– Что так? – Гэбриэл, умывшийся, переодевшийся в свежую сорочку, уселся за стол, который Инга и Ким уже уставили закусками. Гэбриэл давно уж узнал, что еда на его столе предназначена отнюдь не ему одному, что недоеденное пойдет оруженосцам, пажам и далее, по убывающей, и больше не старался съесть все до крошки, чтобы не обидеть подающего. И обилие закусок на столе для завтрака его уже не смущало. Даже то, что половину из того, что перед ним поставили, он не любил, и служанки прекрасно это знали. Пусть лопают. В отсутствие брата девочки приуныли, уже не пытаясь привлечь своими прелестями твердолобого графа Валенского. Пусть хоть покушают всласть! Гэбриэл был благосклонен сегодня, как сытый лев. Кевин, заметив это, постарался как-то помягче донести до него претензии к его оруженосцу.

– Мужское население города и окрестностей в ярости, милорд. Ваш армигер что-то такое делает с девицами и молодками, что они, как говорят, всякие стыд и совесть потеряли.

– Сплетни. – Хмыкнул Гэбриэл, уминая великолепный салат из маринованной моркови, огурца, малосольной семги и слегка обжаренного лука, приправленный яблочным уксусом, сладкой горчицей, кунжутом и оливковым маслом.

– По большей части да, милорд. Все это сильно преувеличено. И сам сквайр Иво ничего для этого не делает, он такой, как есть, и проблема в этом.

– И что мне его: кастрировать?

– Некоторые именно этого и требуют. – Усмехнулся Кевин.

– Ага. Щаз-з-з! – Засмеялся Гэбриэл. – Обожаю семгу! И эта-вот штука, – он неопределенно потыкал ложкой в салат, возможно, имея в виду заправку, – тоже ничего такая, смачная.

– Я передам повару вашу похвалу. – Склонил голову Кевин. – Мастер Ракуш придумал этот салат вчера.

– А что касается моего сквайра, – Гэбриэл отодвинул почти пустое блюдо, – так что мне с ним делать? Только убить, но на это я, конечно, не пойду. Проблема в том, что он хорош, зараза, и чертовски хорош! Вот бабье к нему и липнет. Это какой-то идиот конченый придумал, что женщине красота в мужчине не важна. Бабы вообще на все красивенькое и гладенькое падки, что на бирюльки всякие, что на шмотки, что на мужиков.

– Это чистая правда, милорд! – Вздохнул Кевин, не особенно видный из себя.

– Пусть терпят и получше свое бабье воспитывают. А ежели кто попытается его тронуть или там, как-то ему навредить, найду заразу и убью. – Безмятежно поведал Гэбриэл, пальцами ловя в глубокой тарелке симпатичный крепенький соленый груздь. Соленые с чесночком грибы тоже были приправлены оливковым маслом, и изящно извлекать их из тарелки умели, пожалуй, только его высочество, Алиса да Альберт Ван Хармен. Гэбриэл, конечно, уже более-менее пообтесался и не свинячил за столом так, как прежде, но все равно, до ловкости и опрятности брата и отца ему было далеко. Потому на такие блюда он решался только у себя, где его видели лишь служанки, Кевин да, в крайнем случае, брат и Иво.

На это Кевин не нашелся, что сказать. В то, что Гэбриэл Хлоринг убьет, коли пригрозил, свято верила теперь вся Пойма. Тандем «добрый и злой брат» заработал в считанные дни. Гарет постепенно перенимал репутацию своего отца, как правитель справедливый, добрый, веселый и склонный к милосердию, но при нем всегда находился его брат-близнец, суровый, неотесанный, не стесняющийся грубого словца и всегда готовый применить силу. Так что с него и взять: бандит же! Зато отважный и лихой, убийца вампирши и дракона, а теперь еще – как лесной пожар, распространялась по Пойме и выплескивалась за его пределы история, – и спаситель детей от злобной ведьмы. Стараниями братьев и нанятых Марчелло людей: бардов, странствующих коробейников и паломников, – слава Барр, или матери Августы, тоже расползалась по Острову. Именно она была виновна в смерти герцогини Лары Ол Таэр, именно она пыталась очернить графа Валенского, придумывая и распространяя про него гнусные сплетни, вдобавок, крала детей, повелевала нежитью и нечистью и превращала дохлых крыс в чудовищ-каргов. И про объявленную братьями награду за ее голову тоже говорили много и увлеченно. И эти разговоры постепенно тоже делали свое дело: в Пойме те, кто пытался повторить сплетню о содомии графа Валенского, тут же подозревались в связях с Барр и сдавались страже. В Южные Пустоши Гэбриэл решил отправить Лодо с непростой миссией: приготовить почву для переговоров с его могущественными врагами, но главное: выручить из Садов Мечты оставшихся там детей. Убийства гостей Садов Мечты должны были заставить их засуетиться и попытаться как-то исправить ситуацию. Сегодня Гэбриэл собирался поговорить с отцом и кардиналом насчет Междуречья, потом поехать к брату и обсудить все с ним. Потому особенно за завтраком он не рассиживался: дел на день у него было запланировано невпроворот. А еще нужно навестить с утра дочь и Алису не забыть, Солнышко у него такое обидчивое! Ночь была прекрасной, как давно уже не было, и нужно удержать как-то это настроение, это единение, и не скатиться опять к скандалам и ревности… Намерения у Алисы всегда были прекрасными и правильными, да и у него тоже, честно-то сказать. И как, при этой готовности любить, понимать и прощать, у них до оскорблений и крика доходило, Гэбриэл и сам сообразить не мог. Но ведь доходило же!

