Гэбриэл погладил рукоять своего меча, на миг нахмурился, мысленно увидев его в руке Смайли. Ублюдок… Тварь! Зубы стиснулись сами собой… И тут же гримасу ненависти сменила кривая усмешка. Ничего. Он ответил за все, мразь. А вот свои регалии Гэбриэл у Брэгэнна-то так и не забрал. И самого Брэгэнна не поймал… Гэбриэл нахмурился своим мыслям, но тут же новые впечатления вытеснили даже неотступную тревогу за брата: он увидел гномий квартал на скале, кучу домиков, крыши нижнего яруса которых были террасами следующего. Домики были симпатичные, яркие, украшенные сверкающими орнаментами и затейливой резьбой, которую полуэльф отлично различал, не смотря на расстояние – скала, на которой располагался квартал, тоже стояла в море, в отдалении.
– А гномы там еще живут? – Спросил он, чувствуя себя мальчишкой, впервые познающим мир.
– Живут. – Наклонившись к его уху, шепнул Кину. – Но людям, даже самым симпатичным из них, это знать не надо. – Он отстранился и подмигнул Гэбриэлу, который озирался, не зная, что спросить еще и что рассматривать в подробностях первым: столько здесь было всего удивительного, странного, непохожего ни на что!
«И я даже не знаю как тебе расказать мое солнышко, – старательно выцарапывал он своим мелким почерком, без заглавных букв и запятых, прикусив язык от усердия – брата-то нет, а никому иному, даже Кину, Гэбриэл своих чувств к своему Солнышку доверить не мог, стеснялся – жуть, – все что я тут увидал и узнал. вернусь и все опишу как уж получица ты меня всегда лучше всех понимала. ты знаешь чуство у меня такое словно я который этого не видел и я который это увидел это два совсем разных гэбриэла прости что понятней сказать не могу. мне безумно много хочеца тебе расказать а главное как мне тебя не хватает каждую минуту в каждом месте в котором я побывал. каждое из них я хотел бы увидеть вместе с тобой и послушать что ты скажешь и расцеловать твои маленькие пальчики и ямочки в уголках твоих губ смотреть на которые я люблю даже больше чем на твою грудь. представляю как ты сечас смутилась мой нежный ангел и как улыбнулась читая вот эти мои слова и сердце моё рвёца рвёцца к тебе так что я и сказать не могу. ты и вдали от меня моё рыженькое солнышко тёплое с лучиками которое со мной гдебы я нибыл но понастоящему я буду счаслив только когда вернусь и обниму тебя крепко-крепко. если ты попрежнему поёшь отцу передай ему что я очень его люблю и вспоминаю каждый день и очень беспокоюсь не болеет ли он. будь с ним нежной так как только ты это можешь! Расцелуй за меня мою вэнни и скажи что папочка ее любит безумно и скучает также.привет иво скажи ему что я его часто вспоминаю. пусть будет осторожнее со своими бабами подругами. шучу. и пока что досвиданья мой маленький ангел люблю тебя больше жизни. твой гэбриэл». Запечатать письмо Гэбриэлу оказалось нечем: перстень с личной печатью тоже украл Брэгэнн, и Гэбриэл скрежетнул зубами, обнаружив это, а письмо запечатал Кину, он же отправил, сказав, что эльфийская почта доставит его скорее, чем человеческая, да и надежнее намного. О том, что с ними случилось у Кальтенштайна, Гэбриэл писать не стал. Вернется, и все расскажет. А заставлять родных волноваться, переживать от бессильного страха за них – зачем?.. Через два часа они уже грузились на морскую торговую шхуну «Нарвал», с русско-нордской командой. Шхуна шла из Клойстергема с грузом ткани для парусов, китового жира и ворвани, а так же разных скобяных товаров, необходимых в хозяйстве. Гэбриэл уплатил за себя и своих людей, продав охотничий кинжал с золотыми насечками и украшениями из мелких алмазов. В конторе Райя ему ожидаемо не поверили на слово, а перстня с печатью и прочих необходимых регалий у Гэбриэла больше не было. Всего этого, а так же денег, доставшихся Брэгэнну, пусть и всего трех талеров, завалявшихся в седельной сумке, жаль было безумно. Ничего, пусть, сука, шикует, пусть радуется… Недолго осталось!
