл. – Пиши давай! А я к себе. С армигером мириться своим.

Софии письмо герцога Элодисского вручили через две недели, в Урте. Увидев герб на печати, София так испугалась и разволновалась, что первым побуждением ее было – бросить письмо в море. Она даже побежала для этого на наружную стену, но рука не смогла бросить – прижала письмо к груди. Девушка даже расплакалась, проклиная Гарета: зачем, зачем он все же написал теперь, когда она пережила и унижение, и отчаяние, и разочарование, и боль, и гнев?! Когда напридумывала себе всяких унизительных подробностей и деталей, вроде того, как он смеется над ее письмом и зачитывает его вслух каким-нибудь…собутыльникам?! И что он мог написать ей ТЕПЕРЬ?! Все стало куда хуже, и он вынужден снова искать ее руки, под давлением королевы? Да за кого он ее принимает?! Запечатанный красной сургучной печатью с оттиском гербового перстня герцога Элодисского свиток хранил не письмо – он хранил в себе надежду, страх, слезы или радость, на которую София почти не рассчитывала – но пока не вскрыла письмо, надежда была. И открывать это письмо ей было так страшно, как никогда в жизни. Она вернулась с письмом к себе и забилась в угол постели, пытаясь приготовиться к жесточайшему оскорблению в своей жизни. Убеждала себя, уговаривала, настраивала. Кот Маффин запрыгнул к ней, начал тереться о руки, замурчал, утешая и подбадривая. Несколько раз глубоко вздохнув, София тряхнула головой и решительно сломала печать.

«Милая София, – писал Гарет, – я долго думал, как обратиться к тебе, после той неслыханной неучтивости, с которой я покинул Урт, и понял, что не в силах обратиться к тебе с холодной вежливостью. Это противоречит всем моим чувствам. Для тебя я, разумеется, в лучшем случае невежественное и бесчувственное бревно, как ты сама и написала – поверь, я не в обиде. Но вот обвинение в расчетливости и хладнокровном лицемерии меня задело. Не буду отрицать, что ехал к вам в надежде на брак, но на брак между Седриком и Габи, о себе я и не думал. И да, этот брак и союз с твоей семьей нужен был мне чрезвычайно. Не знаю, поймешь ли ты меня, но именно потому я и не сделал тебе предложение, хотя хотел этого. Я не хотел, и не хочу, жениться на тебе вынужденно, ради выгодного союза и помощи со стороны твоего отца. Я хотел приехать к тебе победителем – или не приехать вовсе. Ты не ошиблась в моих чувствах, не кори себя за слепоту. А вот я, видимо, в твоих ошибся, и ранил тебя, не желая того. Оправдания мне нет, но объясниться я попытаюсь. Ты наверняка слышала о том, что я был одержим поисками своего брата-близнеца. Тогда, уехав из Урта, чтобы обдумать свое поведение и свои дальнейшие шаги, я неожиданно услышал кое-что, что позволило мне наконец ухватиться за ниточку, ведущую к моему пропавшему брату…»