– Вы позволите, милорд? – Альберт Ван Хармен вошел, когда Гэбриэл уже допивал токайское, к которому пристрастил его отец. Тот кивнул:

– Говори.

– Я только хотел напомнить вашему высочеству, что госпожа Глэдис Твидл еще не вернулась.

– И что? – Насторожился Гэбриэл, ставя бокал на стол.

– Она уехала по просьбе их светлости в деревню Липки, чтобы отыскать бывшую вашу няню, и узнать у нее, кем был паж, приставленный к вашим высочествам…

– Я знаю, зачем она уехала. – Гэбриэл нахмурился.

– Ее нет уже несколько дней.

– Это долго? – Гэбриэл в целом уже неплохо знал карту собственного герцогства, но все эти деревеньки, особенно в Пойме и в Элодисском лесу, – как их запомнить, их десятки, и все какие-то… Нет, Гарет не только все знает, но знает и то, где какая находится, и как туда доехать, и сколько туда занимает дорога времени. Но он-то не Гарет!

– Это очень долго, сэр. – Альберт говорил серьезно, и у Гэбриэла что-то неприятно засосало под ложечкой. – Недели на все должно было хватить. Даже учитывая какой-либо форс-мажор.

– Хорошо. Я отправлю туда Лодо, все вызнать. Или встретить ее по пути. Что-то еще?

– Да. – Гэбриэл этому даже не удивился. – От капитана Гранствиллской стражи пришло донесение, что в Малом Городе произошло какое-то отвратительное происшествие.

– Какое? – Вздохнул Гэбриэл, поднимаясь из-за стола.

– Гонец не смог толком объяснить. Капитан на месте, ждет вас или их светлость.

– Посетители есть?

– Графиня из Дубков, сэр. По поводу неуплаты налогов. С детьми.

– Графиня обождет. – Решил Гэбриэл. Он знал о ней от брата, который давно все насчет нее решил и велел Гэбриэлу озвучить это решение. Это и в самом деле подождет. – Я к дочери. Не в курсе, что там?

– Все прекрасно, сэр. – Альберт позволил себе чуть улыбнуться. – Их высочество, как всегда, веселы, резвы и склонны к шалостям.

– «Склонны к шалостям!». – Засмеялся, передразнивая его, Гэбриэл. – Скажешь тоже! Дает няньке шороху, так-то правильнее! – Заправил сорочку в штаны, надел темно-серый, шитый серебром, жилет, подпоясался роскошной перевязью с длинным кинжалом. Привычно повесил на шею рыцарскую цепь с орденом святого Георгия. Без всех этих регалий он уже начал чувствовать себя словно бы не одетым, и понимал теперь брата, над которым прежде посмеивался. К головным уборам он пока так и не привык, и в замке ходил с непокрытой головой, и это ему уже научились прощать: что с него, с бывшего разбойника, возьмешь? Зато убил дракона! – А ты, Альберт, что про моего сквайра думаешь?

– Ему следует вести себя немного благоразумнее. – Последовал ответ. – И не афишировать свои приключения на любовном фронте. Дело не в приличиях и не в традициях, а в элементарной безопасности, ваше высочество. Человеческая зависть – одно из самых разрушительных чувств, оно толкает людей на самые грязные и грешные дела.