– Я полагаю, – сказал Дрэд, перебирая четки, – что у вас есть некие особые возможности… Не хочу знать, какие именно, но полагаю, что весьма действенные, да, да…
– Что тебе надо? – Своим как бы утомленным, холодным голосом поинтересовалась Барр. Она встретилась с Дрэдом в Сандвикене, по его просьбе, но человек этот ей не нравился. Хотя сказать следовало не так; ей вообще почти никто не нравился, нет: человек этот ей активно не нравился, она предпочла бы видеть его мертвым. И предпочла бы не иметь с ним дел. Он был манипулятором, из тех, кто никогда не скажет прямо, никогда не попросит и не попытается убедить. Он будет играть, как кот с мышью, лгать, шантажировать, вынуждать, и до того привык к этому, что будь у него жена, он и ее бы вынуждал поступить по-своему вместо того, чтобы прямо приказать или попросить. Даже суп любимый на ужин заставлял бы приготовить путем сложных ходов, шантажа и прочих манипуляций. А ведьма была не из тех, кто позволяет играть с собой.
– Скажи прямо, чего хочешь. – Сказала она, глядя в глаза Дрэду. – Я не желаю ждать, когда ты слепишь из своего дерьма конфетку и завернешь ее в красивый фантик. Тебе опять надо, чтобы в Пойме убивали и грабили?.. Братья оказались не так глупы и беспомощны, а главное – их отец оказался умнее тебя. Расправа над Псами подняла их престиж. Что ты придумал теперь?
– Принц Элодисский оказался умнее вас с Драйвером. – Дрэд разозлился. Эта баба и в самом деле пугала его. Встреча с Гохэном заставила посла-инквизитора пересмотреть привычную картину мира, внесла неопределенные константы в формулу бытия. Здесь и в самом деле происходили чудовищные и невероятные вещи. Здесь существовали эльфы, – но ладно, Дрэд убедил себя, что они никакие не волшебные существа, просто немного другие. У них есть кровь, плоть и их можно убить. Но здесь существовали драконы и непонятные, но страшные демоны, здесь существовали рыжие тролли, голову и лапы которого отрубил проклятый мальчишка Хлоринг, и которые Дрэд видел своими глазами. Это было противно и страшно сознавать. Этого не должно было быть, это все переворачивало с ног на голову, это могло посеять хаос в умах… Этот Остров с его странными вещами и непотребными существами следовало уничтожить. Командор попал под чары проклятой Изабеллы, которая – Дрэд теперь ничему не удивлялся, – наверняка и сама ведьма. И теперь его не заставить призвать крестоносцев, если только…
– Вы же наверняка хотите дать им волю. – Сказал он. Хорошо. Отбросим прелюдии. Как сказал Хлоринг? Время французского бранля прошло. – Тем существам… В создании которых вас обвиняют.
– А тебе это зачем? – Ведьма не удивилась, не рассердилась и не стала ничего отрицать. – А главное – и это куда важнее, – зачем это мне?
– Если эти… э-э-э… существа, – начнут терроризировать Южные Пустоши, народ и местные дворяне испугаются и обратятся к твоему барону за помощью. Он обратится к принцу Элодисскому – только пусть обставит это публично, да, да… Люди должны знать, что обращение было, и не возымело действия.
– Не возымело?..
– Его сыновья и большая часть обученных наемников на Севере. И поверьте, госпожа Барр, им там сейчас нелегко. Тогда Драйвер обратится к командору иоаннитов, Бриану де Латрей, за помощью. Иоанниты помогут.
– Вы полагаете, иоанниты смогут это сделать? – Смех Барр, приятный, музыкальный, поразил Дрэда до глубины души. Он не представлял, как должна смеяться эта ужасная женщина, но уж точно не так, как она смеялась на самом деле! – Вы полагаете, что КТО-ТО вообще в силах это сделать?!
– Это сможете сделать вы. – Дрэду пришлось изобразить уважение и даже толику восхищения.
– Зачем?! – Резко повторила она, оборвав смех. – Зачем это мне?!
– Призвав рыцарей, – вкрадчиво произнес Дрэд, – Драйвер станет спасителем Пустошей. Элодисское герцогство слишком огромно. Несправедливо огромно. Хлоринги, пользуясь своим положением и грубой силой, в свое время прибрали к рукам лучшие земли двух других королевств, совершая безжалостную аннексию. Рим считает, что Хлорингам и созданному ими герцогству пора стать историей. Как вы смотрите на то, что Драйвер станет герцогом Южного герцогства? Норвежцы не позволят ему сделать это ни при каком раскладе. А Риму, в свою очередь, не нужны норвежцы – вообще. Риму приятнее и выгоднее будет иметь здесь свежую кровь, понимаете меня?
